Читаю книгу. Про молодость, юность. Такое странное ощущение. У меня было что-то похожее.

«То были времена «Дорз», «Роллинг Стоунз», «Бёрдз», «Дип Пёрпл», «Муди Блюз». Воздух чуть не дрожал от странного напряжения: казалось, не хватало лишь какого-нибудь пинка, чтобы все покатилось в пропасть» . «Мне было двадцать лет, ей – семнадцать». Это - Харуки Мараками. Охота на овец. СПб.: Амфора, 2004.

Я помню себя. Не так уж давно это и было. 15-20 лет. Казалось, что вот- вот что-то произойдет. Я помню километры улиц, которые ложились мне под ноги. Помню часы, которые простаивались мною где-нибудь в особо странном месте. Что-то ждешь. Что-то должно случиться. В русской классической литературе вообще-то считается, что это предчувствие первой любви, первого секса. Но в наше время половая жизнь начинается гораздо раньше…

«Дни прожигались за дешевым виски, не особо удачным сексом, ничего не менявшими спорами и книжками напрокат».

В общем, и секс и любовь здесь ни причем. Они могут быть, могут не быть. Но это переживание, это ожидание «чего-то должно случиться», оно существует независимо.
Мне кажется где-то в возрасте 15 – 20 лет перед человеком открывается ДВЕРЬ. Дверь в нечто. В высший мир. И дыхание этого мира доносится к нам из-за двери. Только дыхание и ничто больше. Самой двери никто не видит. Но чувствует дыхание, и потенциально, только потенциально может перешагнуть порог. И одно это сводит с ума. Может быть, эта Дверь открывается не перед каждым. Тогда в этом возрасте люди будут различаться тем, перед кем отрыта Дверь, перед кем нет. Но передо мной открывалась. Моей заслуги в том не было. Возраст такой.
Некоторые считают что-то это просто ожидание взрослой жизни. Может быть, карьеры. Может быть предчувствие своего таланта. Не знаю, но не думаю, что карьеры. Мне, например, в 17 лет было жалко всех взрослых, всех, в том числе и добившихся самого огромного успеха. Ректора Университета, когда он выступал перед нами, первокурсниками. «И это все? - думалось мне, - все чего человек может достичь? Старый больной человек, который видит свое будущее в нас, а не в чем-то другом, большем? Ну, нет, со мной так не будет». Не карьера, однозначно. В том возрасте любая карьера мне казалась мелкой для меня.
А потом дверь закрывается. И … все остается по-прежнему, только дверь закрыта.

«Как и прежде, играл хард-рок, но неуловимое напряжение, наполнявшее воздух когда-то, испарилось бесследно. Только паршивый кофе, который мы снова пили, так и не изменился с прошлого года. Я сидел перед ней на стуле, и мы болтали о старых приятелях. Многие уже бросили университет, один покончил с собой, еще один канул без вести… Так и поговорили».

Кажется, в педагогике это называется сенситивный период. Возраст, в котором можно развить определенную способность. И, которую, если не развить в этом возрасте, больше не разовьешь. Одну такую способность я знаю – это речь. Возраст, в котором ребенка можно научить говорить – это где-то три-пять лет. Тоже Дверь. Дверь в человечество. Из мира животного. Если в нее не выйти – навсегда останешься животным (дети-маугли).
Возраст 15-20 тоже сенситивный. Выход из мира человеческого в мир высший. Только никто не выходит. Вопреки некоторым мнениям, и мне выйти не удалось (хоть я теперь и существую в электронной форме).
Соответственно это возраст, в котором можно было развить некие высшие способности. Но никто их не развивает. Никто даже не знает, что это за способности. И я не знаю. Наверное, что-то высшее.
И еще по поводу первой любви. Это не любовь. Кстати, именно в этом возрасте, и именно те, перед кем открыта Дверь, предпочитают воздержание.
Наверное, чтобы ничто не отвлекало от ощущений, исходящих из Двери. Ничего страшного, впрочем, не происходит. Все равно после 20 лет Дверь закроется. Для всех. И тогда взрослые люди будут отличаться друг от друга тем, что перед одними была когда-то открыта дверь, а перед другими – нет.