10:19 12-01-2005
о высоком
1 тут нефига не работает клава. набираю посредством экранной.
2 приношу извинения за распертую френд-ленту и вынужденный флуд.
3 у меня сдохла ситема. рискую пропасть на неопределенный срок.
nevermore
2 приношу извинения за распертую френд-ленту и вынужденный флуд.
3 у меня сдохла ситема. рискую пропасть на неопределенный срок.
nevermore
Комментарии [3]
10:14 12-01-2005
Сeрeжка Часть 3
Сережка вздохнул и продолжил:
- «Незваная гостья, ты слышишь мой смех? Бояться тебя – это все-таки грех. Никто не опустит испуганных глаз, а солнце не небо взойдет и без нас».
- Тогда уж не гостья, а гость… - Заметил я. - Откуда это?
- Одна прекрасная писательница однажды сочинила. Сочинит… Черт, я опять запутался.
- Кто ты?
- Сергей Анатолиевич Новиков. Десять лет.
- Это я знаю… Но это ведь не ответ… да?
- Это ответ. – Отрезал Сережка. – Впрочем, сейчас уже все равно. Видишь, вон там два самолета?
Сережка показал куда-то за крышу нашего корпуса. Я пригляделся и увидел два низко идущих истребителя.
- Вижу.
- Тогда повторяй за мной: «Незваная гостья…»
- Зачем? – Оборвал я его.
- Потому что сейчас тут не останется ничего живого. Только выжженная земля.
- С чего ты взял?
- С чего взял, туда и положу. – Сережка мрачно улыбнулся. – Я просто знаю. Смотри, сейчас небо вспыхнет заградительным огнем зенитных установок С-75.
- Врешь ты все! – Не выдержал я. - Тут военный аэродром есть. Чкаловский! Они просто идут на посадку!!
Сережка ухмыльнулся и сделал приглашающий жест рукой в сторону самолетов. В то же мгновение в небе стали появляться облачка дыма и заблистали вспышки взрывов.
- Как это?! – Я подобрал отвисшую челюсть. – Как ты это сделал?!
- Никак. Я ничего не делал.
- Но… но…
- Повторяй за мной: «Незваная гостья, ты слышишь мой смех?..»
- Незваная гостья, ты слышишь мой смех, - выдавил я и осекся.
Сейчас, небось, скажет: «Ага, попался!». И рассмеется…
- Бояться тебя – это все-таки грех. – Равнодушно продолжил Сережка, пристально следя за самолетами. – Никто не опустит испуганных глаз… Повторяй!
Я повторил, машинально, думая о том, что молитва какая-то неправильная, и спросил снова:
- Кто ты?!
Самолеты были уже километрах в пяти и упрямо шли на снижение.
- Сергей Анатолиевич Новиков. – Вздохнув сообщил Сережка. - Десять лет. Я уже говорил тебе это, а ты уже спрашивал.
- Что происходит?!
- Происходит твоя смерть, Димка.
- Как это? Откуда ты знаешь?!
- Знаю уж, поверь. Судьба у меня такая.
Самолеты бесшумно надвинулись вплотную и засверкали вспышками запускаемых ракет.
- Но…
Вспух ярким красно-желто-черным цветком первый взрыв в километре за корпусом. Потом еще один, ближе.
Загрохотало.
Еще и еще.
Ближе, ближе.
Самолеты уже с ревом пронеслись над головой, когда полыхнуло прямо за корпусом и взрывной волной в щепки разнесло деревянную постройку.
Самолеты уже пронеслись над головой, когда алый цветок распустился на поляне за спиной и меня швырнуло на землю.
- Так. Ладно. Стоп. – Странно, но в грохоте я хорошо расслышал голос Сережки.
Едва начавший распускаться цветок взрыва справа застыл спрайтовой картинкой, осколки стекла, деревянные обломки, разные вещи и утварь недвижно повисли в воздухе.
- Садись, - предложил Сережка.
Я послушно сел на невредимую скамейку. Все это было настолько безумно, что сознание отказывалось принимать происходящее за действительность, а потому радостно подчинилось простой и понятной команде.
- Ты хотел знать, кто я… Я расскажу.
Он замолчал. И молчал примерно с минуту. Я тем временем обалдело озирался.
- Когда я жил первый раз, - начал наконец Сережка, - мы с тобой встретились и очень подружились. Ты любил читать и был одинок, и я тоже. Любил читать. И не любил людей. Две с половиной недели мы были с тобой неразлей вода.
- Но!
- Не перебивай, ладно?
Сережка помолчал.
- Потом мы разъехались по домам. И переписывались еще примерно полгода. Ты писал, что у тебя появилась надежда, что тебе сделают операцию по шунтированию и ты будешь еще жить и жить. Я верил.
Сережка помолчал.
- А потом ты перестал писать.
Сережка запнулся. Потом продолжил:
- Спустя месяц после твоего последнего письма, пришло письмо от твоей мамы. Она написала, что ты был срочно госпитализирован с осложнением и не дожил до операции два дня. Была оттепель. За окном шел мокрый снег. Я плакал.
Сережка вздохнул и замолчал, разглядывая висящую в воздухе жутчайшим образом искореженную кастрюлю.
У меня не было слов.
- Когда я жил в первый раз, в этот день я утащил тебя на речку. Поэтому самолеты, переходя звуковой барьер на малой высоте, хлопком не вызвали остановки твоего сердца. Тогда нам повезло, что нас тут не было.
Сережка взял из воздуха кастрюлю, тщательно ее изучил и повесил на место.
- Когда я жил во второй раз, мне уже было не интересно с детьми, я играл в шахматы и бильярд со взрослыми в досуговом центре, читал умные книжки, плавал наперегонки. Ты умер тогда в этот день. А я не обратил на это никакого внимания. Я не вспомнил о тебе.
Пока Сережка молчал, я пытался переварить услышанное.
- Когда я жил в третий раз – мне уже было все до лампочки: и развлечения, и дела всякие, и люди. Я был растением. Ты тогда благополучно умер. Я - вскоре после тебя. Попал под машину. В четвертый раз я не дожил до сегодня…
Сережка криво улыбнулся.
- Суицид – не лучший способ решить проблемы. Потом были пятые, шестые и седьмые разы. Но после четвертого, когда я намеренно оборвал свою жизнь, я стал видеть, как умирают другие люди – их агонию, предсмертные мысли – стали и моими мыслями тоже. Наверное, это чтобы я накрепко усвоил урок. Не знаю. Я усвоил. Давно.
До меня постепенно начало доходить сказанное.
- А почему… - Я поперхнулся, но продолжил. – Почему ты сегодня «не утянул меня на речку»?!
- Злишься. – Сережка улыбнулся. - Это хорошо. Ярость – это всегда хорошо. Ярость прочищает мозги.
- Отвечай на вопрос!!
