(с) Лайрэ Айменель:

Мы звенели и смеялись, играли и танцевали - в том, что для других было бесконечной, но искристой темнотой, а для нас - сияло всеми оттенками серебра и синевы. Как легко - вскинуть руки, закрутить снег легчайшими лентами, посылать их виться в воздухе, кружить, взлетать и падать, скользить поземкой, и танцевать среди этого сияния - о, оно никогда не было просто белым. Легко танцевать среди вьющихся искр, называть все цвета - серебристый, стальной, бледно-голубой, и снова серебро, чувствовать прикосновения снежинок, различать неповторимый узор каждой из них - отступать на шаг, и видеть, как они складываются в целое, что составляет новый узор. Смех - такой же льдистый, как и все вокруг.

Бесконечно можно смотреть, как ветер несет поземку, как выстраивает снежные холмы, как меняет их форму. Бесконечно течет время в долгой зимней ночи - хочешь - поднимись на любую из вершин, туда, где не будет даже снега, потому что злые ветра сорвали его, и только черный, изъеденный теми же неуемными вихрями пик высится - вонзается в небо. Поднимись - и смотри вверх, ты выше скалы, но еще выше - звезды, крупные, огромные звезды. Поющие звезды. И ветер поет - его песнь на вершине дика, неукротима, он пронизывает тебя насквозь, пусть ты сам - тоже ветер и снег, ветер и лед. Стой и чувствуй, что вы родные, но не самые ли страшные враги получаются из тех, кто такой же, как ты? Можно вспомнить того, кто создал тебя, его лед и холод - его жар и огонь, и тех, кто так похож на него, но кто враг ему - стал ли врагом, всегда ли был... Черная вершина, черный камень, кости земли - а над тобой бескрайнее небо, и такие прекрасные, такие холодные звезды.

Бесконечно можно смотреть на ледник - как несокрушимо он стоит, как неотвратимо его движение, как прекрасен голос пластов льда, которые шепчут тебе и друг другу, скрежещут ласково о том, что они движутся, что они идут к холодной, черной воде... Слушать, как обрушиваются в воду, видеть, как откалывается ледяная гора - как громко, возмущенно всплескивает океан! Какая волна вздымается и обрушивается вновь, и вновь вскипает вода! Называть для себя все оттенки, которые видишь - и черный, и фиолетово-черный, и сизый, и антрацитовый... Смеяться и придумывать новые слова, которыми можно назвать то, что видишь - потом принести их братьям, звенеть словами и льдинками - смотрите, слушайте! Морэхэлльа - похоже? Хэлльайанно - ты слышишь этот цвет так же, как я? Найдем новые слова вместе?

Всё это - было, было некогда, бесконечно длились ночи и струился свет звезд, и играли зеленые сполохи, разворачивались как свитки, мерцали и бледнели, и разгорались снова, бесконечно длились дни и сияло солнце, белое солнце, и мириады его отражений во льдах сияли ему в лицо. Струилось время, и острые звезды сдвигались со своих мест, и мы звенели удивленно и придумывали им новые имена. Двигалась земля, рушились пики, стонала земля, когда ее черный хребет переламывался и выстраивался вновь, и поднимались новые скалы, с новыми лабиринтами ходов, и новые пути прокладывали неумолимые ледники.

Тот, кто создал нас, дал нам имя и голос, дал нам жизнь - он уходил и возвращался, и вновь ушел - и мы не ждали его, танцуя в ночи, только знали, что он где-то есть, пусть даже его не почувствовать больше, и каждая звезда пела нам его голосом. Мы не ждали и не тосковали о нем, как можно печалиться, если каждый из нас - это отпечаток его воли, его взгляда и его любви? И его одиночества...
Посмотри на своего брата, если хочешь увидеть того, кто создал тебя - отсвет его сияния в глазах брата, отзвук его музыки в голосе брата, печать его неповторимости - во всем облике брата. Посмотри и не тоскуй, смотри и помни, и знай, что ты сам - такой же... И совершенно другой. Такое же изменичивое, текучее совершенство льда, метели, снега и света.

