Иногда я хочу разбить и то, что у меня осталось. Чтобы стало невыносимо больно. Я не знаю, когда началось мое маниакальное стремление к этой внутренней боли, обреченности - в первом классе, когда я специально не писал слова под диктовку, чтобы в эйфории и спешке дописывать по памяти, или позже. Знаю лишь то, что где-то моя система сошла с рельс, и теперь я кубарем качусь куда-то.
Иногда это даже смешно.
А ведь боль физическая не может ни на миллиметр приблизиться к величию и интенсивности боли внутренней. Я никогда не чувствовал ее в полной мере, но моим заветным желанием всегда было испытать ее всю. Эгоистично и самонадеянно. Ну, как всегда, в общем.
А еще я на самом деле верю, что звезда на моей правой ладони приведет меня к безумию.
Мне нужно решить, какую из двух дверей я хочу открыть. Нельзя вечно стоять на пороге. Смерть или жизнь. Я должен решить, хочу ли я умереть так сильно, что готов оставить жизнь. Если я хочу жить, я должен склеить чашки. И еще много чего другого. А если я выберу смерть... Тогда я должен разбить то, что у меня осталось, и понести кару за то, что я сделал и за то, что я не сделал. "У меня ... есть это право - понести кару, и этого права я не уступлю. Никто из нас ... не должен, не смеет отказываться от этого единственного своего - тем ценнейшего - права" (Е. Замятин, "Мы")