30-07-2003 01:42 Cafe » И снова - кое-что от toft-а)))
... только не байки)))
* * *
Любимые стихи.
У Саши Черного. 1930 год... Париж. Эмиграция.
Собачий парикмахер.
В огромном городе так трудно разыскать
Клочок романтики - глазам усталым отдых:
У мутной Сены,
Вдоль стены щербатой,
Где мост последней аркою круглится, -
Навес, скамья и стол.
Старик с лицом поэта,
Склонившись к пуделю, стрижет бугром рунО..
Так благородно-плавны жесты рук,
Так благостны глаза,
Что кажется: а не нашел ли он
Призвание, чудеснейшее в мире?
И пес, подлец, доволен, -
Сам подставляет бок,
Завел зрачок и кисточкою машет...
В жару кудлатым лешим
Слоняться не легко,
И быть красавцем лестно;
Он умница, он это понимает.
Готово!
Клиент, как встрепанный, вскочил - и нАземь.
Ты, лев собачий! Хитрый Дон Жуан
С седою эспаньолкою на морде...
Сквозь рубчатую шерсть чуть розовеет кожа,
Над шеей муфта пышною волной, -
Хозяин пуделя любовно оглядел
И, словно заколдованного принца,
Уводит на цепочке.
С балкона кошка щурится с презреньем...
А парикмахер положил на стол
Болонку старую, собачью полудеву.
РасплАстанную гусеницу в лОхмах...
Сверкнули ножницы, рокочет в Сене вал,
В очках смеется солнце.
Пришла жена с эмалевым судком,
Увядшая и тихая подруга.
Смахнула шерсть с собачьего стола,
Газету распластАла...
Три тОна расцветИли мглу навеса:
Бледно-зеленый, алый и янтарный -
Салат, томаты, хлеб.
Друг другу старики передают
С изысканностью чинной
То нож, то соль...
Молчат, - давно наговорились.
И только кроткие глаза
Не отрываясь смотрят вдаль
На облака - седые корабли,
Плывущие над грязными домами:
Из люков голубых
Сквозь клочья пара
Их прошлое, волнуясь, выплывает.
Я, прохожий,
Смотрю на них с зеленого откоса
Сквозь переплет бурьяна
И тоже вспоминаю:
Там, у себя на родине, когда-то
Читал о них я в повести старинной, -
Их "старосветскими помещиками" звали...
Пускай не их - других, но символ тот же,
И те же выцветшие добрые глаза,
И та же ясная внимательность друг к другу, -
Два старых сердца, спАянных навеки.
Как этот старый человек,
С таким лицом, значительным и тонким,
Стал стричь собак?
Или в огромной жизни
Занятия другого не нашлось?
Или рулетка злая
Подсовывает нам то тот, то этот жребий,
О вкусах наших вовсе не справляясь?
Не знаю...
Но горечи в глазах у старика
Я, соглядАтай тайный, не приметил...
Быть может, в древности он был бы мудрецом,
В углу на площади сидел, лохматый, в бочке
И говорил глупцам прохожим правду
За горсть бобов...
Но современность зла:
Свободных бочек нет,
Сограждане идут своей дорогой,
Бобы подорожали, -
Псы обрастают шерстью,
И надо же кому-нибудь их стричь.
Вот, пообедали. Стол пуст, свободны руки.
Подходит девушка с китайским вурдалаком,
И надо с ней договориться толком,
Как тварь любимую по моде окорнать...
А вот из сочинений Марка Твена.
"Я верю в бога всемогущего.
Я не верю, что он когда-либо посылал через кого-либо
весть человечеству, ни что он сам сообщал её изустно, ни
что он являлся когда-либо и где-либо в образе, видимом
глазам смертных.
Я верю, что и Ветхий, и Новый заветы созданы и записаны
человеками, и что ни одна строка в них не была
подтверждена богом и тем более - продиктована им.
Я считаю, что доброта, справедливость и милосердие божие
проявляются в его творениях: я вижу, что они проявляются
по отношению ко мне в этой жизни; отсюда я логически
заключаю, что они проявятся по отношению ко мне и в
грядущей жизни, если она вообще существует.
Я не верю в провидение. Я верю, что вселенная
управляется строгими и неизменными законами.
Если во время чумы семья одного человека погибла, а
семья другого - уцелела, то это результат действия
закона... бог же не вмешивается в такую мелочь, помогая
одному и карая другого."
"Я не понимаю, каким образом вечные загробные муки могут
служить благой цели, и поэтоиу не верю в них.
