13-05-2003 02:57 4
"Гарь"
Гарь. Даже имя твое пахнет дымом. Гарь - имя-судьба.
Я сижу у окна и смотрю, как ты идешь по улице. Ты шагаешь широко и неспешно, с неотвратимостью металлической машины. Город залит солнечным светом, и ты щуришься, прикрывая ладонью глаза. Черные-черные глаза, как два уголька потухшего костра, в которых тлеет рыжая искра, готовая в любой момент вспыхнуть пожаром. Ты весь - черное пятно гари в солнечной яркости весеннего мира. Ветер рвет края старой кожаной куртки, играет бахромой вокруг дыр на порванных джинсах. Ботинки на толстой подошве разбивают хрусталь сверкающих луж. Ты весь в черном, точно в трауре; одежда просто обгорела от близости твоего сердца.
Гарь. Сколько тебя помню, всегда ты носил черное. Появлялся призраком сожженного колдуна на пороге моей комнаты и бросал нетерпеливо: "Идешь?", как будто это ты ждал меня больше часа... Но я не сержусь. Я не умею сердиться на тебя Гарь, так же как ты не умеешь мечтать. Сначала я жалел тебя, а потом понял, что ты счастлив в своем странном мире погасшего огня. Счастлив так же, как я.
Гарь. Кажется, твое имя сжигает мир вокруг. Твоя комната - на чердаке. Вместо пола - жесткий с подпалинами ковер, вместо стен - обгоревшие обои, вместо кровати - старый матрац, прожженный насквозь прикосновениями твоих сигарет. В комнате вечно пахнет дымом, а иногда через открытое окно врывается ветер. Но такое бывает редко.
Гарь. Знал ли тот, кто давал тебе имя, как он был прав? А, может, не было бы этой судьбы, не прозвучи тогда, как проклятье: "Гарь"? Может, не было бы горящего дома, пустых глаз матери, животного воя отца и криков младших братиков и сестренок? Не было бы промозглого дождя, погасившего на тебе одежду, и холодного утра, с которого началось твое одиночество?
Гарь. Ты сидишь на подоконнике и куришь, а я прижался лопатками к стене напротив. Ты смотришь в окно, а я смотрю на тебя. Расплывшееся пятно черной краски на голубом холсте неба. Закат. У тебя все руки в ожогах, и кожа странно натянута и перекручена там, где ее коснулся огонь. Боль сожгла тебя, Гарь. Или не боль, а запах дыма и холодные головни вместо теплого любимого дома...
Ты чертыхаешься сквозь зубы и отбрасываешь окурок. Ты снова задумался, и тлеющий огонек сигареты обжег тебе пальцы. На среднем и указательном - по красной отметке. Они никогда не проходят, ведь ты всегда забываешь о сигарете в руке.
Гарь. Ты - обгоревший, покрытый коркой засохшей боли. Но внутри, в самой глубине черных зрачков, бьется искорка живого огня. И это пламя сжигает тех, кто оказывается слишком близко. Но если отойти хотя бы на другую сторону комнаты, опаляющий жар становится ласковым теплом...
Гарь. Я пробую твое имя на вкус и чувствую на губах горечь. Ты не можешь быть иным - черный, высокий, такой худой, что видно, как под выступающими ребрами бьется сердце. Я встаю и иду к тебе через бесконечное пространство крохотной комнаты. Ты смотришь в окно.
- Гарь.
Ты поворачиваешь голову, признавая мое присутствие. Молчишь. И я молчу. Я не знаю, что сказать. Из открытого окна пахнет сиренью, и на стены, покрытые черными пятнами, ложатся последние золотые лучи.
- Гарь.
Протягиваю руку и провожу кончиками пальцев от ямочки на шее по голой груди и плоскому животу до пряжки ремня. Ты смотришь из под сгоревших бровей спокойно и пусто.
- Гарь.
Какого ответа я жду?
- Гарь. Знаешь, у тебя очень хорошее имя...
И в твоих глазах что-то меняется...
Ты отворачиваешься и бросаешь:
- Дурак. Это прозвище.
В твоих словах - холод остывших под дождем углей.
Мне хочется плакать. Я все сломал. Ты не умеешь прощать, так же как я не умею сердиться на тебе.
"Щелк" говорит дверь, навсегда отрезая меня от пахнущей дымом комнаты. И я вдруг понимаю, что ты не чувствовал запаха сирени. Для тебя весь мир пах дымом.
Через два дня я шел по золотой весенней улице, смеялся солнцу и отражался в хрустале невысохших луж. У дома Гаря остановился и, запрокинув голову, нашел глазами его окно. От подоконника вверх и в стороны протянулись черные полосы. Такие остаются от языков огня, вырвавшихся из охваченной пожаром квартиры...
Гарь. Я много думал о тебе с того дня. Я понял, что изменилось в твоих глазах, когда я сказал про твое имя. В черных глазах погас огонек, теплом которого ты жил в мире холодного дождя, остывших углей и вечного пожара, превратившего в пепелище твою душу...
Прости меня, Гарь.
