- Ну, что тебе подсказывает твоя интуиция? - спросил меня доктор, - У тебя мальчик, или девочка?

"Мальчик," - подумала я, - "по закону подлости будет мальчик, невзирая на то, что в Нью Йорке я накупила маленьких платьиц, к одному из которых прилагается милейшая шляпа, как арбуз." Мне хотелось девочку, их веселее одевать. Орену тоже хотелось девочку: "Такая же, как ты, только маленькая, нежная и зависимая". Мама хотела девочку: "С ними проще". Бабушка тоже: "Она будет тебе помогать, когда родится мальчик" (бабушка любит все заранее распланировать).
- Девочка! -сказала я.
- Правильно! - сказал доктор. - Вот, посмотри, она сидит на камере. Явно видно, что девочка.

Пока ей считали ручки-ножки и внутренние органы, девица шевелилась в животе, как заводная. Но как только доктор захотел посмотреть лицо, она улеглась на животик, мордой уткнулась вниз - ничего видно не было. Доктор хлопал мне по животу, встряхивал и пытался ее хоть как-то перевернуть - ни в какую.
- Ей на мои усилия наплевать, - пожаловался доктор.
- Мне знаком этот характер, - сказал Орен.
- Приходите через 3 часа.

Три часа мы наяривали по улицам Тель Авива вокруг лечебницы. Зашли в какую-то тайландскую забегаловку, где пытались перевернуть дочку с помощью кукурузного супа. Я залила суп и прислушалась. Вроде, что-то переворачивалось. Через три часа я опять сидела в том же врачебном кресле, и смотрела на монитор. Девица сладко спала в той же позе. Предзнаменование веселой жизни было налицо.

Теперь мне придется переться туда опять сегодня (!) чтобы только посмотреть, есть ли у нее нос и рот!!! (которые, естесственно, есть).

А я, между прочим завтра улетаю в 6 утра. Во Францию, на месяц.

Дома на подоконнике развела кактусный садик. Мне кактусы Орен тягает заместо букетов (я не люблю срезанные цветы). Только не очень понятно, как за ними ухаживать. Поливаю раз в 10-12 дней, вроде растут и распирают горшочки. Кто знает, их можно пересадить вместе в один большой горшок?

Отвлекусь-ка я пока от этих беременных рассказов, и лучше запишу, как я вчера была арт-директором на съемках моделей. Поскольку наша студия занимается преимущественно едой, то людей мы снимаем крайне редко. От одной оказии до другой я успеваю забыть, что от меня требуется. После вчерашней съемки я вспомнила, что:

1) снимать людей гораздо интересней, чем еду

2) переснять ничего нельзя, модель это не еда, которая может лежать несколько часов под прожекторами, подпертая спичками.

3) модель, в отличии от еды, имеет чувства, когда смотришь на полероид, а модель сопит у тебя за спиной, нельзя прямо сказать, что ты о ней думаешь. Ее приходится постоянно подбадривать ("Да! Прекрасно! Получилось! Хорошо! Еще!") и вообще, отношения между фотографом и моделью чем-то напоминают половой акт.

4) к сожалению, это правда: редкая модель, вне зависимости от половой принадлежности, отличается умом и сообразительностью (Ася, ты исключение))). Талант в этой профессии такая же редкость, как и в любой другой.

Съемки были сложные, поскольку мне нужны были не обычные позы, а очень специфическая мимика (эдакая улыбка с раскрытым ртом, то ли счастье, то ли вопль удивления), глаза в камеру, движения раскованны. Девицы, все как одна, норовили стать в позу "вот с этого боку я красивше". Фотограф орет: "Ты выиграла миллион долларов!" Модель шепчет: "Ой, прям не верится!" прижимает ручки к щечкам. Я ей сзади показываю: мол, рот открой пошире, а-а-а!. Модель: хихихи! Мучение!

С парнями тоже было нелегко. Один каждые пять минут бегал смотреть, что там фотограф снял, пока тот не разозлился и не послал его куда подальше. Парихмахер феном делал ветер. Модели чихали. В середине съемок позвонил Барух, которому я сдуру послала несколько пробных кадров по мылу, и наорал на нас, что освещение не тo, и вообще, все не так.

А в студии-то все думают, что я тут развлекаюсь...

На работе я решила ничего не говорить. Первое время, по крайней мере, пока не будет видно. Но перед самой поездкой в Нью Йорк, Нили позвала меня к себе в кабинет, и, как бы между делом, подсунула мне на подпись какую-то бумажку.
"...обязуется работать 15 месяцев, в случае нарушения договора должна выплатить стоимость поездки - 3000$".

Ого. Я ожидала что-то такое, конечно, хотя раньше меня просто так возили, не подписывая.