- Я собирался. Но ты заметил, что я ненастоящий. Что я неправильный. Это было против правил. Ты раскрыл меня…
- Да но…
- Впрочем, сколько бы я ни уводил тебя на речку и ни просил так или иначе дожить до оттепели, тебе это не удавалось.
- Но это лишние полгода жизни!!!
Сережка смолчал. Вздохнул тоскливо.
- Тебе было жаль подарить мне лишние полгода жизни?! – Бушевал я. - Отвечай?!
- Ты знал мой секрет. Никто из живущих не должен его знать. Это правило.
- Откуда ты знаешь?!
- Установлено опытным путем. – Сережка криво ухмыльнулся и добавил. – Было очень-очень больно это устанавливать. Правда.
Я едва сдержал порыв избить его до полусмерти. Или до смерти. Спросил вместо этого:
- Зачем тебе надо было, чтобы я дожил до оттепели? До операции? Ты сказал, что пробовал…
На этот раз Сережка молчал минут пять прежде чем ответить:
- Потому что я эгоист. Однажды я решил, что должен сделать так, чтобы каждым прожитым мгновением своей жизни я мог гордиться. Что я должен сделать максимум из того, что могу. Иной цели в вечном повторе одной и той же жизни найти нельзя. Я, по крайней мере, не нашел.
Я зло сплюнул. Спросил:
- Сколько раз ты уже переживал этот момент?
- Этот? – Сережка указал рукой на бардак вокруг себя, уточняя. – Этот - двадцать восемь раз, считая нынешний.
Я внезапно успокоился.
- И двадцать восемь раз ты рассказывал мне эту сказку?
- Да.
- А сколько раз ты уводил меня на речку?
- Семнадцать.
- Сорок пять жизней, - подсчитал я. – Сорок пять раз ты со мной возился. С ума сойти.
- Пятьдесят два раза. – Уточнил Сережка. – И еще не один десяток испробованных обходных путей. Тех самых, «опытных». Ты себе не представляешь, как мне все это остопиздебенило…
- Нет, не представляю, - рассмеялся я. – Но я-то выходит, тоже живу не первый раз. Так?
- Не знаю. Наверное.
- А, не важно. Встретимся еще тогда. – Я вздохнул и добавил. - Я верю, что ты найдешь способ меня вытащить. Уж больно ты упрямый.
- Веришь?
- Верю!
Сережка посмотрел на меня удивленно, потом улыбнулся.
- А вот этого не было ни разу…
Я хмыкнул, помолчал немного. Потом произнес нараспев:
- Никто не опустит испуганных глаз…
Обломки дрогнули и, все ускоряясь, пришли в движение. Задрожал сминаемый воздух. Тишина взорвалась грохотом.
- …а солнце на небо взойдет и без нас!
Сережка исчез и навалилась тьма.
- …семь, восемь, девять, десять! Живи же! Живи!!
Сережка, роняя слезы, давил своими хрупкими тонкими руками грудь Димы. Потом зажимал нос и четыре раза подряд выдыхал рот в рот.
Всхлипывал, пытаясь отдышаться. Потом снова давил на грудь.
Сердце не заводилось.
- Помогите же кто-нибудь!! – Заорал Сережка и начал считать снова. - Три, четыре, пять, шесть…
К скамейке, где один мальчик делал непрямой массаж сердца другому, сбегались перепуганные взрослые.
***
Я смотрю за окно.
Там огромными хлопьями падает снег. Он начинается всегда внезапно и сразу везде. Он падает величественно медленно, иногда начиная кружиться.
Потом - как-то вдруг - он становится мелким и порывистым, скользит искоса по стеклу. Барабанит иногда льдинками, словно просясь в дом.
Но это продолжается недолго.
Вскоре снег сменяет дождь. Он мажет слезами по окну, потеками струится вниз. Размеренно стучит по жести подоконника.
И всегда, когда снег сменяется дождем, всегда становится немного грустно.
Письмо не пришло.
Все описанные события придуманы, все совпадения географических названий и имен собственных абсолютно случайны.
Примечания.
1) Рассказ написан по мотивам «Подробностей жизни Никиты Воронцова» Стругацких.
2) Приведенная «цитата классика» взята из повести «Сто лет тому вперед» цикла «Приключения Алисы» Кира Булычова.
3) «Незваная гостья, повсюду твой след…» - четверостишье «Песни Смерти» - взято из романа «Волкодав» Марии Семеновой.
4) «Великий кристалл», «Безлюдные пространства» - циклы повестей В. Крапивина.
5) «Самолет по имени Сережка» - повесть из цикла «Безлюдные пространства» его же.
- «Незваная гостья, ты слышишь мой смех? Бояться тебя – это все-таки грех. Никто не опустит испуганных глаз, а солнце не небо взойдет и без нас».
- Тогда уж не гостья, а гость… - Заметил я. - Откуда это?
- Одна прекрасная писательница однажды сочинила. Сочинит… Черт, я опять запутался.
- Кто ты?
- Сергей Анатолиевич Новиков. Десять лет.
- Это я знаю… Но это ведь не ответ… да?
- Это ответ. – Отрезал Сережка. – Впрочем, сейчас уже все равно. Видишь, вон там два самолета?
Сережка показал куда-то за крышу нашего корпуса. Я пригляделся и увидел два низко идущих истребителя.
- Вижу.
- Тогда повторяй за мной: «Незваная гостья…»
- Зачем? – Оборвал я его.
- Потому что сейчас тут не останется ничего живого. Только выжженная земля.
- С чего ты взял?
- С чего взял, туда и положу. – Сережка мрачно улыбнулся. – Я просто знаю. Смотри, сейчас небо вспыхнет заградительным огнем зенитных установок С-75.
- Врешь ты все! – Не выдержал я. - Тут военный аэродром есть. Чкаловский! Они просто идут на посадку!!
Сережка ухмыльнулся и сделал приглашающий жест рукой в сторону самолетов. В то же мгновение в небе стали появляться облачка дыма и заблистали вспышки взрывов.
- Как это?! – Я подобрал отвисшую челюсть. – Как ты это сделал?!
- Никак. Я ничего не делал.
- Но… но…
- Повторяй за мной: «Незваная гостья, ты слышишь мой смех?..»
- Незваная гостья, ты слышишь мой смех, - выдавил я и осекся.
Сейчас, небось, скажет: «Ага, попался!». И рассмеется…
- Бояться тебя – это все-таки грех. – Равнодушно продолжил Сережка, пристально следя за самолетами. – Никто не опустит испуганных глаз… Повторяй!
Я повторил, машинально, думая о том, что молитва какая-то неправильная, и спросил снова:
- Кто ты?!
Самолеты были уже километрах в пяти и упрямо шли на снижение.
- Сергей Анатолиевич Новиков. – Вздохнув сообщил Сережка. - Десять лет. Я уже говорил тебе это, а ты уже спрашивал.
