"...По поводу главной проблемы современного мира художники удачных решений не нашли. Кроме работ израильтянина Давида Тартаковера, который вписывает свое изображение с обозначением «художник» на спине в реальные снимки последствий израильских терактов. Эти плакаты получились такими сильными, что от них хочется немедленно отвернуться."
«Огонек», Без жала

В Израиле не так уж много мэтров дизайна. Один из них - Давид Тартаковер, которого и студенты, и другие преподаватели в "Бецалеле" и в глаза, и за глаза звали просто Тарта. Израиль, все-таки, очень демократичная страна. Декана факультета дизайна все звали просто Джоголь, хотя настоящее его имя было Шимон Зандауз. Тарта вел обязательный курс концептуального мышления на втором курсе, и несколько выборочных на 3 и 4-ом: политический плакат, концептуальный плакат и фестивальная графика. Был он лысым, плотным, нервным и довольно вульгарным шовинистом, резким критиком, любил простой дизайн, ясную идею, говорил в лоб то, что думает, без всяких сентиментов. Имел привычку, когда нервничает, скалиться и выпучивать глаза. Мальчишки с ним грызлись с пеной у рта, но, думаю, все же уважали и любили, как уважают и любят мужчины по-настоящему сильных духом, девицы же линяли с его курсов одна за другой, рыдали от его критики и терпеть его не могли.

Вспоминаются несколько случаев:
Ноа Касуто никак не могла сдать свой проект - Тарте ничего не нравилось. Когда она в пятый раз принесла очередное вымученное произведение, Тарта ей сказал: "Знаешь что, ладно - 60 (проходной балл - 55)." - и добавил: "А ты сегодня специально пришла в мини-юбке? Я знаю, специально..."

Лиат (она тоже работает со мной у Баруха, девушка высокая, красивая, талантливая и очень чуствительная - как раз таких Тарта терпеть не может) была оскорблена до глубины души Тартиной записью в ее годовом листе оценок: "Е...ля - это еще не все в жизни". Мы все до сих пор гадаем, что он имел ввиду.

Курс фестивальной графики у 3-4 курсов вместе. Из 4-го его выбрала одна я, все остальные - с 3-го курса. С Тартой они встретились впервые и впали в ступор. К третьему уроку просто перестали приносить эскизы, не понимали, что он от них хочет (он кричал на них), боялись вешать на стены то, что принесли и т.д. Тогда он собрал весь класс и начал орать: "Пусть кто-нибудь обьяснит мне, что происходит! Почему вы мне приносите сплошные банальности, или вообще ничего?" Молчание. Тогда я сказала (на меня этот вульгарный дядька не то, что не нагонял страх, а даже чем-то был симпатичен): "Тарта, они тебя просто боятся. Ты орешь на уроках."
Тарта завращал глазами, стукнул кулаком по столу, оскалился и завопил: "А чего меня боятся? Что во мне страшного? Пусть поднимет руку хоть один, кто меня боится!.."
Никто не поднял. Все боялись...

Но хуже всего он повел себя с Голаном. Резкий, прямолинейный, ультра-левый, Голан Тарту обожал, и в душЕ, думаю, мечтал стать таким же. Свой финальный проект Голан решил сделать об убийстве Рабина. Каждый студент мог попросить любого преподавателя на факультете быть ведущим его проекта, и если тому проект был интересен, он соглашался. И, естесственно, Голан попросил Тарту, создателя мемориала Рабина в Тель Авиве. Дело было в студенческой столовой, где Тарта как раз жевал свой бутерброд на обед. Выслушав Голана, он сказал:
- А сколько ты мне заплатишь?
- За что? - не понял Голан.
- Ну, за то, что я буду вести твой проект?
Голан обалдел и залепетал:
- Ну... Нам Джоголь сказал... что мы можем попросить любого, и если тот согласится... имелось ввиду, бесплатно, конечно... это входит в зарплату преподавателя...
- Ничего не входит! Я согласился вести курсы, а не заниматься благотворительностью. В остальное время я занят. Хочешь - плати. Кстати, а о чем твой проект?
Голан сказал, после чего Тарта бросил бутерброд, завращал глазами и заорал на всю столовую:
- Ты хочешь, чтоб я тебе в этом помогал? Да я знаю, что ты собираешься сделать! Ты сделаешь из моего мемориала макдональдс! Да я тебя провалю! А ну, катись отсюда!"
И-таки провалил, свинья.

