К разговору о смерти, начатому Control_Freak.
Одиночество и смерть глазами ребенка. Мысли из несовсем детской книги, на мой взгляд, в точку.

'Тому было всего десять лет. Он ничего толком не знал о смерти, страхе,
ужасе. Смерть -- это восковая кукла в ящике, он видел ее в шесть лет: тогда
умер его прадедушка и лежал в гробу, точно огромный упавший ястреб,
безмолвный и далекий,-- никогда больше он не скажет, что надо быть хорошим
мальчиком, никогда больше не будет спорить о политике. Смерть--это его
маленькая сестренка: однажды утром (ему было в то время семь лет) он
проснулся, заглянул в ее колыбельку, а она смотрит прямо на него застывшими,
слепыми синими глазами... а потом пришли люди и унесли ее в маленькой
плетеной корзинке. Смерть--это когда он месяц спустя стоял возле ее высокого
стульчика и вдруг понял, что она никогда больше не будет тут сидеть, не
будет смеяться или плакать и ему уже не будет досадно, что она родилась на
свет. Это и была смерть...
Но сейчас тут не просто смерть. В этой летней ночи под далекими
звездами на него разом нахлынуло все, что он испытал, видел и слышал за всю
свою жизнь, и он захлебывался и тонул.
Они сошли с тротуара и зашагали по протоптанной, усыпанной щебнем
тропинке -- по обе стороны густо росла сорная трава, и в ней громко,
неумолчно трещали сверчки. [Том послушно шел за матерью -- большой, храброй,
прекрасной, его защитницей от всего света. Так вдвоем они шли и шли -- и вот
остановились на самом краю цивилизации.
Овраг.
Здесь, в этой пропасти посреди черной чащобы, вдруг сосредоточилось
все, чего он никогда не узнает и не поймет; все, что живет, безыменное, в
непроглядной тени деревьев, в удушливом запахе гниения...
А ведь они с матерью здесь совсем одни.
И ее рука дрожит!
Да, дрожит, ему не почудилось... Но отчего? Мама ведь больше, сильнее,
умнее его? Неужели и она тоже чувствует эту неуловимую угрозу, то зловещее,
что затаилось там, внизу, и сейчас выползет из темноты? Значит, можно
вырасти и все равно не стать сильным? Значит, стать взрослым вовсе не
утешение? Значит, в жизни нет прибежища? Нет такой надежной цитадели, что
устояла бы против надвигающихся ужасов ночи? Сомнения разрывали его.
Мороженое вновь обожгло ему холодом горло, все внутри похолодело, по спине
пошел мороз, оледенели руки и ноги;
ему вдруг стало очень зябко, точно вновь налетел из прошлого
декабрьский ветер.
Так вот оно что! Значит, это участь всех людей, каждый
человек для себя--один-единственный на свете. Один-единственный, сам по
себе среди великого множества других людей, и всегда боится. Вот как сейчас.
Ну закричишь, станешь звать на помощь--кому какое дело?
Тьма поглотит в одно мгновенье; одно чудовищное, леденящее мгновенье--и
все кончено. Еще задолго до рассвета, задолго до того, как полицейские
начнут прощупывать своими фонариками темную, растревоженную тропинку и на
ней зашуршит щебень под ногами людей, которые в смятении кинутся на помощь.
И даже если они сейчас только в пятистах шагах от тебя, а уж наверно так оно
и есть, темный прибой может захлестнуть за три секунды и отнять у тебя все
твои десять лет, и...
Жизнь -- это одиночество. Внезапное открытие обрушилось на Тома как
сокрушительный удар, и он задрожал. Мама тоже одинока. В эту минуту ей
нечего надеяться ни на святость брака, ни на защиту любящей семьи, ни на
конституцию Соединенных Штатов, ни на полицию; ей не к кому обратиться,
кроме собственного сердца, а в сердце своем она найдет лишь неодолимое
отвращение и страх. В эту минуту перед каждым стоит своя, только своя
задача, и каждый должен сам ее решить. Ты совсем один, пойми это раз и
навсегда'
Ray Bradbury
'Dandelion Wine'