Кораблю -- взлет!
ну, не кораблю, так птице, и взлет, но не сейчас...
Но это неважно.

Взлет -- это хорошо. Ожидание не должно быть слишком долгим. Это то, что я объясняю иногда Высокой, но она не понимает; она вообще, как они все, не очень людей понимает. Т.е. понимает, но не изнутри. Видит в каждом тот заложенный потенциал, и не важно, зарыт он или нет -- для ее глаз он светится, и поэтому ей трудно уходить от людей и почти невозможно разочаровываться. В чем, действительно? Она ищет, как бы их оправдать, и находит, потому что мир, блин, Искаженный. Еще немного, и я взвою от этой аргументации. О да, Шаламов -- ее писатель.

И мой, кстати, хотя мне все легко. Она в его писаниях видит оправдание, а я обвинение; она видит выстоявших, а я сдавшихся; она видит Зло, а я -- тех, кого это Зло выбирает в слуги, а то и не слуги, а так. Да, она смотрит -- как те, что читают Шаламова сейчас, отказывая себе в праве судить, ибо "нам легче, нам не так". А я -- как собственно имплицитный автор: я на грани, все мы на грани, иначе, как на грани, нельзя -- но и за нее нельзя, никак. А как можно? на грани, на лезвии, изрезая ноги.

Э-эх.
Взлет, взлет, взлет.
Зимнестояние. Год прошел.

Я сделала-делаю-планирую небольшое безумие на после-Нового-года, на последнюю неделю Зимнестояния, но мне еще осталось много времени, слишком много времени, и мне хочется -- днями, обязательно днями -- встречаться, пить кофе, вглядываться в другие глаза, не непременно любящие, красоваться перед этими глазами и фотокамерами, как-то так.

Состояние предвкушения. За это я это время и люблю.