- А откуда такая сумма - 3000? - ошарашенно сказала я, ясно сознавая, что если рожать, то 15 месяцев работать никак не получается. - Если я не ошибаюсь, половину вам списывают из налогов? Давай пересчитаем.
- Ну, - замялась Нили, - знаешь, какой билет дорогой! И гостиница... Ну ладно, 2500.
Мы исправили договор.
- А почему 15 месяцев? Вы ж, вроде, на год всегда подписываете?
- Так ведь ты месяц будешь во Франции...
- Нили, это 13 месяцев по моим подсчетам.
- Ну ладно.
Мы опять почеркали договор. Я вздохнула.
- Нили, - говорю, - я на втором месяце беременности. Рожать собираюсь в январе. Так что не представляю, как мне удастся соблюсти это соглашение...

Нили ойкнула и уставилась на мой живот. Кому ни скажешь, что беременная, сразу на живот ошарашенно глядят. Говорят же - на втором месяце, блин! По израильским законам, кстати, беременных увольнять нельзя, хихи.
- А Барух?! - закричала Нили.
- Что Барух? - не поняла я.
- Барух знает?
- Не, - отвечаю, - тебе поручается ему сказать, предварительно подготовив. Только предупреди его, что это тайна. Что с договором делать будем, кстати?
Нили вздохнула. Сказала:
- Я тут припишу: "в случае беременности обязуется работать до выхода в декретный отпуск".

Я вернулась на свое место. Барух прибежал через пять минут, довольный, как будто это он отец ребенка. Вручил мне сырую морковку. Сказал: "Не бойся, мы его вырастим! Можешь рассчитывать не только на свою маму, но и на меня!" Поцеловал в щеку. Закричал: "Я сразу заметил, что у тебя очень увеличилась грудь!" после чего я совершенно потеряла дар речи.

С работой кое-как было улажено. Оставалось сообщить семьям - моей и Орена. Родителей Орена за тот год, который мы вместе, я видела всего один раз.

Я уже давно знаю, что идеальной жены из меня не выйдет. Во-первых, я слишком ленивая. Правда, я свою лень довольно удачно маскирую под творческий процесс. (мама: "Лена, сейчас же убери этот бардак в комнате!" я: "Мама, не мешай, я рисую, у меня вдохновение!"). Нетворческим людям про вдохновение можно втирать что угодно, они его очень уважают.

Готовить я люблю что-то простое и питательное, а главное, чтоб долго не возиться - типа овсянки. Я, конечно, умею, если меня как следует прижать к стенке, сделать шоколадный торт или фаршированную курицу, но лучше много меня к стенке не жать, а то можно и по шее.

Все это я объяснила Орену, который рвется жить вместе. Орен, глядя на меня влюбленно, сказал, что в его глазах я идеальна, а готовить он сам будет. Ну да, это он сейчас так говорит. Знаем мы эти штучки... У меня когда-то давно был парень, Эльад, тот все вздыхал, что я не такая хозяйственная, как его мама. Как-то я ему постирала джинсы, пока он был в универе, и повесила их сушиться на балконе. Он их увидел и сказал: "А брюки вешают наоборот." С тех пор я никому джинсы больше не стирала, ну их нафиг. И у меня осталась глубокая душевная травма (скорей всего, в форме брюк). В общем, у Орена маманя хозяйственная - страшное дело. Целыми днями готова стряпать, убирать, обстирывать и поливать цветы. А по моим пристальным наблюдениям (и по популярным книжкам по психологии) мужчины ищут женщин по образу и подобию своей мамы.

Кроме этого, у меня было еще много всяких "но". С ребенком ничего мы не решили. На автомате сходили сдать анализ крови. Записались на узи. Посмотрели, как в животе у меня сидит что-то маленькое, сердце бьется. "Семь недель и два дня!" - сказал доктор. Как-то само по себе решилось, что малыш остается.

К моему огромному удивлению, Орен ребенка не хотел. Правда, он ни разу об этом прямо не сказал. Но то, что он сказал, звучало примерно так: "Если я раньше боялся, что ты разобьешь мне сердце, когда меня бросишь, то ты можешь представить мой панический ужас теперь, когда я думаю, что ты меня можешь бросить с ребенком, и я всю жизнь буду приходить к вам и видеть, как ты счастлива с кем-то другим."

Вот что я люблю в людях, так это положительное мышление. Я так далеко не загадываю и смысла волноваться о том, что будет через пять лет, не вижу. Но Орен сказал, что он говорит о самом ближайшем будущем. Я спросила, а с чего это он взял, что я обязательно его брошу. Орен хохотнул, глотнув воздух. Так ничего и не решив, я записалась к врачу. Точнее, это Орен меня записал.

