15:04 06-12-2017
Ну, что сказать...
Не в первый раз сталкиваюсь с тем, как женщины. Молодые, с во и прочими атрибутами цивилизации в анамнезе бегут до гадалок, ведьм, колдунов, экстрасенсов. А сами чуть ли не директорши медиахолдингов или там профессорши. Бегут из-за мужыков и всяких там любовей. Как? Ну, вот как можно быть такими виктимными? Сами идут, и голову в пасть укладывают всяким мошенникам с криком: "Откусите, ну откусите же!"
Лично я видела в реальности только настоящую гадалку, это была двоюродная бабка моего мальчика. Фактически неграмотная, 1917 г.р., очень простецкая, но чистая душой, можно сказать, юродивая, в бога верила. Но в роду у них были, и черная ведьма, которая не щадила для своих мерзостей даже свою родню, и цыганщина. Так вот гадала она без баболова в свой карман. И по фотке могла гадать, называла это "на образ раскладывать карты". И она-то реально была не мошенница, потому что мне полностью описывали личную ситуацию девы с фотки, и она мне слово в слово рассказала эту саму ситуацию из прошлого и настоящего. Я просто молча сидела рядом, ни слова о клиентке не сказала.
Так вот никакого баболова, никакого личного обогащения. Никакого. Ибо так и должно быть. А эти умные, образованные, современные, как встарь, бегут к тупорылым, вороватым, непорядочным и отдают последнее. ЛюбовЪ же. XX| век на дворе, чо.
Лично я видела в реальности только настоящую гадалку, это была двоюродная бабка моего мальчика. Фактически неграмотная, 1917 г.р., очень простецкая, но чистая душой, можно сказать, юродивая, в бога верила. Но в роду у них были, и черная ведьма, которая не щадила для своих мерзостей даже свою родню, и цыганщина. Так вот гадала она без баболова в свой карман. И по фотке могла гадать, называла это "на образ раскладывать карты". И она-то реально была не мошенница, потому что мне полностью описывали личную ситуацию девы с фотки, и она мне слово в слово рассказала эту саму ситуацию из прошлого и настоящего. Я просто молча сидела рядом, ни слова о клиентке не сказала.
Так вот никакого баболова, никакого личного обогащения. Никакого. Ибо так и должно быть. А эти умные, образованные, современные, как встарь, бегут к тупорылым, вороватым, непорядочным и отдают последнее. ЛюбовЪ же. XX| век на дворе, чо.
показать
тэги [ real life ]
[ думы-думы ]
[ дыбра мать ее ититЪ ]
[ музыка ]
[ пошто-пошто ]
[ тихий ужас ]
[ я наплевал на вас специально ]
12:35 06-12-2017
В настроение...
показать
10:12 06-12-2017
Пост-призыв
Значитца так. Короче, вот. У меня накипело. То, что они отличаются от нас - не повод дискриминировать их и отказывать в радостях жизни. И еще не факт, что онЕ меньшинство, кста! Короче, омномном! Даешь равенство во всем! 
читать подробнее
читать подробнее
тэги [ а я тут балуюсь фигней ]
[ дыбра мать ее ититЪ ]
[ злобо-эротично ]
[ пошто-пошто ]
[ фоточки ]
[ чисто на поржать ]
коммы [4]
09:55 06-12-2017
Дождливый день, предки-враги или как я разводилась
Как-то раз шел дождь, и я поцапалась с моим мальчиком. Начали с себя любимых. Выяснили какие же мы хреновые. И я, и он. Затем копнули. Глубоко, еще глубже. ГлЫбоко, короче! Спецтехника отдыхает! Мой мальчик вспомнил про то, как его героические предки громили моих в великую войну.
— С чего ты взял, что мои были немцы? — хладнокровно вопросила я. — Вдруг онЕ были евреи, эстонцы, еще кто???
— Все равно громили! — припечатал он. — Помнишь фильм "Горячий снег"? Так вот мой дедушка лежал в том снегу и громил твою вражескую родню! И ты просто мерзавец, да и все тут!
— А это случаем, не повод для развода? — поинтересовалась я.
— Еще какой! — прищурился он.
— Значит, разводимся? — спросила я.
