(история 1977 года, может, начала 1978)

Случилось у меня в бытность молодым отцом нижеследующее.
Отправили мы одного коллегу, Владимиром звали и зовут его, в экстренную командировку в КБ Туполева. Дело ответственное, документы подготовили, отправили с работы пораньше, чтоб приоделся, помылся, ну что, объяснять, что ли – этап договора закрывать надо было.
А я дорабатывать рабочий день остался, хоть этап и выполнен, но работы до хрена всякой. А ещё вечером надо в ясли-сад успеть, старшую (а тогда единственную) дочу забрать.

Тут вдруг приходит некий чел, говорит, что какой-то, вроде, наш, сотрудник стоит на лестнице в ректорском флигеле, совершенно пьяный, и чтоб мы его от греха забрали, пока его не сдали. Я говорю: да вот, мол, все на месте, какой ещё сотрудник! А он настаивает, добрый типа.
Догадались с одного раза, что он был прав, и кто был этот сотрудник? Правильно, это был отправленный в командировку Вова. А весу в Вове кило под сто, если не за сто, а ещё он карате увлекался (и мне малёк показал, как и что, кстати). И вот стоит наш огромный Вова на парадной лестнице универа, в огромной, под стать, шубе, качается, а глаза стеклянные.

Тут уместно заметить, что купить выпить и собственно выпить за то время, что он отсутствовал, реально. Но столько выпить, чтобы при его массе и питейном опыте за пару часов так окосеть – ну не знаю…

Хорошо, нас двое было. Второй, Дима, тоже в числе приятелей значился, так что наше навязчивое предложение спуститься на улицу агрессии у Вовы не вызвало. Идём, готовые Вову подпереть, и наблюдаем феномен: на автопилоте Вова каждую минуту останавливается и проверяет наличие паспорта, командировочного удостоверения и билетов. И ничто его не может выбить из этого ритма. В промежутках он молчал, а на попытки обращения к нему очень чётко ссылался на Ветхий Завет, в основном, на Экклезиаста и Соломона )).
Был морозец. Через 100 метров пути у Вовы вдруг с громким стуком застучали зубы. "Я замёрз", - сказал он и свернул в столовку у Кунсткамеры. Переубеждать не стали: стучал зубами вполне конкретно. Зашли, я сразу к гардеробщицам, мол, не тревожьтесь, мужик под присмотром, тока замёрз. А потом пошёл отлить, а Вову второму оставил, Диме.

Возвращаюсь – а их уже трое. Третий – милиционер, откуда-то взявшийся (может, гардеробщицы-таки заложили?) и интервьюирующий Вову, невзирая на вменяемого и готового к ответам Диму. "Где Вы живете?" Молчание. "Где Вы работаете?" Молчание, качающееся такое. "Кем Вы работаете?" А тут Вова чётко так и выдает: "Дураком!" На этой букве я решительно вмешался, взял Вову под руку, менту объясняю почти на ходу, что всё под контролем, доставлю домой, а денег нет, тока на дорогу. Что и послужило решающим аргументом, по-видимому.

Перешли Дворцовый, дошли до ул. Гоголя (ныне Малая Морская), а там, рядом с магазином Вова обрёл что-то типа второго сознания – перестал проверять документы и чётко обозначил намерение движением к винному отделу. Я чувствовал себя конкретно в ответе за дальнейшее (про командировку пока молчал) и заявил, что это на дружеское поведение не похоже. Вову проняло, и мы снова вышли на улицу.
А к этому времени я уже должен был бы быть в садике, дочу забирать… Выхода нет, вышел на Кирпичный, машу рукой. Проезжают тачки одна за одной, ноль внимания. А Вову я подальше от дороги поставил, чтоб не пугать водителей неясными перспективами. Вова глядел, глядел на мои махи руками, да и вышел, не спросясь, на край тротуара, да ещё со словами: "Кто ж так голосует!" - стервец. Поднимает руку, и со скрипом останавливается… не "Москвич", не "Волга" и не трактор "Беларусь", а "Чайка"! Водила без колебаний называет сумму в пять рублей, я без колебаний, но сквозь зубы, соглашаюсь (а это была половина дневной зарплаты о ту пору) – и мы за 10 минут пролетаем полгорода – а тогда это было почти нормально.

У садика я Вову притормаживаю у входа – зачем нянечек пугать – и лечу за дочкой, которая, конечно же, осталась одна-одинёшенька, всех уже поразбирали. Извинился, дочу упаковал, выходим в коридорчик, ведущий в другое крыло, к выходу… А там – будто сонм ангелов! Толпа, какой я не видывал в садике, женщин в белых халатах, вокруг какого-то центра кристаллизации: судя по шапке, возвышающейся над сонмом – вокруг Вовы. Вполз-таки погреться, зараза!
Подхожу, уже отточенными на менте фразами убеждаю, что всё под контролем… А директриса садика глядит на меня так, как будто впервые видит (симпатичная такая девушка, кстати), и грит: "А по Вам и не скажешь!"
Чего-то я там буркнул, типа, что меня там, где Вова, и не было. Даже если и не поняла, что буркнул, ничего – будет миф о несокрушимом, хоть и скромном в габаритах, Юлькином папе.

Пришли домой, а Вова уже и третье сознание обрёл, речь вяжет членораздельную, с помощью каковой известил меня, что до поезда время есть, а вот магазин скоро закроется. Не знаю почему, но и во второй раз тезис о предательстве дружбы подействовал. Усадил я Вову за крепкий и горячий чай, а сам, подкормив дочу, стал её ко сну готовить. А было ей годика три, ибо кроватка была еще с барьерчиками, самая такая младенческая. В общем, Юлька в кроватке, я сижу рядом, сказку читать начал. Тут Вова из кухни: "Кто ж так читает!" – выходит, берёт у меня книгу и начинает с интонациями глубоким басом сказку читать заново. Смотрю: а Юльке в кайф!

Вместо эпилога: миссию Вова в Москве не провалил. Стало быть, четвёртого сознания у него - по ходу продвижения к вокзалу опосля прочтения сказки и усвоения чаю - не открылось.