Приехали мы к врачу злые и недовольные друг другом. По дороге Орен спросил, знаю ли я, что до семи недель аборт делается таблетками, а не выскабливанием. Я спросила в ответ, значит ли это, что он хочет, чтобы я сделала аборт. Орен возразил, что ничего это не значит, что он меня любит и хочет табуны детей, хотя, конечно, он не собирался их заводить прямо сейчас, и он просто хотел, чтобы я имела ввиду. Имея это ввиду, я захлопнула дверь кабинета гинеколога перед оренским носом.

Вид гинеколога меня несколько утешил. Передо мной сидел смуглый широкоплечий парень лет 30-ти, красивый, как реклама бритвы "Жилет". Я даже не знала, что таких в гинекологи пускают.
- На что жалуемся? - спросил он хрипловатым голосом.
- Да так, - замялась я. Было ужасно неловко рассказывать этому молодому человеку про свои проблемы. - Я беременна, вот, пришла выяснить, что надо делать.
- Беременность желательная? - спросил он, сверкнув темно-вишневыми гразами. Я замялась еще больше и пожала плечами.
- Ты собираешься оставить ребенка?
- Не знаю...
фу, как деревенская девица, прям. Доктор Голд, так звали молодого красавца-гинеколога, выписал мне направление на анализы. Внизу он крупным почерком приписал телефон комиссии по абортам. Снаружи ждал Орен, нервно мнущий сумку своими ручищами.
- Ну, - говорю, - ты мне и доктора выбрал...

Через 20 минут Орен стоял в дверях, шурша пакетом из "Супер-Фарма". В пакете, как я правильно догадалась, лежала проверка.
- Спасибо, - сказала я, - но мне уже не надо.
Но потом я из любопытства испробовала и эту тоже. Есть в химии что-то магическое, все-таки.

Да, так я думала, что Орен обрадуется. Вроде как я, любовь его жизни (это он так решил), теперь буду привязана к нему и зависима даже. Но он не обрадовался СОВСЕМ! Точнее, он впал в шоковое состояние, что меня немножко разозлило, потому что в шоке собиралась быть я, а ему отводилась роль утешителя. Отлежавшись с полчасика на кровати (я его не трогала, терпеливо ждала, пока придет в себя), Орен вдруг вскочил и с воплями: "Что тебе хочется, ты только скажи!" - побежал в супермаркет под домом покупать мне апельсиновый сок. Я ему вдогонку завопила: "Мороженое!". Надо пользоваться положением.

Вернулся Орен с двумя большими мешками еды и опять повалился на кровать. Я, с мороженым в руке, решила обрадовать свою маму и позвонила ей.
- Мама, - говорю, - ты сидишь?
- Нет, - сказала мама, - посуду мою. А что?
- Угадай, кто беременный!
Мама помолчала. В трубке было слышно, что посуду она продолжает мыть. Потом сказала:
- А вы что, специально?
- Ну, не совсем, - призналась я.
- Лена, - сказала мама, звеня мокрыми вилками, - ты меня когда-нибудь сведешь в могилу своими новостями. А что говорит Орен?
Я посмотрела на бледного Орена с остекленевшим взглядом, лежавшего рядом в позе трупа: впору свечку ставить.
- К нему еще не вернулся дар речи...
- А что вы собираетесь делать?
- Не знаю, - говорю. - Сейчас Орен очнется...
- Может, родите? - маме уже давно хочется в бабушки.
- Посмотрим...

Я немножко сбрызнула труп водой, чтоб оклемался. Труп вяло отбивался: "Ну ладно... ну хватит... только не щекотись..." и в конце концов изрек: "И что мы собираемся делать?" Начался длинный спор, напоминающий разговор "давай оставим котенка". Только на сей раз этот котенок сидел внутри меня...

Дело было всего полтора месяца назад, а кажется, что так давно. Я сидела на кровати у себя в квартире и обдумывала затянувшийся ПМС. Нервозность, бешенный аппетит и подозрительно чувствительная грудь имели место уже вторую неделю. На всякий случай я купила проверку беременности, хотя, собственно, волноваться повода не было: предохраняюсь я довольно тщательно. На мысль о проверке меня навели маринованные патисоны: шла уже вторая банка за неделю, а ведь раньше я и не знала, что такие продукты продаются в нашем супере.

Собственно, минуту можно было и не ждать: синяя полоска появилась через две секунды. Я сверилась с указаниями на коробке, в надежде, что у меня обман зрения. Mеня удивило, что эта проверка действительно работает. Сначала я почему-то ужасно обрадовалась, мой внутренний голос прям-таки возликовал: "Ура! Я беременная!" пока его не заглушил другой, более грубый, голос разума: "А-а-а-а!!! КАКОЙ КОШМАР!!!"