Стонала земля, стонал воздух, и само время, казалось, выкручивают чьи-то безжалостные руки. Вспыхнуло небо - не тем, привычным нам бледным и зеленым огнем - алое, невиданное многие и многие годы, алое, которое мы успели почти забыть, затопило небо от края до края, и наши снега окрасились в цвет, который мы хотели забыть, но никогда не могли - в цвет горячей живой крови. Взметнулись ветра - черные, злые, оскалившись, рванулись к нам - и насквозь, и впервые мы закричали, узнавая боль и отчаяние, которое приходит с болью. Мы метались - но наши льды обратились против нас, наши снега кипели и исходили жаром, черный камень стал алым и потек там, где раньше текли ледяные реки. Нам больше не было места в мире, да в таком мире уже ничему не могло быть места, и самого мира тоже не могло быть - он искажался, сминался и рушился сам в себя, чтобы вновь подняться, перекрученным, чтобы рухнуть обратно, и с черно-красного неба падали звезды, кровавые, жаркие, гневные.
Мы кричали - и мы вновь услышали его. Мы узнали его - он вернулся. Он вернулся, изменившись страшно, он горел и пылал, но мы не могли не узнать его - даже тая и плавясь, цветок льда остается единственным в своем роде, никогда не станет похожим на что-то другое, его всегда можно узнать - даже если он искорежен, даже если он... искажен.
Он упал к нам с неба, словно еще одна пылающая, черно-алая звезда, он накрыл нас тишиной, и больше не было скрежета камня, грохота скал, кипения лавы. Жар вокруг него, но голос его - тот же лёд и та же зима, к которым мы впервые открыли глаза когда-то.
Уходите, сказал он нам, уходите - я не знаю, какими вы станете там, куда я открою вам дверь, но там вы - будете, вы сможете - стать. Здесь нет больше места для вас, сказал он, и в его голосе стыл морозный туман, вы не можете здесь остаться - я не могу сделать, чтобы вы здесь остались...
И он вскинул руки и опустил их, и завизжал разрезаемый воздух, холодный свет полыхнул и пропал, оставив прореху - проход в новую, молчащую зимнюю ночь.

Мы уходили, скользили друг за другом, один за одним исчезали в проеме, и каждый немного медлил перед тем, как сделать последний шаг - чтобы взглянуть в глаза тому, кто создал нас, и назвать ему свое имя, и повторить - имя его. Он держал для нас этот странный путь, не давая ему закрыться, и слышал каждого, и каждого - знал до последнего перезвона, до мельчайшей ледяной пылинки. Он был с каждым из нас - до последнего шага. И даже чуть дальше - до первого шага по новой земле...

Как тихо было здесь, каким незнакомым шепотом говорил ветер, как странно светили незнакомые звезды. Как долго молчали мы, как тихо двигались, как неловко - так непривычно...
Изнутри каждого прорастало что-то, чему мы не могли дать названия - последний его дар, потому что открытый путь был - предпоследним.
Он повторял имя каждого, произносил его почти так, как надо - немного иначе - и этим касался сути и изменял ее. Новое имя звездой вспыхивало в каждом из нас, и мы чувствовали, что меняемся - так, как расцветает узор инея, как становится все сложней и причудливей снежинка...
Чувствовали, как плотней становимся, тяжелей, как не можем больше развернуть морозные крылья. Знали, что не сможем больше танцевать среди вьюги - будучи ее частью, не почувствуем, как летят сквозь нас иглы ледяного ветра - отдаваясь не болью, а лишь серебряным удивлением и смехом... Кто-то из нас вскрикнул, ломая тишину сухим непривычным треском, вскинул руку - такую плотную, странную руку - и засмеялся, увидев, как послушно взметнулась лента вьюги. Мы смеялись тогда, привыкая к новым телам, новым голосам, двигались неловко, делали шаги - такие же шаги, какие делали плотные там, дома... Дома.
Я обернулся тогда и взглянул туда, где только что были врата - врата, за которыми остались наши льды и скалы, наши земли, наше небо и наши ветра. Я вспомнил - еще одного, который был создан. Он приходил к нам, он был яростен, он говорил...

- Это наш дом. Теперь это наш дом, и мы никогда не оставим его. Больше никто не заставит нас уйти.

И ледяной меч с готовностью лег в мою ладонь.