И все же, при всей его вульгарности, личность он действительно, неординарная. Его политические и социальные плакаты, напечатанные им за свой счет, по нескольку раз в год будоражат весь Израиль. Без таких, как он, израильский дизайн был бы вообще бесцветен.



новогодняя открытка Давида Тартаковера

Я уже знаю, как его усыпить: нужно поставить китайский фильм, сказать: "Это ты обязан посмотреть!" и через минут десять Орен будет спать так крепко, что не добудишься! Пару дней назад он так смотрел "Любовное настроение" у моей мамы дома, что я его еле разбудила, а сейчас он во сне досматривает "Героя". Можно тихо и спокойно полазать по интернету.

Утром мы встали поздно - праздник все-таки. Точнее, ближе к обеду мы вылезли из постели. А поскольку в холодильнике у Орена никогда ничего нет, и даже мои голодные беременные вопли на это не влияют, то Орен предложил поехать в деревню возле Рамле, где он знает одну йеменскую бабуську, которая продает джахнун. Кто никогда не пробовал джахнун, тому трудно оценить его прелесть. Я вот пробовала, и мне тоже трудно оценить. Это национальная йеменская еда: свернутые в трубочку листы теста, готовившиеся всю ночь на медленном огне (и поэтому, по-моему, потерявшие все свои вкусовые качества), заедаются крутым яйцом и тертым помидором. Ужасно жирные, кстати. Рону, который наполовину йеменец, бабушка это блюдо готовила каждую неделю. Я и не знала, что Орен тоже любитель джахнуна.

Страшно голодные, мы приехали, наконец, к бабуське в деревню, чтобы обнаружить, что бабульки нет. Зато рядом был открыт магазин "Любовный Бутик". Интересное сочетание: порномагазин и национальная йеменская еда у бабуси. Видимо, на голодный желудок такие магазины никого не интересуют.

Пришлось ехать в Рамле. Там мы купили питы, хуммус, лабане (козий творог) с оливковым маслом и оливки. "Ты пока не ешь, - сказал Орен, - я тут знаю одно чудное место на природе, совсем недалеко, там и устроим пикник." Через полчаса мои силы сдали (свежие питы вкусно пахли из мешка), и я отгрызла кусок. Знаем мы эти "совсем недалеко".

Чудное место оказалось возле военной базы. Хотя, в Израиле все чудные места возле военных баз. На входе стоял памятник погибшим парашютистам. Вокруг памятника под деревьями семьи с детишками вовсю жарили шашлыки. Странные какие-то.
- Знаешь, что это за база? - спросил Орен. По его лицу было видно, что база страшно секретная.
- Секретная? - спрашиваю.
- Да, еще как! - сказал Орен и сделал большие глаза.
- А что в ней секретного, если ее ворота видно с дороги?
- Ну и что, что видно! Ты видишь ворота, и все. А она подземная! Огромная!
- А ты там был сам, или тебе кто-то сказал?
Орен признался, что это его собственные догадки, но "ему говорили". По догадкам выходило, что под соседним лесочком гигантский склад атомных бомб. И нейтронных тоже.

Орен, Орен. Продукт израильской романтики, как и многие другие. Дети, никогда не прекращавшие зловещую игру в войнушку. Я порадовалась в душе, что у меня будет девочка.

К чудному месту мы поехали вокруг базы. Она, действительно, была огромная. Пустая на вид, ни машин, ни людей. Едем, едем. С одной стороны - база, с другой - хлопковые поля, виноградники, мандариновые рощи. Я нарвала мандаринов. Оказалось - кислая твердая гадость. Пришлось выкинуть в окно.

Место, действительно, было ничего - на горке. С одной стороны - прекрасный вид на базу. С другой - все остальное. На горке гулял заброшенный черный кот, голодный на вид. Я намазала ему лабане на питу. Кот вежливо понюхал, но есть не стал. Может, его солдаты кормят?