А вообще требую продажи мне времени по демпинговым ценам. В сутках слишком мало часов. А время не ждёт.
Между тем, портрет продолжает действовать. Уже третий человек принимает Лаврентия Павловича за Михаила Борисовича. Всё таки я правильно выбрал фото и не стал брать то, где Лаврентий Павлович похож на Антона Павловича. Люди у нас культурные, русских классиков в лицо знают, как знают и то, что Антоша Чехонте написал "Му-му", не купились бы.

В качестве разгрузки мозга, а так же для коротания времени в дороге, перечитал Владимира Алексеевича Гиляровского. Всё таки он был глыба, матёрый человечище. И вспомнилось мне, как в школьные годы чудесные, после прочтения его книг, волевым усилием я избавился от одной из своих кличек. Если с женщиной, которая корчит из себя неприступную и ассоциирует себя с кошкой всё ясно, в марте точно не откажет, то вот с мужским вариантом всё сложней. Мне лень расписывать, я просто приведу пару цитат.

Характерно, что на всех таких дворах не держали собак... Здесь жили
женщины, совершенно потерявшие образ человеческий, и их "коты", скрывавшиеся
от полиции, такие, которым даже рискованно было входить в ночлежные дома
Хитровки. По ночам "коты" выходили на Цветной бульвар и на Самотёку, где их
" марухи " замарьяживали пьяных. Они или приводили их в свои притоны, или их тут же
раздевали следовавшие по пятам своих "дам" "коты". Из последних притонов
вербовались "составителями" громилы для совершения преступлений, и сюда
никогда не заглядывала полиция, а если по требованию высшего начальства,
главным образом прокуратуры, и делались обходы, то "хозяйки" заблаговременно
знали об этом, и при "внезапных" обходах никогда не находили того, кого
искали...
Хозяйки этих квартир, бывшие проститутки большей частью, являлись
фиктивными содержательницами, а фактическими были их любовники из беглых
преступников, разыскиваемых полицией, или разные не попавшиеся еще аферисты
и воры.


Зашел я как-то в летний день, часа в три, в «Каторгу». Разгул уже был в полном разгаре. Сижу с переписчиком ролей Кириным. Кругом, конечно, « коты » с « марухами ». Вдруг в дверь влетает « кот » и орет:

— Эй, вы, зеленые ноги! Двадцать шесть! Все насторожились и навострили лыжи, но ждут объяснения.

— В «Утюге» кого-то пришили. За полицией побежали…

— Гляди, сюда прихондорят!

Первым выбежал здоровенный брюнет. Из-под нахлобученной шапки виднелся затылок, правая половина которого обросла волосами много короче, чем левая. В те времена каторжным еще брили головы, и я понял, что ему надо торопиться. Выбежало еще человек с пяток, оставив « марух » расплачиваться за угощение.

Я заинтересовался и бросился в дом Ромейко, в дверь с площади. В квартире второго этажа, среди толпы, в луже крови лежал человек лицом вниз, в одной рубахе, обутый в лакированные сапоги с голенищами гармоникой. Из спины, под левой лопаткой, торчал нож, всаженный вплотную. Я никогда таких ножей не видал: из тела торчала большая, причудливой формы, медная блестящая рукоятка.

Убитый был « кот ». Убийца — мститель за женщину. Его так и не нашли — знали, да не сказали, говорили: «хороший человек».