- Что происходит?!
- Происходит твоя смерть, Димка.
- Как это? Откуда ты знаешь?!
- Знаю уж, поверь. Судьба у меня такая.
Самолеты бесшумно надвинулись вплотную и засверкали вспышками запускаемых ракет.
- Но…
Вспух ярким красно-желто-черным цветком первый взрыв в километре за корпусом. Потом еще один, ближе.
Загрохотало.
Еще и еще.
Ближе, ближе.
Самолеты уже с ревом пронеслись над головой, когда полыхнуло прямо за корпусом и взрывной волной в щепки разнесло деревянную постройку.
Самолеты уже пронеслись над головой, когда алый цветок распустился на поляне за спиной и меня швырнуло на землю.
- Так. Ладно. Стоп. – Странно, но в грохоте я хорошо расслышал голос Сережки.
Едва начавший распускаться цветок взрыва справа застыл спрайтовой картинкой, осколки стекла, деревянные обломки, разные вещи и утварь недвижно повисли в воздухе.
- Садись, - предложил Сережка.
Я послушно сел на невредимую скамейку. Все это было настолько безумно, что сознание отказывалось принимать происходящее за действительность, а потому радостно подчинилось простой и понятной команде.
- Ты хотел знать, кто я… Я расскажу.
Он замолчал. И молчал примерно с минуту. Я тем временем обалдело озирался.
- Когда я жил первый раз, - начал наконец Сережка, - мы с тобой встретились и очень подружились. Ты любил читать и был одинок, и я тоже. Любил читать. И не любил людей. Две с половиной недели мы были с тобой неразлей вода.
- Но!
- Не перебивай, ладно?
Сережка помолчал.
- Потом мы разъехались по домам. И переписывались еще примерно полгода. Ты писал, что у тебя появилась надежда, что тебе сделают операцию по шунтированию и ты будешь еще жить и жить. Я верил.
Сережка помолчал.
- А потом ты перестал писать.
Сережка запнулся. Потом продолжил:
- Спустя месяц после твоего последнего письма, пришло письмо от твоей мамы. Она написала, что ты был срочно госпитализирован с осложнением и не дожил до операции два дня. Была оттепель. За окном шел мокрый снег. Я плакал.
Сережка вздохнул и замолчал, разглядывая висящую в воздухе жутчайшим образом искореженную кастрюлю.
У меня не было слов.
- Когда я жил в первый раз, в этот день я утащил тебя на речку. Поэтому самолеты, переходя звуковой барьер на малой высоте, хлопком не вызвали остановки твоего сердца. Тогда нам повезло, что нас тут не было.
Сережка взял из воздуха кастрюлю, тщательно ее изучил и повесил на место.
- Когда я жил во второй раз, мне уже было не интересно с детьми, я играл в шахматы и бильярд со взрослыми в досуговом центре, читал умные книжки, плавал наперегонки. Ты умер тогда в этот день. А я не обратил на это никакого внимания. Я не вспомнил о тебе.
Пока Сережка молчал, я пытался переварить услышанное.
- Когда я жил в третий раз – мне уже было все до лампочки: и развлечения, и дела всякие, и люди. Я был растением. Ты тогда благополучно умер. Я - вскоре после тебя. Попал под машину. В четвертый раз я не дожил до сегодня…
Сережка криво улыбнулся.
- Суицид – не лучший способ решить проблемы. Потом были пятые, шестые и седьмые разы. Но после четвертого, когда я намеренно оборвал свою жизнь, я стал видеть, как умирают другие люди – их агонию, предсмертные мысли – стали и моими мыслями тоже. Наверное, это чтобы я накрепко усвоил урок. Не знаю. Я усвоил. Давно.
До меня постепенно начало доходить сказанное.
- А почему… - Я поперхнулся, но продолжил. – Почему ты сегодня «не утянул меня на речку»?!
- Злишься. – Сережка улыбнулся. - Это хорошо. Ярость – это всегда хорошо. Ярость прочищает мозги.
- Отвечай на вопрос!!
- Я собирался. Но ты заметил, что я ненастоящий. Что я неправильный. Это было против правил. Ты раскрыл меня…
- Да но…
- Впрочем, сколько бы я ни уводил тебя на речку и ни просил так или иначе дожить до оттепели, тебе это не удавалось.
- Но это лишние полгода жизни!!!
Сережка смолчал. Вздохнул тоскливо.
- Тебе было жаль подарить мне лишние полгода жизни?! – Бушевал я. - Отвечай?!
- Ты знал мой секрет. Никто из живущих не должен его знать. Это правило.
- Откуда ты знаешь?!
- Установлено опытным путем. – Сережка криво ухмыльнулся и добавил. – Было очень-очень больно это устанавливать. Правда.
Я едва сдержал порыв избить его до полусмерти. Или до смерти. Спросил вместо этого:
- Зачем тебе надо было, чтобы я дожил до оттепели? До операции? Ты сказал, что пробовал…
На этот раз Сережка молчал минут пять прежде чем ответить:
- Потому что я эгоист. Однажды я решил, что должен сделать так, чтобы каждым прожитым мгновением своей жизни я мог гордиться. Что я должен сделать максимум из того, что могу. Иной цели в вечном повторе одной и той же жизни найти нельзя. Я, по крайней мере, не нашел.
Я зло сплюнул. Спросил:
- Сколько раз ты уже переживал этот момент?
- Этот? – Сережка указал рукой на бардак вокруг себя, уточняя. – Этот - двадцать восемь раз, считая нынешний.
Я внезапно успокоился.
- И двадцать восемь раз ты рассказывал мне эту сказку?
- Да.
- А сколько раз ты уводил меня на речку?
- Семнадцать.
- Сорок пять жизней, - подсчитал я. – Сорок пять раз ты со мной возился. С ума сойти.
- Пятьдесят два раза. – Уточнил Сережка. – И еще не один десяток испробованных обходных путей. Тех самых, «опытных». Ты себе не представляешь, как мне все это остопиздебенило…
- Нет, не представляю, - рассмеялся я. – Но я-то выходит, тоже живу не первый раз. Так?
- Не знаю. Наверное.
- А, не важно. Встретимся еще тогда. – Я вздохнул и добавил. - Я верю, что ты найдешь способ меня вытащить. Уж больно ты упрямый.
- Веришь?
- Верю!
Сережка посмотрел на меня удивленно, потом улыбнулся.
- А вот этого не было ни разу…
Я хмыкнул, помолчал немного. Потом произнес нараспев:
- Никто не опустит испуганных глаз…
Обломки дрогнули и, все ускоряясь, пришли в движение. Задрожал сминаемый воздух. Тишина взорвалась грохотом.
- …а солнце на небо взойдет и без нас!
Сережка исчез и навалилась тьма.
- …семь, восемь, девять, десять! Живи же! Живи!!
