По мере того, как вопрос о моем месте в своей собственной жизни гнетет все острее и острее я с большей интенсивностью ищу понимание того, как люди вообще живут. Уже не задаюсь вопросом правильно, не правильно ли.

И вот натолкнулся на две точки зрения, они обе касаются христианства, что меня немного настораживает, почему настораживает? Потому что мне не всегда понятно, как люди усомнившись в чем-то конкретном, все равно продолжают искать этому применение?
При этом обе стороны смотрят на одни и те же предметы несколько по-иному.

С одной стороны это Баптисты, американская молодежь, которая по каким-то причинам приехала в Россию нести свое понимание христианства в лучших традициях миссионерства, причем с момента как они постучались ко мне в дверь я увидел различия между ними и тем, как принято говорить о подобных вещах у нас. В них не было никакой грубости, они не ощущали свет за своими плечами, но, кажется, им было важно то, что они делают. Я как-то спросил одного из них, что ими движет, когда они вдруг собираются и едут на другой конец света. Он ответил, что передает по цепочке некое добро, которое было сделано для него людьми, называющими себя Баптистами там, у него на родине.

Возможно еще предоставится возможность спросить, уверен ли он, что его добро действительно будет добром, когда он его исполнит.

С другой стороны уже упомянутый человек, Кот Бегемот. который начинает писать о неправильных женщинах, наталкивается на неправильных мужчин и у которого не остается особо много вариантов, и он берется писать о неправильном христианстве. Причем скорее все же это неправильное Православие, если уж быть совсем конкретным, но рассуждения охватывают все христианство, оно скорее всего тоже не без грешка. Человек не боится наступить на букву закона, хотя и опасно балансирует между страхом все таки испачкаться о несовершенство "объективных" суждений и уже некоторой потери страха перед обычным, традиционным пониманием непредвзятости.

Есть и кое что общее между ними. Почему-то во многих рассуждениях я вижу лишь обсуждение отношений людей и людей, в крайнем случае людей и бога, но бога очень человеческого, человечного. По прежнему нет места ничему другому между человеком и человеком, или человеком и богом, лишь эти две запчасти друг друга могут время от времени заменять. Остальной мир в своем познанном и непознанном остается закрыт, недостоин того, чтобы о нем говорить, писать, сравнивать его с богом или человеком.

Как буд-то невидимая пелена между двумя людьми, пожимающими друг другу руки какой-то черной магией связывает их по рукам и при этом заставляет их ее не видеть.

Иногда, когда люди цитируют строчки из Библии, мне начинает казаться, что сказанные важные, трудно понимаемые вещи духовных писаний не всегда нацелены на то, чтобы объяснить человеку другого человека.