— Разводимся, — подтвердил он.
— Вот и чудненько, — с энтузиазмом воскликнула я, и мы разошлись.
Он в комнату, я на кухню. Достала кусок мяса и начала готовить на пожрать. Ибо война разводом, а кушать надо. Сытно и вкусно. Не прошло и минуты с момента запаха жарящегося продукта, как раздался громкий крик, призывающий вроде как меня. Не, я практически незлопамятная, так что пришла. С ножом наперевес.
— Это ... — сказал мой мальчик. — Ты, конечно, очень плохой человек.
— Еще какой плохой, — подумала я, помахивая ножом.
— Но ты мне почти не противоречишь и исключительно готовишь мясо. Поэтому будешь терпеть меня до конца дней.
— То есть развода не будет? — уточнила я.
— Щас прям! Размечталась! — рассердился он, и показал фигуру из трех пальцев. — Хочешь легко отделаться? Ага, хаха.
— Ну, раз так, — подытожила я. — Пойду на кухню, а то мясо сгорит.
— И макароны свари, — попросил мой мальчик и включил песенку "Лили Марлен".
По концовке: Однако снова был облом разводу и сковородка мяса в остатке.
— С чего ты взял, что мои были немцы? — хладнокровно вопросила я. — Вдруг онЕ были евреи, эстонцы, еще кто???
— Все равно громили! — припечатал он. — Помнишь фильм "Горячий снег"? Так вот мой дедушка лежал в том снегу и громил твою вражескую родню! И ты просто мерзавец, да и все тут!
— А это случаем, не повод для развода? — поинтересовалась я.
— Еще какой! — прищурился он.
— Значит, разводимся? — спросила я.
— Разводимся, — подтвердил он.
— Вот и чудненько, — с энтузиазмом воскликнула я, и мы разошлись.
Он в комнату, я на кухню. Достала кусок мяса и начала готовить на пожрать. Ибо война разводом, а кушать надо. Сытно и вкусно. Не прошло и минуты с момента запаха жарящегося продукта, как раздался громкий крик, призывающий вроде как меня. Не, я практически незлопамятная, так что пришла. С ножом наперевес.
— Это ... — сказал мой мальчик. — Ты, конечно, очень плохой человек.
— Еще какой плохой, — подумала я, помахивая ножом.
— Но ты мне почти не противоречишь и исключительно готовишь мясо. Поэтому будешь терпеть меня до конца дней.
— То есть развода не будет? — уточнила я.
— Щас прям! Размечталась! — рассердился он, и показал фигуру из трех пальцев. — Хочешь легко отделаться? Ага, хаха.
— Ну, раз так, — подытожила я. — Пойду на кухню, а то мясо сгорит.
— И макароны свари, — попросил мой мальчик и включил песенку "Лили Марлен".
По концовке: Однако снова был облом разводу и сковородка мяса в остатке.
показать
тэги [ real life ]
[ драма моей жизни ]
[ думы-думы ]
[ дыбра мать ее ититЪ ]
[ музыка ]
[ накатило вдруг лавандовое ]
[ чому я не сокил, чому ни летаю? ]
[ я наплевал на вас специально ]
09:44 06-12-2017
Что такое хорошо и что такое плохо по версии ФМ. Достоевского из "Бесов"
Нигилисты - плохо. Это о них речугу толкает персонаж.
показать
— Теперь прочитайте мне еще одно место... о свиньях, — произнес он вдруг.
— Чего-с? — испугалась ужасно Софья Матвеевна.
— О свиньях... это тут же... я помню, бесы вошли в свиней и все потонули. Прочтите мне это непременно; я вам после скажу, для чего. Я припомнить хочу буквально. Мне надо буквально.
Софья Матвеевна знала Евангелие хорошо и тотчас отыскала от Луки то самое место, которое я и выставил эпиграфом к моей хронике. Приведу его здесь опять:
«Тут же на горе паслось большое стадо свиней, и бесы просили Его, чтобы позволил им войти в них. Он позволил им. Бесы, вышедши из человека, вошли в свиней; и бросилось стадо с крутизны в озеро и потонуло. Пастухи, увидя происшедшее, побежали и рассказали в городе и в селениях. И вышли видеть происшедшее и, пришедши к Иисусу, нашли человека, из которого вышли бесы, сидящего у ног Иисусовых, одетого и в здравом уме, и ужаснулись. Видевшие же рассказали им, как исцелился бесновавшийся».
