Я падаю. Падаю-падаю-падаю, и солнце бьет в глаза. Спиной вниз. Голубое яркое небо и тени облаков. Страх скручивает легкие так, что невозможно вдохнуть. Ветер обжигает. Высоко-высоко – серебряный росчерк парящей чайки. Но я падаю. Что встретит меня внизу? Острые скалы на дне ущелья, которые проткнут меня насквозь, проломят мне кости и оставят на черной поверхности кровавыми следами? Холодные волны океана, которые примут меня в равнодушные обьятья и сомкнутся надо мной, навсегда отрезая от света и воздуха? Чьи-то руки – жесткие, теплые и надежные, которые подхватят меня, не позволяя разбиться? Как знать.Дверь открыта, и меня встречает знакомо-насмешливый взгляд. Кресло чуть покачивается подо мной – не могу сидеть спокойно. Дрожат руки. Дрожат губы. Хочется сказать так много, но слов не хватает. Как всегда, смотрю в сторону. Слушаю, не запоминая. Думаю не о том, о чем говорю.
Я так боюсь смерти. Чужой смерти.
Я так боюсь жизни. Не умею и не желаю чувствовать. Собственные эмоции пугают больше, чем старость и боль. Наверное, если бы на меня смотрел только ты, я смогла бы заплакать.
Твоя рука на подлокотнике кресла. В каких-то дюймах от моей. Коснуться... Но пальцы холодные, тебе будет неприятно.
Люди приходят и уходят. Тебя снова отвлекают, и, пока ты бродишь по комнате, шутливо отвечая на бесконечные вопросы, я рассматриваю тебя из-под полуопущенных ресниц. Сегодня твои глаза светло-серые, без намека на обычную голубизну. Ты двигаешься отрывисто, ломко. В тебе нет ничего красивого, или изящного, или хотя бы милого. И в какой-то момент я вдруг понимаю, что единственное, чего я от тебя хочу – это сочувствие. Не дружба и даже не любовь, я вполне могу обойтись без них, но я слишком привыкла к твоему снисходительному, взрослому и мудрому пониманию.
Ты работаешь, а я пишу, почти по-домашнему свернувшись на кресле. Твое присутствие успокаивает. Помнишь, ты как-то говорил, что хотел бы в старости сидеть у камина с книжкой в руках и котом на коленях? Так вот, я хотела бы находиться рядом – в той же комнате, на диване или за письменным столом, читать или писать или просто думать, и время от времени ловить краем глаза твой резкий профиль в красноватых отблесках огня.
Неровные буквы ложатся на бумагу. Просто обрывки мыслей, которые я не стану говорить вслух.
Стив. Теперь я правда могу так тебя называть. Ты разрешил. Пишу твое имя русскими буквами, показываю тебе. Ты радуешься так искренне и непосредственно. Пробую на вкус: Стив. И слышу в ответ собственное имя. Так хорошо.
Нет обычного суетливо-неловкого прощания. Ты никуда не торопишься, я никуда не тороплюсь. Я неспешно собираюсь, одеваюсь, улыбаюсь тебе. Ты раскидываешь руки в стороны и делаешь шаг вперед. И я позволяю тебе обнять себя. Утыкаюсь лицом в твое плечо, чувствуя как ты успокаивающе гладишь меня по напряженной спине. Прижимаюсь к тебе крепче. Где-то над моей головой звучит твой насмешливый голос.Твоя рубашка – прохладная и гладкая под моей щекой. Твои ладони – твердые и горячие даже сквозь одежду. От тебя пахнет не сигаретами, а по-детски сладко – леденцами и шоколадом.
Я отступаю, и ты касаешься пальцами моей щеки.Тяжелая черная дверь, каменно-серые ступеньки, ветер в лицо. Кажется, первый раз за все время нашего знакомства мне не приходится сдерживать слезы. Я смеюсь и почти кричу от пьнящего, солнечного счастья.
Ты есть. Я люблю тебя.