Они лежали, обнявшись, на старом-престаром, пережившем все возможные и невозможные испытания плаще ночного дозорного.

Зима успела обрести уже полную силу, туманы и частые оттепели начала её правления сменились калёными морозами и безупречной прозрачностью исчерна-синего беспредельно высокого неба, усыпанного сверкающими льдинками звёзд.

— Когда я был ещё совсем юным Пробуждённым, мне нравилось думать, что там на небесах — великие Странники прошлого. Вдохновенные прорицатели, мудрецы и все Короли Ночи,— заговорил Эссейнир Белая Река, рассеянно-ласково водя ладонью по груди супруга. — А ты? Ты никогда так не думал?

— О Королях Ночи точно нет! — улыбнулся Алтэрин Презревший Преграду. — Ты, кажется, начинаешь забывать, что я Обращённый, а не Пробуждённый.

— Нет, я не забываю, конечно. Я имею в виду, что ты, может быть, тоже во что-то такое верил. Ну, например, что там скачет в темноте сам милорд-основатель дома Маллистеров, а звёзды — это искры из-под копыт его коня.

— Мне слишком рано объяснили, что на небе живут боги, а не люди, — признался Алтэрин. — У нас в замке был невероятно скучный мейстер.

Эссейнир встал с плаща, подошёл к растущему в нескольких шагах от места, на котором он был расстелен, белому сердце-древу. Осторожно погладил по коре хмурое лицо.

— Я раньше никогда не верил в богов. А теперь...

— Что теперь? — Алтэрин тоже поднялся и подошёл к священному дереву. — Стал верить?

— Почти. Потому что мне иногда кажется, что наша встреча — это кем-то спетая песня. Красивая и капельку печальная песня о верности и любви. А кто ещё, кроме богов, мог спеть песню, которая сбывается?

Он тихонечко засмеялся — шорох-перезвон тоненьких льдинок.

— Помнишь, как я всё никак не мог взять в толк, что такое это ваше Седьмое пекло?

— Помню, — Алтэрин подобрал красный листок и подойдя к любимому поближе, пристроил в его роскошных чёрных волосах.

— Ну, вот, — шутливо надулся Эссейнир, — теперь я похож на Живущих Летом!

— Нисколечко не похож. Просто тебе очень к лицу что-нибудь яркое. Почему ты сам никогда не украшал свои волосы?

— Просто в голову не приходило. И в конце концов, если лесной мусор в моих волосах так нравится тебе, сам этим и занимайся всякий раз после того, как я проснусь. Седьмое вот это самое твоё пекло! — ругательство Эссейнир произнёс очень старательно. Потому что запомнил и выучил его на мало привычном вестеросском Всеобщем. Перевести это понятие на скрот Алтэрину-Обращённому так и не удалось. Даже, когда он в совершенстве постиг наречие Снежных Странников.

Место было то самое. Именно это чардрево видело, как одинокий чёрный брат пытался выстоять против Посланников и как Иной пришёл к нему на помощь. А теперь Эссейнир и Алтэрин просто любили приходить сюда. Ласкать друг друга, устроившись на стареньком плаще, любоваться звёздами, разговаривать обо всём на свете. Здесь у их любви был дом. И небо хранило бесконечные «А помнишь?».

Близился праздник Благодарения Ночи, уже второй, который они встретят вместе. Далеко-далеко в прошлом — вечность назад? пропасть назад? — Алтэрина звали иначе, и он даже не подозревал, что существует такой праздник. Он о многом тогда даже не подозревал.

— Кстати, совсем забыл тебе сказать, — спохватился Эссейнир. — Мейахнар передавал, что есть новости из Дозора.

Мейахнар Любимец Ветра, не боявшийся со своим скъятом, таким же отчаянным, как его предводитель, наверное, даже пресловутого пекла, так и держался неподалёку от Преграды-Стены. С тех самых пор, когда он оказался там, потому что ему захотелось проверить, насколько близко к ней вообще можно подойти беспрепятственно, а младший братишка, сумасшедший от первой любви, попросил его приглядывать за чёрной вороной по имени Элтон Маллистер. Любимцу Ветра понравилось, как говорил он сам «дёргать опасность за плащ», и теперь он постоянно бродил там и периодически рассказывал что-нибудь о делах замка.

— Какие новости? — Алтэрин посерьёзнел.

— Плохие, но такие плохие, из которых рождаются хорошие. Умер ваш старик-командующий. Вроде бы от печени. А новым, скорее всего, станет тот мудрый воин, который провожал тебя тогда на нашу сторону. Ты ему тогда ещё своё драконье стекло отдал. Во всяком случае, по словам Мейахнара, большинство братьев хочет именно его.

— А Первый Разведчик?

Эссейнир презрительно скривился.

— Первый Разведчик... Мейахнар говорит, что он уже дохлая ворона, хотя сам ещё не знает об этом. Рано или поздно он высунется из замка. И не успеет даже об этом пожалеть.

Лукавинка в глазах Эссейнира безошибочно подсказала Обращённому, кто именно мог дополнительно попросить Любимца Ветра об этом. Хотя, может быть, никаких дополнительных просьб было и не нужно — Первый Разведчик как раз из тех людей, что способны довести до жажды убийства даже каменную стену. Гораздо важнее было то, что дозор, оконченный этим мерзким типом, мог означать пусть слабенькую, но надежду, пусть призрачную, но возможность однажды увидеться с сиром Джорреном, Гартом-ланниспортцем и всеми остальными, кто был Элтону небезразличен в чёрном замке.

Эссейнир так и не разучился подхватывать его мысли.

— Если хочешь, мы отправимся туда после Благодарения Ночи. Покрутимся поблизости, как Мейахнар, может, что-то у нас и выйдет. Кстати, мне тут знаешь, что на ум пришло?

— Что? — спросил Алтэрин, не подозревая никакого подвоха.

— А вот что! Смотри: обращал-то тебя ни кто иной, как раз, как Мейахнар. Мне он этого не доверил, как младшему, сам всё сделал.

— Ну, да... Я не понимаю, причём тут это.

— При том, что, похоже, не только он тебе частицу вечной Зимы передал. Но и ты ему — какие-то странные чары вороньих перьев. Так что в том, что брат теперь самозабвенно в разведчиков играет только ты один и виноват! — Эссейнир звонко рассмеялся и кинул в бывшего дозорного пригоршню послушного снега.

— Ах ты... — с притворной яростью зарычал Алтэрин, пытаясь поймать и примерно наказать насмешника. Через несколько мгновений у него это получилось, и оба с хохотом бухнулись в сугроб.

Лицо, вырезанное на белом древе выглядело сейчас очень недовольным. Наверное, глядящему его глазами богу не нравилось, что шуточная драка, как он видел уже много раз, закончится поцелуем, а после поцелуя, опять же, как он уже много раз видел, последует всё-то, чему естественно следовать за поцелуями.

Может быть, этот бог считал, что таким древним, могучим и даже зловещим существам. как Белые Ходоки надлежит вести себя всё-таки ну, хоть капельку посолиднее.