— Друг мой, — произнес Степан Трофимович в большом волнении, — ... это чудесное и... необыкновенное место было мне всю жизнь камнем преткновения... так что я это место еще с детства упомнил. Теперь же мне пришла одна мысль... Мне ужасно много приходит теперь мыслей: видите, это точь-в-точь как наша Россия. Эти бесы, выходящие из больного и входящие в свиней, — это все язвы, все миазмы, вся нечистота, все бесы и все бесенята, накопившиеся в великом и милом нашем больном, в нашей России, за века, за века! Но великая мысль и великая воля осенят ее свыше, как и того безумного бесноватого, и выйдут все эти бесы, вся нечистота, вся эта мерзость, загноившаяся на поверхности... и сами будут проситься войти в свиней. Да и вошли уже, может быть! Это мы, мы и те, и Петруша... и я, может быть, первый, во главе, и мы бросимся, безумные и взбесившиеся, со скалы в море и все потонем, и туда нам дорога, потому что нас только на это ведь и хватит. Но больной исцелится и «сядет у ног Иисусовых»... и будут все глядеть с изумлением...
Либералы - тоже плохо. Всеми Федя недоволен.
Наш русский либерал прежде всего лакей и только и смотрит, как бы кому-нибудь сапоги вычистить.
А вот что, видимо, хорошо.
Шатов принагнулся опять на стуле и на мгновение даже опять было поднял палец.
— Ни один народ, — начал он, как бы читая по строкам и в то же время продолжая грозно смотреть на Ставрогина, — ни один народ еще не устраивался на началах науки и разума; не было ни разу такого примера, разве на одну минуту, по глупости. Социализм по существу своему уже должен быть атеизмом, ибо именно провозгласил, с самой первой строки, что он установление атеистическое и намерен устроиться на началах науки и разума исключительно. Разум и наука в жизни народов всегда, теперь и с начала веков, исполняли лишь должность второстепенную и служебную; так и будут исполнять до конца веков. Народы слагаются и движутся силой иною, повелевающею и господствующею, но происхождение которой неизвестно и необъяснимо. Эта сила есть сила неутолимого желания дойти до конца и в то же время конец отрицающая. Это есть сила беспрерывного и неустанного подтверждения своего бытия и отрицания смерти. Дух жизни, как говорит Писание, «реки воды живой», иссякновением которых так угрожает Апокалипсис. Начало эстетическое, как говорят философы, начало нравственное, как отождествляют они же. «Искание бога» — как называю я всего проще. Цель всего движения народного, во всяком народе и во всякий период его бытия, есть единственно лишь искание бога, бога своего, непременно собственного, и вера в него как в единого истинного. Бог есть синтетическая личность всего народа, взятого с начала его и до конца. Никогда еще не было, чтоб у всех или у многих народов был один общий бог, но всегда и у каждого был особый. Признак уничтожения народностей, когда боги начинают становиться общими. Когда боги становятся общими, то умирают боги и вера в них вместе с самими народами. Чем сильнее народ, тем особливее его бог. Никогда не было еще народа без религии, то есть без понятия о зле и добре. У всякого народа свое собственное понятие о зле и добре и свое собственное зло и добро. Когда начинают у многих народов становиться общими понятия о зле и добре, тогда вымирают народы и тогда самое различие между злом и добром начинает стираться и исчезать. Никогда разум не в силах был определить зло и добро или даже отделить зло от добра, хотя приблизительно; напротив, всегда позорно и жалко смешивал; наука же давала разрешения кулачные. В особенности этим отличалась полунаука, самый страшный бич человечества, хуже мора, голода и войны, неизвестный до нынешнего столетия. Полунаука — это деспот, каких еще не приходило до сих пор никогда. Деспот, имеющий своих жрецов и рабов, деспот, пред которым всё преклонилось с любовью и с суеверием, до сих пор немыслимым, пред которым трепещет даже сама наука и постыдно потакает ему. Всё это ваши собственные слова, Ставрогин, кроме только слов о полунауке; эти мои, потому что я сам только полунаука, а стало быть, особенно ненавижу ее. В ваших же мыслях и даже в самых словах я не изменил ничего, ни единого слова.