Сережка, роняя слезы, давил своими хрупкими тонкими руками грудь Димы. Потом зажимал нос и четыре раза подряд выдыхал рот в рот.
Всхлипывал, пытаясь отдышаться. Потом снова давил на грудь.
Сердце не заводилось.
- Помогите же кто-нибудь!! – Заорал Сережка и начал считать снова. - Три, четыре, пять, шесть…
К скамейке, где один мальчик делал непрямой массаж сердца другому, сбегались перепуганные взрослые.
***
Я смотрю за окно.
Там огромными хлопьями падает снег. Он начинается всегда внезапно и сразу везде. Он падает величественно медленно, иногда начиная кружиться.
Потом - как-то вдруг - он становится мелким и порывистым, скользит искоса по стеклу. Барабанит иногда льдинками, словно просясь в дом.
Но это продолжается недолго.
Вскоре снег сменяет дождь. Он мажет слезами по окну, потеками струится вниз. Размеренно стучит по жести подоконника.
И всегда, когда снег сменяется дождем, всегда становится немного грустно.
Письмо не пришло.
Все описанные события придуманы, все совпадения географических названий и имен собственных абсолютно случайны.
Примечания.
1) Рассказ написан по мотивам «Подробностей жизни Никиты Воронцова» Стругацких.
2) Приведенная «цитата классика» взята из повести «Сто лет тому вперед» цикла «Приключения Алисы» Кира Булычова.
3) «Незваная гостья, повсюду твой след…» - четверостишье «Песни Смерти» - взято из романа «Волкодав» Марии Семеновой.
4) «Великий кристалл», «Безлюдные пространства» - циклы повестей В. Крапивина.
5) «Самолет по имени Сережка» - повесть из цикла «Безлюдные пространства» его же.
10:13 12-01-2005
Сeрeжка Часть 2
Я вспомнил, как впервые увидел Сережку.
Они приехали две недели назад. Они – это тетя Надя, Сережка и его младший брат - Витька. По путевке их поселили в двадцать третий номер – через два от нашего.
Я смотрел в окно, как они заносят вещи, и прикидывал, что неплохо бы подружиться с ними, когда Сережка вышел к скамейке напротив моего окна и стал оглядываться. Я подумал еще, что он знакомится с местностью, но на Сережкином лице читалось узнавание, он даже слегка кивал головой, мол, вот четырехместный сорок третий, вот колбаса сорок восьмого, вон пятьдесят четвертый, здравствуй, скамейка, здравствуй, береза, здравствуй, поляна…
Я тогда решил, что они не первый раз сюда приехали, но двумя днями позже, когда мама разговаривала с тетей Надей, я краем уха услышал, что они здесь ничего не знают. Мне тогда еще пришлось до летней столовой их провожать, хотя заблудиться тут непросто…
В процессе знакомства выяснилось, что Сережка знает очень много всяческих историй, умеет мастерить воздушного змея и отлично плавает. Вся окрестная детвора как-то очень быстро сделалась его друзьями, и он день за днем не уставал их развлекать и выдумывать что-нибудь новое.
Выдумщик он был что надо!
А тот неприятный случай с полковником из пятьдесят четвертого корпуса… Вот уж загадка из загадок!
Как-то в одиннадцать вечера, когда все уже разбрелись спать, в номерах гасили свет, а от площади перед зимней столовой еще долетали обрывки заводных мелодий, я читал на крыльце.
Внезапно белая дверь двадцать третьего номера тихонько открылась (хотя я считал, что там все давно уже спят), и Сережка на цыпочках выбрался на улицу, придерживая у бедра две палки в локоть длинной.
Сережка повернул голову в мою сторону, поймал удивленный взгляд, приложил палец к губам и направился в сторону поляны. Далеко он, впрочем, не ушел – шагов на десять за скамейку.
Встал, осматриваясь.
Убедился, что больше никого вокруг нет, и стал размахивать этими самыми палками - когда стоя на месте, а когда и со всякими шагами, прыжками и взмахами ног. Да так здоровски у него это получалось, аж дух захватывало…
На беду через проход у сорок третьего аккурат в это время шел веселый мужик лет сорока пяти. Быстро, к слову, шел. Я так не могу…
Как он в потемках углядел Сережку, я не знаю, но – углядел. Сережка заметил мужика только когда тот схватил его за руку - я даже рта раскрыть не успел.
Дальнейший диалог я прекрасно расслышал и запомнил навсегда, хотя понял далеко не все:
- А вот сейчас я тебя арестую за ношение холодного оружия!
- А вы, собственно, кто? – Холодно спросил Сережка.
Я бы уже отчаянно перетрусил, но Сережка был спокоен как удав.
- Я полковник милиции!
- А что ж вы пьяный как сапожник, полковник милиции?
- Не твое дело!
- Окей. Так вы на отдыхе пьяный? – Уточнил Сережка. – Или при исполнении пьяный?
- Поговори еще у меня, щенок! А ну, сдай оружие!
- Если вы на отдыхе, - невозмутимо продолжил Сережка, - то можете арестовать и меня, и вон, скамейку, и березу. Потому как полномочий у вас нихера нет. Отпустите сейчас же!
- Да как ты смеешь! – Задохнулся мужик.
- Смею. - Сережка хитро вывернулся и отпрыгнул на два шага от полковника. - Вы хотите нунчаки? Тогда вам придется их отобрать.
Полковник с рыком сделал шаг в сторону Сережки.
- А. – Хмыкнул Сережка. - Хотите попробовать. – В голосе его зазвучала недетская злость. – Тогда предупреждаю. Если вы еще раз меня схватите, я буду кричать… И знаете, что я буду кричать?!
Полковник обалдело молчал.
- Я буду кричать, - продолжил Сережка, - что меня пытается изнасиловать пьяный офицер милиции, а потом, когда сбегутся люди, я расскажу, что этот офицер угрожал мне физической расправой, хватал меня за руки и за ноги…
Сережка засмеялся.
- То-то про вас слух пойдет! Педофил-маньяк в погонах!! – Сережка фыркнул. – И, между прочим, у меня есть свидетель, - Сережка показал в мою сторону.
Мужик оглянулся на меня. Пробурчал что-то неразборчиво.
– Ты еще не понял? – Сережка взмахнул нунчаками и перехватил их поудобнее. - Иди своей дорогой, дядя, и не еби мне мозг своим арестом, угрозами и прочей херней. Иди-иди…
Полковника ощутимо повело, он выругался и побрел прочь с поляны, успев бросить через плечо:
- Я тебя еще достану, сученыш.
Ответом ему был сухой злой смех.
Мужик ушел, а Сережка продолжил заниматься.
На следующий день полковник подошел к матери Сережки, они о чем-то поговорили, потом тетя Надя позвала Сережку, спросила у него что-то, он пожал плечами и заявил, кажется, что видит этого дядю первый раз.