Гарь. Даже имя твое пахнет дымом. Гарь - имя-судьба.
Я сижу у окна и смотрю, как ты идешь по улице. Ты шагаешь широко и неспешно, с неотвратимостью металлической машины. Город залит солнечным светом, и ты щуришься, прикрывая ладонью глаза. Черные-черные глаза, как два уголька потухшего костра, в которых тлеет рыжая искра, готовая в любой момент вспыхнуть пожаром. Ты весь - черное пятно гари в солнечной яркости весеннего мира. Ветер рвет края старой кожаной куртки, играет бахромой вокруг дыр на порванных джинсах. Ботинки на толстой подошве разбивают хрусталь сверкающих луж. Ты весь в черном, точно в трауре; одежда просто обгорела от близости твоего сердца.
Гарь. Сколько тебя помню, всегда ты носил черное. Появлялся призраком сожженного колдуна на пороге моей комнаты и бросал нетерпеливо: "Идешь?", как будто это ты ждал меня больше часа... Но я не сержусь. Я не умею сердиться на тебя Гарь, так же как ты не умеешь мечтать. Сначала я жалел тебя, а потом понял, что ты счастлив в своем странном мире погасшего огня. Счастлив так же, как я.
Гарь. Кажется, твое имя сжигает мир вокруг. Твоя комната - на чердаке. Вместо пола - жесткий с подпалинами ковер, вместо стен - обгоревшие обои, вместо кровати - старый матрац, прожженный насквозь прикосновениями твоих сигарет. В комнате вечно пахнет дымом, а иногда через открытое окно врывается ветер. Но такое бывает редко.
Гарь. Знал ли тот, кто давал тебе имя, как он был прав? А, может, не было бы этой судьбы, не прозвучи тогда, как проклятье: "Гарь"? Может, не было бы горящего дома, пустых глаз матери, животного воя отца и криков младших братиков и сестренок? Не было бы промозглого дождя, погасившего на тебе одежду, и холодного утра, с которого началось твое одиночество?
Гарь. Ты сидишь на подоконнике и куришь, а я прижался лопатками к стене напротив. Ты смотришь в окно, а я смотрю на тебя. Расплывшееся пятно черной краски на голубом холсте неба. Закат. У тебя все руки в ожогах, и кожа странно натянута и перекручена там, где ее коснулся огонь. Боль сожгла тебя, Гарь. Или не боль, а запах дыма и холодные головни вместо теплого любимого дома...
Ты чертыхаешься сквозь зубы и отбрасываешь окурок. Ты снова задумался, и тлеющий огонек сигареты обжег тебе пальцы. На среднем и указательном - по красной отметке. Они никогда не проходят, ведь ты всегда забываешь о сигарете в руке.
Гарь. Ты - обгоревший, покрытый коркой засохшей боли. Но внутри, в самой глубине черных зрачков, бьется искорка живого огня. И это пламя сжигает тех, кто оказывается слишком близко. Но если отойти хотя бы на другую сторону комнаты, опаляющий жар становится ласковым теплом...
Гарь. Я пробую твое имя на вкус и чувствую на губах горечь. Ты не можешь быть иным - черный, высокий, такой худой, что видно, как под выступающими ребрами бьется сердце. Я встаю и иду к тебе через бесконечное пространство крохотной комнаты. Ты смотришь в окно.
- Гарь.
Ты поворачиваешь голову, признавая мое присутствие. Молчишь. И я молчу. Я не знаю, что сказать. Из открытого окна пахнет сиренью, и на стены, покрытые черными пятнами, ложатся последние золотые лучи.
- Гарь.
Протягиваю руку и провожу кончиками пальцев от ямочки на шее по голой груди и плоскому животу до пряжки ремня. Ты смотришь из под сгоревших бровей спокойно и пусто.
- Гарь.
Какого ответа я жду?
- Гарь. Знаешь, у тебя очень хорошее имя...
И в твоих глазах что-то меняется...
Ты отворачиваешься и бросаешь:
- Дурак. Это прозвище.
В твоих словах - холод остывших под дождем углей.
Мне хочется плакать. Я все сломал. Ты не умеешь прощать, так же как я не умею сердиться на тебе.
"Щелк" говорит дверь, навсегда отрезая меня от пахнущей дымом комнаты. И я вдруг понимаю, что ты не чувствовал запаха сирени. Для тебя весь мир пах дымом.
Через два дня я шел по золотой весенней улице, смеялся солнцу и отражался в хрустале невысохших луж. У дома Гаря остановился и, запрокинув голову, нашел глазами его окно. От подоконника вверх и в стороны протянулись черные полосы. Такие остаются от языков огня, вырвавшихся из охваченной пожаром квартиры...
Гарь. Я много думал о тебе с того дня. Я понял, что изменилось в твоих глазах, когда я сказал про твое имя. В черных глазах погас огонек, теплом которого ты жил в мире холодного дождя, остывших углей и вечного пожара, превратившего в пепелище твою душу...
Прости меня, Гарь.
это: [ воспоминания о будущем ]