Народ — это тело божие. Всякий народ до тех только пор и народ, пока имеет своего бога особого, а всех остальных на свете богов исключает безо всякого примирения; пока верует в то, что своим богом победит и изгонит из мира всех остальных богов. Так веровали все с начала веков, все великие народы по крайней мере, все сколько-нибудь отмеченные, все стоявшие во главе человечества. Против факта идти нельзя. Евреи жили лишь для того, чтобы дождаться бога истинного, и оставили миру бога истинного. Греки боготворили природу и завещали миру свою религию, то есть философию и искусство. Рим обоготворил народ в государстве и завещал народам государство. Франция в продолжение всей своей длинной истории была одним лишь воплощением и развитием идеи римского бога, и если сбросила наконец в бездну своего римского бога и ударилась в атеизм, который называется у них покамест социализмом, то единственно потому лишь, что атеизм все-таки здоровее римского католичества. Если великий народ не верует, что в нем одном истина (именно в одном и именно исключительно), если не верует, что он один способен и призван всех воскресить и спасти своею истиной, то он тотчас же перестает быть великим народом и тотчас же обращается в этнографический материал, а не в великий народ. Истинный великий народ никогда не может примириться со второстепенною ролью в человечестве или даже с первостепенною, а непременно и исключительно с первою. Кто теряет эту веру, тот уже не народ. Но истина одна, а стало быть, только единый из народов и может иметь бога истинного, хотя бы остальные народы и имели своих особых и великих богов. Единый народ-«богоносец» — это русский народ...
— Чего-с? — испугалась ужасно Софья Матвеевна.
— О свиньях... это тут же... я помню, бесы вошли в свиней и все потонули. Прочтите мне это непременно; я вам после скажу, для чего. Я припомнить хочу буквально. Мне надо буквально.
Софья Матвеевна знала Евангелие хорошо и тотчас отыскала от Луки то самое место, которое я и выставил эпиграфом к моей хронике. Приведу его здесь опять:
«Тут же на горе паслось большое стадо свиней, и бесы просили Его, чтобы позволил им войти в них. Он позволил им. Бесы, вышедши из человека, вошли в свиней; и бросилось стадо с крутизны в озеро и потонуло. Пастухи, увидя происшедшее, побежали и рассказали в городе и в селениях. И вышли видеть происшедшее и, пришедши к Иисусу, нашли человека, из которого вышли бесы, сидящего у ног Иисусовых, одетого и в здравом уме, и ужаснулись. Видевшие же рассказали им, как исцелился бесновавшийся».
— Друг мой, — произнес Степан Трофимович в большом волнении, — ... это чудесное и... необыкновенное место было мне всю жизнь камнем преткновения... так что я это место еще с детства упомнил. Теперь же мне пришла одна мысль... Мне ужасно много приходит теперь мыслей: видите, это точь-в-точь как наша Россия. Эти бесы, выходящие из больного и входящие в свиней, — это все язвы, все миазмы, вся нечистота, все бесы и все бесенята, накопившиеся в великом и милом нашем больном, в нашей России, за века, за века! Но великая мысль и великая воля осенят ее свыше, как и того безумного бесноватого, и выйдут все эти бесы, вся нечистота, вся эта мерзость, загноившаяся на поверхности... и сами будут проситься войти в свиней. Да и вошли уже, может быть! Это мы, мы и те, и Петруша... и я, может быть, первый, во главе, и мы бросимся, безумные и взбесившиеся, со скалы в море и все потонем, и туда нам дорога, потому что нас только на это ведь и хватит. Но больной исцелится и «сядет у ног Иисусовых»... и будут все глядеть с изумлением...
Либералы - тоже плохо. Всеми Федя недоволен.
Наш русский либерал прежде всего лакей и только и смотрит, как бы кому-нибудь сапоги вычистить.
А вот что, видимо, хорошо.
Шатов принагнулся опять на стуле и на мгновение даже опять было поднял палец.