Я легла на кровать в смятении чувств и попыталась решить, что делать. Отбросив панику и эмоции, я пришла к выводу, что, собственно, выбор небольшой: делать аборт, или не делать аборт. За и против в обе стороны были настолько веские, что можно было не принимать их в рассчет. Внутри я все больше склонялась к мысли, что делать аборт не стоит просто потому, что раз уж так исторически сложилась и я залетела, то ладно уж, пусть будет. Вот у нас в студии один с женой семь лет не могли детей завести. Куда только не ездили, а денег сколько вбухали... Теперь у них два толстеньких близнеца. Вообще, куда не плюнь, у всех пробирочные близнецы. У Баруха, вон, тоже близнецы. И у бухгалтерши Орли - близнецы. А тут бац! и без всяких пробирок, а главное, с отцом ребенка повезло, могло быть гораздо хуже. Взять, к примеру, того же вечно обкуренного травой Рона.

Слегка успокоившись, я позвонила Орену. К сожалению, именно на тот момент мы с Ореном крупно поцапались и не разговаривали. Так что мой звонок должен был сразу же вызвать его подозрения. Будущий папаша вел машину и ответил мне довольно неприветливо.
- Орен! Привет! - сказала я беспечно (чтоб не умер там от разрыва сердца), - а когда ты сможешь ко мне заехать?
- Через 20 минут, - сдавленным голосом ответил он, и я поняла, что он догадался.

Я решила, что он обрадуется.
продолжение следует

- Есть такая наука, - сказала Аська, нарезая салат, - называется СЫРОЕДЕНИЕ. Они говорят, что надо есть только свежие продукты, потому чтобы не теряли витамины. Мы как-то собрались в их ресторан. Я говорю подружке: "Я голодная, травой не больно наешься там... Может, в пиццерию сначала зайдем?" Оказалось, знаешь, так вкусно все! Там у них лазания такая была из кабачков сырых... я тебе сейчас приготовлю...

Я валяюсь на Аськином диване совершенно без сил. На мне сидит кошка Мурка, оставляющая белые волоски на моей черной майке. Я ее не скидываю, во-первых, лень шевелиться, а во-вторых, уж очень она приятно и расслабляюще мурчит. За три (или сколько-там уже? пять?) дней беготни по аэропортам, выставке, нумерованным авеню и стритам, магазинам и супермаркетам я вымоталась до полуапатии.
Нью Йорк такой невротический город, все время толкает в спину, и ты бежишь. К счастью, меня затолкало в Аськин оазис, где можно лежать на диване и отдыхать.

- А что там с Ореном? - спрашивает Аська, протягивая мне большую миску черники: - На, у вас в Израиле нет, я ее тебе специально купила.
Черника громадного размера, я такую и в Минске не видела. Я ем и вспоминаю, в каком состоянии оставила свои отношения с Ореном, когда уезжала. В самом непростом, надо сказать. Впрочем, я уже привыкла.

Потом мы несем миски с едой в сад. У нее и правда сад на крыше, там растут смородина, крыжовник, земляника, и все это зеленым островом плавает над расчерченным на квадраты и прямоугольники Манхеттеном. Мурка лежит толстым боком на теплых камнях. На ее морде явно читается, что лазания из кабачков - это фу.
- Что-то она у тебя такая раскоровевшая, - говорю я, налегая на салат.
- Да я ей полгода назад купила диетическое питание, - отвечает Аська. - С тех пор она раздулась, как шарик. Мне все советуют в суд подать на компанию кошачьей еды. Прислать им фотографию кошки "до" и "после"...
Я хихикаю. Сыроедческая еда оказалась ничего, жить можно. Особенно, когда проголодаешься.

- Тут все на всех в суд подают, - продолжает Аська. - Я вот тут недавно брякнулась в душе. Так все мои друзья кричали, чтоб я подала в суд на хозяина квартиры.
- За что? - удивилась я.
- За то что пол кривой и вся душевая не безопасная.
Я в шоке. Ну, или почти. Сытому человеку в шоке быть тяжело, верно вам говорю.
Потом мы идем в Метрополитанский музей, чтоб забраться в бар на крыше. Две интеллектуалки и любительницы искусства такие. Ничего, в следующий раз в Нью Йорке у меня будет больше времени на разные музеи...

Ну вот, пробившись к своему дневнику сквозь очередной завал на работе и житейские неприятности, я вывешиваю Нью Йоркские фотографии (здоровые). Вообще-то, я собиралась описать поездку: выставку, свои впечатления от NY и от встреч с людьми, но ничего не успела.

нью йорк1

нью йорк2

нью йорк3