Может быть, и разумно наказать человека, чтобы он стал
лучше; может и разумно уничтожить его совсем, если
оказалось, что лучше он стать не может; но вечно
поджаривать его ТОЛЬКО ради удовольствия видеть, как он
поджаривается, - это, во всяком случае, неразумно: даже
свирепому богу, выдуманному древними евреями, это
зрелище в конце концов надоело бы."
"Может быть, загробная жизнь существует, может - нет. Я
глубоко равнодушен к этому вопросу.
Если мне суждено жить снова, то уж наверное для чего-то
более разумного, а не для того, чтобы барахтаться
вечность в огненном озере за нарушение путанных и
противоречивых правил, которые считаются (без доказанных
оснований) божественными установлениями.
Если же за смертью следует полное уничтожение, то
сознавать его я не буду, и, следовательно, это меня
совсем не трогает."
"Я верю, что моральные законы социума порождены опытом
самого этого социума. Для того, чтобы человек понял, что
убийство, воровство и прочее вредны как для совершающего
их, так и для страдающего от них общества, не требуется
нисхождения бога на землю."
"Если я НАРУШАЮ эти законы морали, то не вижу, почему я
этим оскорбляю бога - ибо что ему мои оскорбления? С тем
же успехои я иог бы попытаться запачкать какую-нибудь
отдаленную планету, швыряя в неё грязью.
Мне кажется, что МОИ преступления и проступки вредны
только для меня и для других людей.
ПОДЧИНЯЯСЬ этим законам (морали), я не могу радовать
бога - как не радуется планета тому, что я НЕ швыряю в
неё грязью. (Читая всё это, следует помнить, что, по
моему глубочайшему убеждению, я получил эти законы
только от человека, а совсем не от бога.)
Поэтому я не понимаю, с какой стати в будущей жизни меня
должны наказывать или награждать за то, что я сделал в
этой."
"Если бы мне поручили сотворить бога, я наделил бы его
некоторыми чертами характера и навыками, которых не
хватает нынешнему (библейскому) богу.
Мой бог не стал бы выпрашивать у человека похвал и
лести... и был бы достаточно ВЕЛИКОДУШЕН, чтобы не
требовать их силой.
Он УВАЖАЛ бы себя не меньше, чем всякий порядочный
человек.
Он не был бы торгашом. Он не скупал бы льстивые похвалы
и не выставлял бы на продажу ни земные радости, ни
вечное блаженство... Он не торговал бы этим товаром в
обмен на молитвы. Я внушил бы ему ЧУВСТВО СОБСТВЕННОГО
ДОСТОИНСТВА, свойственное порядочному человеку.
Мой бог ценил бы лишь такую любовь к себе, которая
рождается сама собой в ответ на добро, и пренебрегал бы
той, которую по договоренности платят, за благодеяние.
Искреннее раскаяние погашало бы грех навсегда, и от
человека, раскающегося в глубине души, никто не ждал бы
и не требовал словесных просьб о прощении.
В библии моего бога не было бы смертного греха. Он
признал бы себя и автором, и изобретателем греха, а
равно и автором и изобретателем путей и способов к
совершению греха. Он возложил бы всю ответственность за
совершаемые грехи на того, кто повинен в них... Короче,
признал бы СЕБЯ главным и единственным грешником.
Он не был бы завистлив и мелочен. Даже люди презирают в
себе эту черту.
Он не был бы хвастлив: он скрывал бы, что восторгается
самим собою. Он понял бы, что хвалить СЕБЯ при
занимаемом им положении дурно.
Он не испытывал бы мстительных чувств; тогда он не
произносил бы и мстительных речей.
Не было бы никакого ада - не считая того, в котором мы
живем от колыбели до могилы.
Не было бы и рая - во всяком случае такого, который
описан в библиях всех религий.
Мой бог посвятил хотя бы малую толику вечности на
раздумье о том, почему он создал человека несчастным,
когда мог, тем же усилием, сделать его счастливым. В
оставшееся время он пополнял бы свои сведения по
астрономии."
"Не понимаю, каким образом человек, не лишенный юмора,
может быть верующим - разве что он сознательно закроет
глаза своего рассудка и будет силой держать их
закрытыми."
Марк Твен серьёзен, даже когда шутит. Вот... бывает же!
Кажешься себе самому уж таким оригинальным ))) а потом
вдруг узнаешь свои мысли в текстах, написанных с лишком
сто лет назад!
К годовщине...
[Print]
Гость