Вчера позвали в деревню на поминки в честь годины. В знак уважения поехала, хотя не хотелось, устамши была. За столом сидели разнокалиберные деревенские тётушки, степенные и упитанные, как и полагается, с потными лицами и в платочках. Я как всегда пожалела, что не улавливаю большей части разговоров - слишком люблю послушать живую речь, когда она доступна... Поэтому в основном наблюдаю. Но вот одна из колоритных тётушек начинает наливать себе из кувшина квас, проливает нечаянно на клеёнку, и отчётливо произносит - блять. И я замечаю у неё на пальцах маникюр и картинки на длиннющих ногтях. Чорные узоры на белом фоне. Я представила, как она пропалывает своим маникюром огурчики или доит козу... и нашла, что это выглядит забавно. Расписные ногтищи были и ещё у одной тётеньки. Тренд. В следующий раз они набьют себе татухи, если только уже не набили - подумала я, и представила герань на окне, русскую печку, ухват, горшок со щами и кокетливого дракона на мощном заде. Люблю деревенских.

Гуляю с Альмой поздно вечером по пустынной аллее вдоль шоссе. В конце аллеи появляется тётенька в трениках, с небольшой лопаткой в одной руке и крупным дохлым попугаем в другой. Попугая она держит за лапы, вниз головой, его яркие крылышки трепыхаются на ветру, свесившись вниз... Между дорожкой и шоссе простирается широкий газон с редкими деревьями. Тётка сворачивает на газон и ходит вдоль трассы, что-то высматривая среди полусгнившей прошлогодней листвы. Я остановившись, наблюдаю издали... Потом - так и есть, ща будет попугая хоронить - тётка присаживается на корточки и начинает копать. Но... землю она складывает в цветной пакет, который и был мною принят за покойную птичку. А ведь всё было так экзотично...

Гуляю вечером с Альмой по окрестностям... Вчера весь день свистело и валил обильный снег, а нынче повсюду стоят мокрые сугробы на обочинах и лужи со змеящимися отражениями парковых фонарей. Альма деловито метит кажду. снежную кучу, совсем не по-дамски задирая заднюю ногу. А я разглядываю попутные хрущёвки, их серенькие, в потёках, стены, ощетинившиеся телеантеннами, и тусклые прямоугольнички окон. Многие окна первых-вторых этажей не занавешены и иногда можно разглядеть внутренний мир человечьих обиталищ-скворечников.
Вот стоит на подоконнике большая модель парусника, освещённая неяркой люстрой. Печальный барк с пыльной провисшей паутиной такелажа. Он завидует крылатому липовому семечку, виднеющемуся на снегу под окном. Семечко скорее всего сгинет - склюёт воробей или сгниёт среди прошлогодней листвы, и деревом ему стать не суждено... но зато оно живёт на воле! Ветер захлопывает форточку и парусник вздыхает всеми парусами...
А вот голое окно голой грязноватой кухни с голой лампочкой на длинном проводе. Обшарпанный шкафчик на стене. Небритый дядька бомжеватого вида шарит в шкафчике, что-то вынимает оттуда и глотает, запивая из горлышка стеклянного графина. Пока Альма интересуется столбиком ограды, дядька успевает поговорить по мобильнику и выйти, потушив свет.
А рядом окно - весёленькие обои в цветочек, тюль да кружева. И шкафчики модные, разноцветные. Толстая девица в халате орудует половником в кастрюле, исходящей паром. Самой кастрюли не видно... Мне представляется, как голодные тараканы, живущие у бомжеватого дядьки смотрят сквозь щели вентиляции, шевелят усами, перешёптываются и ждут. Когда девица отойдёт потрепаться по телефону, они бодро побегут по стенке, прыгнут на стол, облепят куски хлеба и копчёную колбасу, заботливо нарезанную к ужину, и наедятся до отвала.
Альма наконец отлипает от столбика и мы бредём дальше... В окне на углу рослые герани, за ними маячит старушка в очках на длинном носу. Мне хочется рассмотреть получше, чем она занята и я пристально вглядываюсь, задрав голову и встав на цыпочки. Но бабка замечает меня и тоже всматривается в окно поверх очков... Приходится продолжить путь.
Вот в форточке сидит кот. Он тревожно принюхивается. Наверное где-то орут невесты. Скоро кота недосчитаются хозяева...
Мне представляется, как будто у меня нет дома, мы с собакой странники. Бредём всё мимо и мимо, глядя сквозь эти огромные скворечники, нашпигованные человечьей мелюзгой. Ряды скворечников... Целый город. Но нас нигде не ждут, мы идём в никуда... "Восемь тысяч двести вёрст пустоты, а всё равно нам с тобой негде ночевать..." Карманы мои пусты, голова пуста. Скоро собака устанет, ляжет на асфальт и откажется идти дальше. И нам придётся заночевать рядом с помойкой в размокшей коробке из-под холодильника... Мы бороздим лужи, штаны по колено мокрые, но сапоги не пропускают воду. И это хорошо. Грустные корабли, старушки и коты глядят на нас из своих камер-одиночек... Я заглядываю в лица редких прохожих. Они тоже смотрят на меня и прошмыгивают мимо, спеша каждый в свою клетушку...

сидят товарищи в саду, на веранде у старой яблони, пиво пьют, рыбку грызут... уже август - падают красные яблоки и звёзды, но всё ещё тепло по ночам... вот и рыбку почти доели... скоро начнутся дожди, филимон орестович начнёт топить печку и из трубы его избушки потянется сизый дымок, путаясь в мокрых ветвях облетевшей яблони. а по вечерам можно будет услышать доносящиеся из приоткрытой форточки гитарные переборы под аккомпанемент старенького клавесина - это милейшая матильда харитоновна зашла на чай с баранками... впрочем, это будет уже другая история))

Current music а. вертинский - мадам, уже падают листья...

Current music магелланово облако - оберег