Мужик ушел не солоно хлебавши и злой как черт. Больше через нашу поляну он не ходил.
- Вот держи!
Я удивленно посмотрел на стопку из десятка книг разной толщины, которую Сережка бухнул мне на колени.
- Ты чего, замечтался что ли? – С улыбкой поинтересовался Сережка.
- Да нет, я так… Это все мне?!
- Ага! - Кажется, мое удивление сделало его самым счастливым человеком в мире. – Тебе.
- Но я не успею все это прочитать!! Мы уезжаем послезавтра!
- Я знаю. Заберешь с собой. Делов-то!
- Но… А как же ты?
- Я зачитал их до дыр. Наизусть могу цитировать. Теперь твоя очередь.
- Моя очередь – что? – Не понял я, разглядывая новенькие книжки.
- Зачитывать до дыр «Великий Кристалл». – Рассмеялся Сережка.
- Ты серьезно?
- Абсолютно. Спасибо можешь не говорить. Не за что потому что. Ага?
- Ага. Спасибо!!
Сережка снова рассмеялся и уселся рядом со мной. Я глянул на его сияющую физиономию и заметил:
- Я смотрю, настроение у тебя улучшилось…
- Ну да! – Согласился Сережка. - Настроение всегда улучшается, когда делаешь какую-нибудь прекрасную глупость!
- Ты считаешь, ты сделал глупость? – Я поставил стопку книг рядом с собой и приготовился обидеться.
- Прекрасную глупость, - уточнил Сережка с ухмылкой, - прекрасную. Но глупость. Чуешь разницу?
- Чую.
- Ну и вот. – Сережка вскочил со скамейки. - Черт, припекает-то как! Купаться что ли пойти?...
- Иди. – Я вздохнул.
- И оставить тебя тут кукситься? Вот еще!
- Сережка, - я внимательно на него посмотрел, - там речка, там куча твоих друзей. Почему ты со мной возишься?
Сережка помолчал. Сел обратно. Сказал очень серьезно:
- Потому что кто-то должен это делать. Не возиться. Просто быть рядом с тобой.
Меня аж передернуло:
- Ты выбиваешься из роли.
- Что? – Сережка вздрогнул.
- Ты выбиваешься из роли десятилетнего мальчишки. Пусть и странного...Тогда с полковником, со снегом твоим, сейчас вот…
- Черт! Черт-черт-черт…- Сережка, закинул руки за спинку скамейки, запрокинул голову, глядя в зенит. – И еще раз – «черт».
Сережка помолчал, спросил полуутвердительно:
- Дим, ты ведь не боишься смерти, правда?
- Давно уже не боюсь, - ответил я честно, - я столько раз с ней рядом ходил, что уже не боюсь. К чему ты это?
- А ты знаешь такие слова: «Незваная гостья, повсюду твой след, но здесь ты вовек не узнаешь побед, раскинутых крыльев безжизнен излом, но мертвый орел остается орлом»?
- Нет.
Они приехали две недели назад. Они – это тетя Надя, Сережка и его младший брат - Витька. По путевке их поселили в двадцать третий номер – через два от нашего.
Я смотрел в окно, как они заносят вещи, и прикидывал, что неплохо бы подружиться с ними, когда Сережка вышел к скамейке напротив моего окна и стал оглядываться. Я подумал еще, что он знакомится с местностью, но на Сережкином лице читалось узнавание, он даже слегка кивал головой, мол, вот четырехместный сорок третий, вот колбаса сорок восьмого, вон пятьдесят четвертый, здравствуй, скамейка, здравствуй, береза, здравствуй, поляна…
Я тогда решил, что они не первый раз сюда приехали, но двумя днями позже, когда мама разговаривала с тетей Надей, я краем уха услышал, что они здесь ничего не знают. Мне тогда еще пришлось до летней столовой их провожать, хотя заблудиться тут непросто…
В процессе знакомства выяснилось, что Сережка знает очень много всяческих историй, умеет мастерить воздушного змея и отлично плавает. Вся окрестная детвора как-то очень быстро сделалась его друзьями, и он день за днем не уставал их развлекать и выдумывать что-нибудь новое.
Выдумщик он был что надо!
А тот неприятный случай с полковником из пятьдесят четвертого корпуса… Вот уж загадка из загадок!
Как-то в одиннадцать вечера, когда все уже разбрелись спать, в номерах гасили свет, а от площади перед зимней столовой еще долетали обрывки заводных мелодий, я читал на крыльце.
Внезапно белая дверь двадцать третьего номера тихонько открылась (хотя я считал, что там все давно уже спят), и Сережка на цыпочках выбрался на улицу, придерживая у бедра две палки в локоть длинной.
Сережка повернул голову в мою сторону, поймал удивленный взгляд, приложил палец к губам и направился в сторону поляны. Далеко он, впрочем, не ушел – шагов на десять за скамейку.
Встал, осматриваясь.
Убедился, что больше никого вокруг нет, и стал размахивать этими самыми палками - когда стоя на месте, а когда и со всякими шагами, прыжками и взмахами ног. Да так здоровски у него это получалось, аж дух захватывало…
На беду через проход у сорок третьего аккурат в это время шел веселый мужик лет сорока пяти. Быстро, к слову, шел. Я так не могу…
Как он в потемках углядел Сережку, я не знаю, но – углядел. Сережка заметил мужика только когда тот схватил его за руку - я даже рта раскрыть не успел.
Дальнейший диалог я прекрасно расслышал и запомнил навсегда, хотя понял далеко не все:
- А вот сейчас я тебя арестую за ношение холодного оружия!
- А вы, собственно, кто? – Холодно спросил Сережка.
Я бы уже отчаянно перетрусил, но Сережка был спокоен как удав.
- Я полковник милиции!
- А что ж вы пьяный как сапожник, полковник милиции?
- Не твое дело!
- Окей. Так вы на отдыхе пьяный? – Уточнил Сережка. – Или при исполнении пьяный?
- Поговори еще у меня, щенок! А ну, сдай оружие!
- Если вы на отдыхе, - невозмутимо продолжил Сережка, - то можете арестовать и меня, и вон, скамейку, и березу. Потому как полномочий у вас нихера нет. Отпустите сейчас же!
- Да как ты смеешь! – Задохнулся мужик.
- Смею. - Сережка хитро вывернулся и отпрыгнул на два шага от полковника. - Вы хотите нунчаки? Тогда вам придется их отобрать.
Полковник с рыком сделал шаг в сторону Сережки.
- А. – Хмыкнул Сережка. - Хотите попробовать. – В голосе его зазвучала недетская злость. – Тогда предупреждаю. Если вы еще раз меня схватите, я буду кричать… И знаете, что я буду кричать?!
Полковник обалдело молчал.
- Я буду кричать, - продолжил Сережка, - что меня пытается изнасиловать пьяный офицер милиции, а потом, когда сбегутся люди, я расскажу, что этот офицер угрожал мне физической расправой, хватал меня за руки и за ноги…
Сережка засмеялся.