— Ни один народ, — начал он, как бы читая по строкам и в то же время продолжая грозно смотреть на Ставрогина, — ни один народ еще не устраивался на началах науки и разума; не было ни разу такого примера, разве на одну минуту, по глупости. Социализм по существу своему уже должен быть атеизмом, ибо именно провозгласил, с самой первой строки, что он установление атеистическое и намерен устроиться на началах науки и разума исключительно. Разум и наука в жизни народов всегда, теперь и с начала веков, исполняли лишь должность второстепенную и служебную; так и будут исполнять до конца веков. Народы слагаются и движутся силой иною, повелевающею и господствующею, но происхождение которой неизвестно и необъяснимо. Эта сила есть сила неутолимого желания дойти до конца и в то же время конец отрицающая. Это есть сила беспрерывного и неустанного подтверждения своего бытия и отрицания смерти. Дух жизни, как говорит Писание, «реки воды живой», иссякновением которых так угрожает Апокалипсис. Начало эстетическое, как говорят философы, начало нравственное, как отождествляют они же. «Искание бога» — как называю я всего проще. Цель всего движения народного, во всяком народе и во всякий период его бытия, есть единственно лишь искание бога, бога своего, непременно собственного, и вера в него как в единого истинного. Бог есть синтетическая личность всего народа, взятого с начала его и до конца. Никогда еще не было, чтоб у всех или у многих народов был один общий бог, но всегда и у каждого был особый. Признак уничтожения народностей, когда боги начинают становиться общими. Когда боги становятся общими, то умирают боги и вера в них вместе с самими народами. Чем сильнее народ, тем особливее его бог. Никогда не было еще народа без религии, то есть без понятия о зле и добре. У всякого народа свое собственное понятие о зле и добре и свое собственное зло и добро. Когда начинают у многих народов становиться общими понятия о зле и добре, тогда вымирают народы и тогда самое различие между злом и добром начинает стираться и исчезать. Никогда разум не в силах был определить зло и добро или даже отделить зло от добра, хотя приблизительно; напротив, всегда позорно и жалко смешивал; наука же давала разрешения кулачные. В особенности этим отличалась полунаука, самый страшный бич человечества, хуже мора, голода и войны, неизвестный до нынешнего столетия. Полунаука — это деспот, каких еще не приходило до сих пор никогда. Деспот, имеющий своих жрецов и рабов, деспот, пред которым всё преклонилось с любовью и с суеверием, до сих пор немыслимым, пред которым трепещет даже сама наука и постыдно потакает ему. Всё это ваши собственные слова, Ставрогин, кроме только слов о полунауке; эти мои, потому что я сам только полунаука, а стало быть, особенно ненавижу ее. В ваших же мыслях и даже в самых словах я не изменил ничего, ни единого слова.
Народ — это тело божие. Всякий народ до тех только пор и народ, пока имеет своего бога особого, а всех остальных на свете богов исключает безо всякого примирения; пока верует в то, что своим богом победит и изгонит из мира всех остальных богов. Так веровали все с начала веков, все великие народы по крайней мере, все сколько-нибудь отмеченные, все стоявшие во главе человечества. Против факта идти нельзя. Евреи жили лишь для того, чтобы дождаться бога истинного, и оставили миру бога истинного. Греки боготворили природу и завещали миру свою религию, то есть философию и искусство. Рим обоготворил народ в государстве и завещал народам государство. Франция в продолжение всей своей длинной истории была одним лишь воплощением и развитием идеи римского бога, и если сбросила наконец в бездну своего римского бога и ударилась в атеизм, который называется у них покамест социализмом, то единственно потому лишь, что атеизм все-таки здоровее римского католичества. Если великий народ не верует, что в нем одном истина (именно в одном и именно исключительно), если не верует, что он один способен и призван всех воскресить и спасти своею истиной, то он тотчас же перестает быть великим народом и тотчас же обращается в этнографический материал, а не в великий народ. Истинный великий народ никогда не может примириться со второстепенною ролью в человечестве или даже с первостепенною, а непременно и исключительно с первою. Кто теряет эту веру, тот уже не народ. Но истина одна, а стало быть, только единый из народов и может иметь бога истинного, хотя бы остальные народы и имели своих особых и великих богов. Единый народ-«богоносец» — это русский народ...