Как хорошо в отпуске! Как хорошо, что телефон не дал мне валяться до обеда!

Если летний день солнечный — то он должен быть таким, как сегодня: с прохладным ветерком. Начался он удачно: внезапно нашлась та самая, потерянная «Трое в одной лодке» Джерома, та, которая старая, с замечательными иллюстрациями, естественно — в правильном переводе, с потрёпанными краями, в замусоленной обложке, зачитанная до дыр, прошитая когда-то нитками, чтобы не распадалась, она со своим, особым запахом. Старые вещи находятся. Захотелось прогуляться.

Прошёлся по Восходу мимо недавно выстроенной пивоваренной. Заприметил новую парикмахерскую, уже четвёртую на нашем бродвее в полторы остановки длиной. Купил зубную щётку. День вроде не зря прожит. Первый день отпуска.

Потом прошёлся по Нижегородской, пересёк свою Гурьевскую, спустился вниз по Добролюбова, вернулся вдоль Зыряновской с покуцанными деревьями, а оттого залитой солнцем, вернулся домой в тени снова Гурьевской, по продуваемому прохладой коридорчику из зелёных крон тополей.

Подумал о хотении. Шёл — куда хотел, купил что хотел: зубную щётку вместо журнала про компутерные игры, как собирался вначале. Потому что щётку хотел больше. Так вот, о хотении. Есть такая фраза, очень опасная, будучи понятой невовремя, не на том этапе развития: делать то, что хочется. Но выстраданная самосмирением, бесконечными комплексами перед людьми, навязчивой боязнью собственного хотенья — эта фраза есть ключ к спасению. Понятая человеком со здоровым, зрелым хотением, когда прислушность к настоящим желаниям настолько внимательна, что на уровне близком к автоматизму позволяет отбросить разрозенный шум голосов пространства; когда понятия хочу и надо приближаются друг к другу, чтобы пожать руки в интегральной гармонии созревшей личности — фраза эта правильна, и единственно правильна.

Сегодня я чуть ближе к тому, чтобы её принять.

* * *

люблю глаза твои, мой друг,
с игрой их пламенно-чудесной,
когда их приподнимешь вдруг,
и, словно молнией небесной,
окинешь бегло целый круг.

но есть сильней очарованье:
глаза, потупленные ниц
в минуты страстного лобзанья,
и сквозь опущенных ресниц
угрюмый, тусклый огнь желанья…