- То-то про вас слух пойдет! Педофил-маньяк в погонах!! – Сережка фыркнул. – И, между прочим, у меня есть свидетель, - Сережка показал в мою сторону.
Мужик оглянулся на меня. Пробурчал что-то неразборчиво.
– Ты еще не понял? – Сережка взмахнул нунчаками и перехватил их поудобнее. - Иди своей дорогой, дядя, и не еби мне мозг своим арестом, угрозами и прочей херней. Иди-иди…
Полковника ощутимо повело, он выругался и побрел прочь с поляны, успев бросить через плечо:
- Я тебя еще достану, сученыш.
Ответом ему был сухой злой смех.
Мужик ушел, а Сережка продолжил заниматься.
На следующий день полковник подошел к матери Сережки, они о чем-то поговорили, потом тетя Надя позвала Сережку, спросила у него что-то, он пожал плечами и заявил, кажется, что видит этого дядю первый раз.
Мужик ушел не солоно хлебавши и злой как черт. Больше через нашу поляну он не ходил.
- Вот держи!
Я удивленно посмотрел на стопку из десятка книг разной толщины, которую Сережка бухнул мне на колени.
- Ты чего, замечтался что ли? – С улыбкой поинтересовался Сережка.
- Да нет, я так… Это все мне?!
- Ага! - Кажется, мое удивление сделало его самым счастливым человеком в мире. – Тебе.
- Но я не успею все это прочитать!! Мы уезжаем послезавтра!
- Я знаю. Заберешь с собой. Делов-то!
- Но… А как же ты?
- Я зачитал их до дыр. Наизусть могу цитировать. Теперь твоя очередь.
- Моя очередь – что? – Не понял я, разглядывая новенькие книжки.
- Зачитывать до дыр «Великий Кристалл». – Рассмеялся Сережка.
- Ты серьезно?
- Абсолютно. Спасибо можешь не говорить. Не за что потому что. Ага?
- Ага. Спасибо!!
Сережка снова рассмеялся и уселся рядом со мной. Я глянул на его сияющую физиономию и заметил:
- Я смотрю, настроение у тебя улучшилось…
- Ну да! – Согласился Сережка. - Настроение всегда улучшается, когда делаешь какую-нибудь прекрасную глупость!
- Ты считаешь, ты сделал глупость? – Я поставил стопку книг рядом с собой и приготовился обидеться.
- Прекрасную глупость, - уточнил Сережка с ухмылкой, - прекрасную. Но глупость. Чуешь разницу?
- Чую.
- Ну и вот. – Сережка вскочил со скамейки. - Черт, припекает-то как! Купаться что ли пойти?...
- Иди. – Я вздохнул.
- И оставить тебя тут кукситься? Вот еще!
- Сережка, - я внимательно на него посмотрел, - там речка, там куча твоих друзей. Почему ты со мной возишься?
Сережка помолчал. Сел обратно. Сказал очень серьезно:
- Потому что кто-то должен это делать. Не возиться. Просто быть рядом с тобой.
Меня аж передернуло:
- Ты выбиваешься из роли.
- Что? – Сережка вздрогнул.
- Ты выбиваешься из роли десятилетнего мальчишки. Пусть и странного...Тогда с полковником, со снегом твоим, сейчас вот…
- Черт! Черт-черт-черт…- Сережка, закинул руки за спинку скамейки, запрокинул голову, глядя в зенит. – И еще раз – «черт».
Сережка помолчал, спросил полуутвердительно:
- Дим, ты ведь не боишься смерти, правда?
- Давно уже не боюсь, - ответил я честно, - я столько раз с ней рядом ходил, что уже не боюсь. К чему ты это?
- А ты знаешь такие слова: «Незваная гостья, повсюду твой след, но здесь ты вовек не узнаешь побед, раскинутых крыльев безжизнен излом, но мертвый орел остается орлом»?
- Нет.
10:13 12-01-2005
Ceрeжка Часть 1
“…
And you don’t seem the lying kind
A shame then I can read your mind
And all the things that I read there
Candle lit a smile that we both share
And you know I don’t mean to hurt you
But you know that it means so much
And you don’t even feel a thing
I am falling, I am fading,
I am drowning
Help me to breathe
…”
BOA - DUVET: S.E. Lain Opening
А иногда, я думаю, Сережке надоедало притворяться. Взгляд у него тогда делался тоскливый-тоскливый. Сережка забирался на любимую березу около старой зеленой скамейки, устраивался на знакомой развилке ветвей и мрачно смотрел вниз.
Смотрел, как собираются на речку друзья-мальчишки и кокетничают с ними девчонки, как деловито, но без поспешности, выруливают на залитые солнцем дорожки взрослые дяди и тети, сыто отдуваясь после завтрака.
Смотрел, и во взгляде его читалось настолько неприкрытое презрение, что дивно делалось видеть такое отношение к окружающим у обычно жизнерадостного десятилетнего мальчишки и местного заводилы.
***
Часы спешили к десяти, когда вокруг стало тихо: малышня, весло галдя, ушла на речку, взрослые расползлись кто куда – кто-то пасти детей, чтобы не утонули, а кто-то – в досуговые клубы или гулять по аллеям.
Я заложил страницу пальцем и закрыл книгу. Вышел на крыльцо. Постоял, оглядываясь.
На поляне между корпусами (сорок восьмым, пятьдесят четвертым и сорок третьем) не осталось ни души. Лишь где-то слева слышался приглушенный детский гвалт; заросший яргой проход справа – к сорок третьему корпусу – хранил молчание. А за поляной и – дальше, дальше – за пустырем, по дороге слева направо медленно проехал грузовик.
Я спустился вниз, уселся на зеленую скамейку. Читать не хотелось, поэтому я открыл книгу, бросил короткий взгляд на номер страницы, запоминая, закрыл и положил книгу рядом с собой.
Чтение подождет.
В ветвях березы завозился Сережка. Я запрокинул голову и поискал взглядом человеческие контуры в мешанине зелени. Сережка полз вниз. Вот он ступил на последнюю ветку, ловко нагнулся, хватая ее руками, ухнул вниз, оттолкнулся ногами от ствола и спрыгнул на землю. Я обзавидовался, а Сережка отряхнув руки, встал на правую ногу и почесал голень. Хмуро глянул на меня.
- Кто-то умер? – поинтересовался я.
- Чего? – Мрачно спросил Сережка, глядя куда-то вправо, и сунул руки в карманы длинных шорт.
- Я говорю, ты такой хмурый сегодня потому что кто-то где-то умер?
- Нет.
На этом можно было считать разговор оконченными, но я уточнил:
- А что тогда случилось?
И осекся.
Будь Сережка чуть постарше, я бы услышал в ответ: «А какое тебе дело?», - и не обиделся бы.
