22-05-2003 07:43 7
"Старик и пес"
Старик медленно брел по холодному плотному песку. Пустое небо мерцало звездным светом, и на земле лежали черные тени деревьев. Тонкие, острые, голые ветви тянулись сквозь зыбкий стылый воздух осенней ночи к золотым искоркам. Океан заливал берег мутной скользкой водой, опрокидывая волну за волной на колючий песок. Пес в молчаливой радости неразличимо мчался где-то впереди, выворачивая мелкие камешки загнутыми когтями.
Шелест прибоя на миг взвился до отчаянного крика чайки и снова покатился равномерно бурой пеной к уставшим ногам. Облака лениво ползли по небу в сторону собирающегося рассвета, и их косматые тела черными кляксами расплывались по усыпанному алмазной крошкой небу. Лес стоял, равнодушный, живой, вечный, и покачивался под ударами ветра. Неслышные тени двигались в его глубине, перемещались, переливались, перетекали от ствола к стволу, от куста к кусту, в настороженной попытке остаться незамеченными. Старик прожил достаточно, чтобы чувствовать их присутствие. А может, потому и прожил, что умел их замечать...
Пес выскочил из темноты и запрыгал восторженно у ног человека. Его черное стремительное тело нуждалось в движении, каждый нерв звенел от напряжения, и псу хотелось поделиться своим счастьем с Хозяином.
Старик потрепал песий загривок, ласково взъерошил уши, коснулся влажно блестящего носа. Зверь замотал головой и хвостом, выражая свою радость. По лицу человека скользнула неловкая улыбка, обозначился резкий длинный шрам, протянувшийся от левой скулы до подбородка, заметнее стали глубокие морщины вокруг глаз, и только в зрачках метнулся теплый огонек. За двадцать лет добровольного затворничества человек отвык улыбаться.
Пес покрутился на месте и, не выдержав холодного воздуха, бесконечного океана и близости Хозяина, побежал к силуэтам гор, высекая в воздухе шлейф искрящихся брызг и песчинок. Старик двинулся за ним, прихрамывая на больную ногу. По песку тянулась цепочка ровных следов, выдавленных старомодными ботинками, и неровный пунктир круглых ямок, оставленных тяжелой тростью старика. Ямки быстро заполнялись клубящейся темнотой, и океан тянулся к ним щупальцами волн.
В шуршащую тишину ночного побережья ворвался невнятный гул близкого города. Город пел мягким баритоном охрипшего менестреля, молил о снисхождении дребезжащим сопрано профессиональной нищенки, ворчал гудящим басом добродушного толстяка-повара и визгливо хохотал раскрашенными ртами набравшихся подростков. Город дышал ароматами дорогих ресторанов, утонченными запахами духов и одеколонов, зловонием крысиных помоек и ядовитыми испарениями заводских подвалов. Город двигался дерганой походкой наркоманов, неспешным шагом бандитов и стражей порядка и исступленным бегом обреченных. Город жил, вбирая в себя мысли миллионов людей, запертых в узких ущельях его улиц.
«В толпе одиночество становится особенно мучительным», - вспомнил старик. Перед глазами взвился калейдоскоп человеческих лиц. Одни вызывали ненависть, другие - глухую тоску, третьи – тихую светлую грусть. Но многие лица вообще не имели значения. От них в душе не осталось ничего – ни пепла, ни даже пыли.
Старик оторвал взгляд от песка, поднял голову и увидел, как начала светлеть полоска неба, соединявшая облака с гребешками морской пены. Мир начал меняться, теряя таинственную прелесть прозрачной ночи и приобретая рациональную законченность солнечного дня. Пес вернулся и стал бегать кругами, выписывая рунические узоры когтями задних лап.
Человек вздохнул и, развернувшись, зашагал прочь от бестолковой городской суеты. На фоне матово-серого рассвета каменные стены замка казались вырезанными из черной бумаги. За этими стенами таились воспоминания. За оконными витражами скрывались затерявшиеся в прошлом тени. От замшелых камней веяло холодом могильных плит.
Старик подумал, что если бы в жизни ему повезло немного больше, то сейчас он мог бы идти в замок, зная, что его там ждут. Но ему не повезло. Поэтому он просто подозвал пса и пошел домой.
