В Колледже еще писал какую-то чухню по "Разгрому" Фадеева. То ли сочинение, то ли эссе, то ли просто размышления. Уж и не упомню точно "жанр" этого опуса, помню только тему: "Могу ли я осудить Мечика?" На тот момент осудить не мог. Тогда передо мной лежали чудесные перспективы попасть в армию после Колледжа, лежала начавшаяся вторая Чеченская, сидели в голове рассказы старших друзей о Чечне и от людей еще постарше - об Афгане. Жуткие дела все эти войны. Люди, в обычных условиях, не умеющие толком связать двух слов и рассказать, к примеру, анекдот, начиная рассказывать о войне, вдруг открывают в себе удивительное красноречие и рассказывают как-то так, что сразу всё становится понятно. Кто, кого, когда, чем именно, в какое место и где там была засада. И переспрашивать не надо. Просто сиди и слушай.

И слушал про то, как много людей ломаются, попав в этот ад. Как все их убеждения из прошлой жизни оборачиваются мыльным пузырем. И почему-то был твердо уверен, что, оказавшись в подобной ситуации, я буду среди них, тоже не сдюжу, струхну. Почему - уже сам не помню, но предубеждение такое было. Посему Мечика осудить и не мог. Для меня тогда он был молодым человеком, который сунулся совсем не туда, куда намеревался. Попал в котел, у которого приоткрыта крышка. В такой котел можно попасть через прорезь, но обратно ты уже не вылезешь - потому как всё кипит внутри, выпуская пар через эту прорезь, но не выпуская основное варево. Таких миллионы - думающих об одном, мечтающих о подвигах мушкетеров, Фрэнсиса Дрейка и Андрея Болконского. И практически для любого реальное положение дел оказывается шоком. Другое дело, что далеко не все одинаково реагируют на этот шок.

Все проблемы - от головы. Чем больше там умных мыслей разных умных людей, которые давно уже отошли в лучший мир, наградив нас своей весьма неоднозначной мудростью, тем больше различных терзаний и раздумий о следующем шаге. Не так легко отказаться от привычного образа мыслей, забыть про этих мудрых старцев и начать жить одним моментом. Война в том смысле показывает реальную сущность человека, что решения там приходится принимать молнеиносно. Экстремальнее ситуации просто не представить. Без войн человечество бы скисло в соку собственной житейской мудрости. На войне же можно проявить себя настоящего, не прилагая особых усилий. Просто будь собой и делай так, как тебе велит твое сердце (оно ведать не ведает про всяких Аристотелей и Платонов).

Так что Мечик, пусть даже жаль, что он попал в такую кашу, всё-таки оказался гнидой. Я б его не только осудил, а и повесил (стрелять - патронов жалко), и хоронить бы не стал - бросил бы у дороги на радость воронам, собакам и волкам. Он стал собой, как и любой на войне. Но это его настоящее "я" оказалось еще хуже, чем "я", созданное им самим на основе прочитанных классиков и прочих умников.

"Мечик знал, что сам никогда не поступил бы так с корейцем,
но свинью он ел вместе со всеми, потому что был голоден."

И всё бы ничего, если бы он втихую помер в первом же бою или пустил бы себе пулю в висок, не выдержав груза собственного ничтожества. Но застрелиться духа у него не хватило, а втихую помереть ему не посчастливилось. Скорее всего эту сволочь пристрелили (красные ли, белые ли) сразу после тех событий, которыми "Разгром" заканчивается, но в самой книге он успел погубить очень много людей. И уже за это он заслуживает самой позорной смерти. Вроде бы совсем немного времени прошло после окончания Колледжа, а я для себя как-то однажды за эти четыре года зарубку на память сделал, что нет ничего хуже, чем подвести доверившихся тебе в критической ситуации людей. Особенно если кинуть тех людей, которые тебя принимали если не за своего, то уж точно не за чужого. То есть среди ночи горло перерезать не пытались. Иногда выходит так, что подводить всё-таки приходится. Чаще всего это такие дела, за которые можно извиниться, про которые можно забыть. Но случай вроде случая с Мечиком - это через край. Хотя он сам думал о таких случаях и думал о них примерно в тех словах, которые я пишу сейчас. Мол, "если приспичит, то я! да я их всех! да я их одной левой! живота не пожалею!" ...а в итоге оказалось это всё самообманом. Конечно, может, обманываюсь и я, но у меня есть основания верить, что для меня это не самообман.

- Постой, - сказал он наконец, тронув его за рукав, и Мечик с
особенной ясностью почувствовал на себе его большие и темные глаза. - Ты,
брат, наговорил - не проворотишь!.. Остановимся пока на этом. Возьмем самое
важное... Ты говоришь, что каждый здесь смотрит только за тем, чтобы набить
свое брюхо...
- Да нет же! - воскликнул Мечик: ему казалось, что самое важное в его
словах было не это, а то, как ему плохо здесь живется, как все его
несправедливо обижают и как он хорошо делает, говоря об этом откровенно,
начистоту.

В условиях войны человек становится в том смысле человеком, что ему приходится так или иначе начать думать за других, заботиться прежде всего о благополучии других: своей Родины, своих однополчан. Только в этом случае можно рассчитывать на ответную помощь, только в этом случае появится уверенность в том, что спину тебе всегда прикроют, что за тебя отомстят и что все вместе вы делаете нужное дело, а значит и умирать не страшно. Думающие в ином разрезе становятся Мечиками, которых можно и нужно осуждать.

Current music: Высоцкий Владимир - В записях Михаила Шемякина (CD 3) - Аэрофлот