Дело потому что и правда не мое. Но Сережка промолчал. Сел на другой конец скамейки. Посмотрел на небо, на медленно ползущие редкие облака, припекающее солнце, и улегся на спину, вытянувшись на скамье. Сказал раздумчиво:
- Ничего нигде не случилось, никто нигде не умер. У меня с утра плохое настроение. Может у человека быть плохое настроение?
- Может. – Улыбнулся я.
- Ну и вот.
- Ты поэтому от всех спрятался и на речку не пошел?
Сережка не счел нужным отвечать, просто неопределенно пожал плечами, дескать, разве не понятно, что поэтому?
Мне было понятно.
Совершенно понятно.
Абсолютно.
Повисло молчание. Детский гвалт постепенно стих; за спиной, на поляне едва слышно зажужжал шмель, какая-то дурная голосистая птица решила устроить сольное выступление, но очень быстро заткнулась, вместо нее в сорок третьем корпусе забормотало радио.
Читать по-прежнему не хотелось.
- Слушай, Дим, - начал Сережка, - ты когда-нибудь обращал внимание на то, как падает снег во время зимней оттепели?
- Не-а.
- Посмотри обязательно. – Сережка помолчал и продолжил. - Снег появляется всегда внезапно и сразу везде. Он начинает падать крупными-крупными, просто огромными хлопьями. И они падают медленно-медленно, кружатся и танцуют в воздухе. Это обалденно красиво.
Потом хлопья сменяются снежком помельче, этот уже идет куда быстрее, его носит ветер, бывает даже, что и льдинками по подоконнику стучит. Но это еще снег. А вот потом, потом начинается дождь – он косыми росчерками расписывается по оконному стеклу, барабанит по подоконнику…
И когда снег сменяется дождем всегда становится немножко грустно. Но посмотреть на такое обязательно стоит.
Я, раскрыв рот, выслушал этот монолог. Помолчал. Заметил удивленно:
- Ты как по написанному сейчас говорил. Сам придумал?
- Сам, сам, - поморщился Сережка, - так обещаешь, что посмотришь?
- Не уверен, что доживу, - сообщил я, - знаешь ведь про мое сердце?
- Знаю, - мгновенно скуксился Сережка, - пообещай, а?
- Обещаю…
- Неуверенно как-то.
- Обещаю! Зачем тебе это?
- Надо.
- Ладно. Можешь не отвечать. Расскажи хоть, чего это ты в летнее пекло про зиму заговорил?
Сережка помолчал. Сел на скамейке, передернул плечами, поежился, чтобы облупившаяся зеленая краска отстала от потной уже спины, повернулся ко мне лицом. Ухмыльнулся. Забрался на скамейку с ногами, оседлал спинку.
- Смотри! Я самолет! – Сережка раскинул руки в стороны. – Похож?
- Не очень, - улыбнулся я, - но некоторое сходство есть.
Сережка рассмеялся. Сполз обратно на скамейку. Глянул на лежащую рядом со мной книжку. Прочел вслух название:
- «Безлюдные пространства». – Скривился. – Крапивин…
- Ты что-то имеешь против Крапивина? - Удивился я.
- Я лично – ничего. – Сережка грустно улыбнулся. – Одна знакомая имеет. Будет иметь…- Он задумался.- Или уже?..
- Ничего не понял. - Сообщил я. - Ты о чем?
- Так, ни о чем. – Отмахнулся Сережка. – В голову просто всякое лезет…
- Я тебе говорил, что ты самый странный десятилетний мальчишка из тех, которых я знаю?
- А ты знаешь много десятилетних мальчишек?
- Ну… в больницах я их достаточно навидался…
Сережка помрачнел. Он всегда становился мрачным, когда я упоминал о своей болезни.
- Окей, будем считать, что ты знаешь достаточно десятилетних мальчишек, чтобы делать такие выводы. – Сережка помолчал и улыбнулся. – Мне как, считать это комплиментом?
- Если угодно, - я чуть качнулся вперед в подобии поклона.
- Ну, спасибо! - Сережка рассмеялся. – Вот сколько эпитетов мне ни вешали, но «странным десятилетним мальчишкой» называют первый раз.
Улыбка на мгновение сползла с его лица, карие глаза стрельнули на меня, потом на книгу.
- Димка, сколько у тебя настоящих друзей?
- Не знаю. – Вопрос мало того, что застал меня врасплох, так еще и был крайне неприятным. – Наверное, ни одного.
Сережкина улыбка тенью скользнула в уголки глаз, потом исчезла.
- Плохо, очень плохо. Ладно. Сколько Крапивинских книжек ты прочел?
- Эта первая…
- Нравится?
- Ну… да. Только, боюсь, она быстро закончится…
- Еще хочешь?
- А у тебя есть?
- Ну как тебе сказать, - Сережка почти смутился, - полное собрание про «Великий Кристалл» и кое-что из тех повестей, которых нет в твоей книжке. Надо?
- Надо.
- Сейчас принесу!
Сережка вскочил и пулей помчался вдоль сорок восьмого к себе в номер. Я проводил его взглядом и покачал головой.
Ничего паренек, странный только очень.
Как это там было у классика? «Если ты лежишь в больнице и тебе под руку попадается тайна, то легче легкого стать Шерлоком Холмсом». Так, кажется?
В доме отдыха, между прочим, тоже дел не так, чтобы много. Можно потому побыть Эркюлем Пуаро, не зазорно, я думаю.
And you don’t seem the lying kind
A shame then I can read your mind
And all the things that I read there
Candle lit a smile that we both share
And you know I don’t mean to hurt you
But you know that it means so much
And you don’t even feel a thing
I am falling, I am fading,
I am drowning
Help me to breathe
…”
BOA - DUVET: S.E. Lain Opening
А иногда, я думаю, Сережке надоедало притворяться. Взгляд у него тогда делался тоскливый-тоскливый. Сережка забирался на любимую березу около старой зеленой скамейки, устраивался на знакомой развилке ветвей и мрачно смотрел вниз.
Смотрел, как собираются на речку друзья-мальчишки и кокетничают с ними девчонки, как деловито, но без поспешности, выруливают на залитые солнцем дорожки взрослые дяди и тети, сыто отдуваясь после завтрака.
Смотрел, и во взгляде его читалось настолько неприкрытое презрение, что дивно делалось видеть такое отношение к окружающим у обычно жизнерадостного десятилетнего мальчишки и местного заводилы.
***
Часы спешили к десяти, когда вокруг стало тихо: малышня, весло галдя, ушла на речку, взрослые расползлись кто куда – кто-то пасти детей, чтобы не утонули, а кто-то – в досуговые клубы или гулять по аллеям.
Я заложил страницу пальцем и закрыл книгу. Вышел на крыльцо. Постоял, оглядываясь.