Старик медленно брел по холодному плотному песку. Пустое небо мерцало звездным светом, и на земле лежали черные тени деревьев. Тонкие, острые, голые ветви тянулись сквозь зыбкий стылый воздух осенней ночи к золотым искоркам. Океан заливал берег мутной скользкой водой, опрокидывая волну за волной на колючий песок. Пес в молчаливой радости неразличимо мчался где-то впереди, выворачивая мелкие камешки загнутыми когтями.
Шелест прибоя на миг взвился до отчаянного крика чайки и снова покатился равномерно бурой пеной к уставшим ногам. Облака лениво ползли по небу в сторону собирающегося рассвета, и их косматые тела черными кляксами расплывались по усыпанному алмазной крошкой небу. Лес стоял, равнодушный, живой, вечный, и покачивался под ударами ветра. Неслышные тени двигались в его глубине, перемещались, переливались, перетекали от ствола к стволу, от куста к кусту, в настороженной попытке остаться незамеченными. Старик прожил достаточно, чтобы чувствовать их присутствие. А может, потому и прожил, что умел их замечать...
Пес выскочил из темноты и запрыгал восторженно у ног человека. Его черное стремительное тело нуждалось в движении, каждый нерв звенел от напряжения, и псу хотелось поделиться своим счастьем с Хозяином.
Старик потрепал песий загривок, ласково взъерошил уши, коснулся влажно блестящего носа. Зверь замотал головой и хвостом, выражая свою радость. По лицу человека скользнула неловкая улыбка, обозначился резкий длинный шрам, протянувшийся от левой скулы до подбородка, заметнее стали глубокие морщины вокруг глаз, и только в зрачках метнулся теплый огонек. За двадцать лет добровольного затворничества человек отвык улыбаться.
Пес покрутился на месте и, не выдержав холодного воздуха, бесконечного океана и близости Хозяина, побежал к силуэтам гор, высекая в воздухе шлейф искрящихся брызг и песчинок. Старик двинулся за ним, прихрамывая на больную ногу. По песку тянулась цепочка ровных следов, выдавленных старомодными ботинками, и неровный пунктир круглых ямок, оставленных тяжелой тростью старика. Ямки быстро заполнялись клубящейся темнотой, и океан тянулся к ним щупальцами волн.
В шуршащую тишину ночного побережья ворвался невнятный гул близкого города. Город пел мягким баритоном охрипшего менестреля, молил о снисхождении дребезжащим сопрано профессиональной нищенки, ворчал гудящим басом добродушного толстяка-повара и визгливо хохотал раскрашенными ртами набравшихся подростков. Город дышал ароматами дорогих ресторанов, утонченными запахами духов и одеколонов, зловонием крысиных помоек и ядовитыми испарениями заводских подвалов. Город двигался дерганой походкой наркоманов, неспешным шагом бандитов и стражей порядка и исступленным бегом обреченных. Город жил, вбирая в себя мысли миллионов людей, запертых в узких ущельях его улиц.
«В толпе одиночество становится особенно мучительным», - вспомнил старик. Перед глазами взвился калейдоскоп человеческих лиц. Одни вызывали ненависть, другие - глухую тоску, третьи – тихую светлую грусть. Но многие лица вообще не имели значения. От них в душе не осталось ничего – ни пепла, ни даже пыли.
Старик оторвал взгляд от песка, поднял голову и увидел, как начала светлеть полоска неба, соединявшая облака с гребешками морской пены. Мир начал меняться, теряя таинственную прелесть прозрачной ночи и приобретая рациональную законченность солнечного дня. Пес вернулся и стал бегать кругами, выписывая рунические узоры когтями задних лап.
Человек вздохнул и, развернувшись, зашагал прочь от бестолковой городской суеты. На фоне матово-серого рассвета каменные стены замка казались вырезанными из черной бумаги. За этими стенами таились воспоминания. За оконными витражами скрывались затерявшиеся в прошлом тени. От замшелых камней веяло холодом могильных плит.
Старик подумал, что если бы в жизни ему повезло немного больше, то сейчас он мог бы идти в замок, зная, что его там ждут. Но ему не повезло. Поэтому он просто подозвал пса и пошел домой.
это: [ beyond ]
[ воспоминания о будущем ]
Комментарии:
Арина
23-05-2003 11:25
Дневник • Хочухи • Профиль
Великий Сакиспачи
Второй день хожу и посторяю про себя "Пес неразличимо мчался". Очень хорошо.
И не только это.
И не только это.
А рунические узоры когтями задних лап? Да, придется закладывать, а то забуду вернуться...