На поляне между корпусами (сорок восьмым, пятьдесят четвертым и сорок третьем) не осталось ни души. Лишь где-то слева слышался приглушенный детский гвалт; заросший яргой проход справа – к сорок третьему корпусу – хранил молчание. А за поляной и – дальше, дальше – за пустырем, по дороге слева направо медленно проехал грузовик.
Я спустился вниз, уселся на зеленую скамейку. Читать не хотелось, поэтому я открыл книгу, бросил короткий взгляд на номер страницы, запоминая, закрыл и положил книгу рядом с собой.
Чтение подождет.
В ветвях березы завозился Сережка. Я запрокинул голову и поискал взглядом человеческие контуры в мешанине зелени. Сережка полз вниз. Вот он ступил на последнюю ветку, ловко нагнулся, хватая ее руками, ухнул вниз, оттолкнулся ногами от ствола и спрыгнул на землю. Я обзавидовался, а Сережка отряхнув руки, встал на правую ногу и почесал голень. Хмуро глянул на меня.
- Кто-то умер? – поинтересовался я.
- Чего? – Мрачно спросил Сережка, глядя куда-то вправо, и сунул руки в карманы длинных шорт.
- Я говорю, ты такой хмурый сегодня потому что кто-то где-то умер?
- Нет.
На этом можно было считать разговор оконченными, но я уточнил:
- А что тогда случилось?
И осекся.
Будь Сережка чуть постарше, я бы услышал в ответ: «А какое тебе дело?», - и не обиделся бы.
Дело потому что и правда не мое. Но Сережка промолчал. Сел на другой конец скамейки. Посмотрел на небо, на медленно ползущие редкие облака, припекающее солнце, и улегся на спину, вытянувшись на скамье. Сказал раздумчиво:
- Ничего нигде не случилось, никто нигде не умер. У меня с утра плохое настроение. Может у человека быть плохое настроение?
- Может. – Улыбнулся я.
- Ну и вот.
- Ты поэтому от всех спрятался и на речку не пошел?
Сережка не счел нужным отвечать, просто неопределенно пожал плечами, дескать, разве не понятно, что поэтому?
Мне было понятно.
Совершенно понятно.
Абсолютно.
Повисло молчание. Детский гвалт постепенно стих; за спиной, на поляне едва слышно зажужжал шмель, какая-то дурная голосистая птица решила устроить сольное выступление, но очень быстро заткнулась, вместо нее в сорок третьем корпусе забормотало радио.
Читать по-прежнему не хотелось.
- Слушай, Дим, - начал Сережка, - ты когда-нибудь обращал внимание на то, как падает снег во время зимней оттепели?
- Не-а.
- Посмотри обязательно. – Сережка помолчал и продолжил. - Снег появляется всегда внезапно и сразу везде. Он начинает падать крупными-крупными, просто огромными хлопьями. И они падают медленно-медленно, кружатся и танцуют в воздухе. Это обалденно красиво.
Потом хлопья сменяются снежком помельче, этот уже идет куда быстрее, его носит ветер, бывает даже, что и льдинками по подоконнику стучит. Но это еще снег. А вот потом, потом начинается дождь – он косыми росчерками расписывается по оконному стеклу, барабанит по подоконнику…
И когда снег сменяется дождем всегда становится немножко грустно. Но посмотреть на такое обязательно стоит.
Я, раскрыв рот, выслушал этот монолог. Помолчал. Заметил удивленно:
- Ты как по написанному сейчас говорил. Сам придумал?
- Сам, сам, - поморщился Сережка, - так обещаешь, что посмотришь?
- Не уверен, что доживу, - сообщил я, - знаешь ведь про мое сердце?
- Знаю, - мгновенно скуксился Сережка, - пообещай, а?
- Обещаю…
- Неуверенно как-то.
- Обещаю! Зачем тебе это?
- Надо.
- Ладно. Можешь не отвечать. Расскажи хоть, чего это ты в летнее пекло про зиму заговорил?
Сережка помолчал. Сел на скамейке, передернул плечами, поежился, чтобы облупившаяся зеленая краска отстала от потной уже спины, повернулся ко мне лицом. Ухмыльнулся. Забрался на скамейку с ногами, оседлал спинку.
- Смотри! Я самолет! – Сережка раскинул руки в стороны. – Похож?
- Не очень, - улыбнулся я, - но некоторое сходство есть.
Сережка рассмеялся. Сполз обратно на скамейку. Глянул на лежащую рядом со мной книжку. Прочел вслух название:
- «Безлюдные пространства». – Скривился. – Крапивин…
- Ты что-то имеешь против Крапивина? - Удивился я.
- Я лично – ничего. – Сережка грустно улыбнулся. – Одна знакомая имеет. Будет иметь…- Он задумался.- Или уже?..
- Ничего не понял. - Сообщил я. - Ты о чем?
- Так, ни о чем. – Отмахнулся Сережка. – В голову просто всякое лезет…
- Я тебе говорил, что ты самый странный десятилетний мальчишка из тех, которых я знаю?
- А ты знаешь много десятилетних мальчишек?
- Ну… в больницах я их достаточно навидался…
Сережка помрачнел. Он всегда становился мрачным, когда я упоминал о своей болезни.
- Окей, будем считать, что ты знаешь достаточно десятилетних мальчишек, чтобы делать такие выводы. – Сережка помолчал и улыбнулся. – Мне как, считать это комплиментом?
- Если угодно, - я чуть качнулся вперед в подобии поклона.
- Ну, спасибо! - Сережка рассмеялся. – Вот сколько эпитетов мне ни вешали, но «странным десятилетним мальчишкой» называют первый раз.
Улыбка на мгновение сползла с его лица, карие глаза стрельнули на меня, потом на книгу.
- Димка, сколько у тебя настоящих друзей?
- Не знаю. – Вопрос мало того, что застал меня врасплох, так еще и был крайне неприятным. – Наверное, ни одного.
Сережкина улыбка тенью скользнула в уголки глаз, потом исчезла.
- Плохо, очень плохо. Ладно. Сколько Крапивинских книжек ты прочел?
- Эта первая…
- Нравится?
- Ну… да. Только, боюсь, она быстро закончится…
- Еще хочешь?
- А у тебя есть?
- Ну как тебе сказать, - Сережка почти смутился, - полное собрание про «Великий Кристалл» и кое-что из тех повестей, которых нет в твоей книжке. Надо?
- Надо.
- Сейчас принесу!
Сережка вскочил и пулей помчался вдоль сорок восьмого к себе в номер. Я проводил его взглядом и покачал головой.
Ничего паренек, странный только очень.
Как это там было у классика? «Если ты лежишь в больнице и тебе под руку попадается тайна, то легче легкого стать Шерлоком Холмсом». Так, кажется?
В доме отдыха, между прочим, тоже дел не так, чтобы много. Можно потому побыть Эркюлем Пуаро, не зазорно, я думаю.