Самый главный критерий при этом – природа российской модернизации. При ее рассмотрении мы явно видим все признаки экзогенности, то есть внешнего происхождения модернизационного импульса, который не вызревал внутри самого общества, но искусственно и насильственно (авторитарно или тоталитарно) навязывался сверху тиранической властью деспота (Петр Великий) или экстремистскими фанатиками (большевики). В России не вызревали и не вызрели:

ни капитализм, ни индивидуализм, ни демократия, ни рационализм, ни личная ответственность, ни правовое самосознание, ни гражданское общество.

Напротив, преобладали и преобладают до сих пор установки традиционного общества:

патернализм, коллективизм, иерархичность, отношение к государству и обществу как к семье, превосходство морали над правом, этического мышления над рациональным и т.д.

Кроме того, Россия впитывала многие европейские черты – как ценностные, так и технологические, но адаптировала их к своему собственному укладу и заставляло служить своим интересам и своим ценностям. Россия активно черпала у Запада различные элементы, но им упорно не становилась. Отсюда – крайнее раздражение людей Запада (и особенно русских западников) в отношении России, которая представляется им зловещей и агрессивной «карикатурой на Европу», имитирующей ее внешние формы, но вкладывающей в них свое исконно русское содержание.

Россия отличается не просто от какой–либо европейской страны, подобно тому как и те различаются между собой. При пересечении российских границ меняется сам культурный дух, мы переходим из одного культурно–исторического типа к другому. Россия отлична именно от Европы, от Запада всего целиком.

Если же настаивать, что Россия все–таки– это часть Запада и европейская страна, то можно сделать два вывода. Либо Россию надо фундаментально реформировать в западном ключе (чего пока никому не удавалось довести до конца), либо Россия представляет собой какой–то иной Запад, «другую Европу».

То упорство, с которым русский народ и русское общество отказываются от глубинной вестернизации (лишь имитируя ее внешне), саботируют принятие европейских ценностей (подделывая их под особый национальный лад), отыскивают в самом западном обществе экстравагантные сценарии, позволяющие ускользнуть или размыть строгий императив чисто западных ценностей и установок (что очевидно и в царский, и — особенно — в советский период), заставляет полагать, что превращение русских в европейцев дело совершенно безнадежное. И Россия так и останется лишь «недо–Западом», «Западом второго сорта» – не в силах впитать по–настоящему сущность западной идентичности.

(тут про проект "перестройка 2.0, пропускаем)

...Второй случай, когда речь идет о том, что Россия – это Запад, но другой, не менее сложен. Во–первых, даже если сами русские считают себя «Западом», но только особым – например, православным, поствизантийским, славянским и т.д., европейцы никогда не признавали и не признают этого, считая такую претензию «высокомерной и бездоказательной амбициозностью». Попытки настаивать на ней только усилят напряженность и вызовут ответную реакцию. Если Россия – это Запад, причем настаивающий на том, что его надо принимать и признавать таким, каков он есть, само понятие «Запад», острота его исторического, геополитического, технологического и культурного вектора, размывается, рассеивается и рушится. Если Россия часть Запада, то Запад больше не Запад, а не пойми что.

И наконец, обе позиции, педалирующие, что Россия – европейская страна, усугубляют свою противоречивость твердым осознанием того, что у России есть свои собственные интересы, которые всегда или почти всегда входят в противоречие с интересами стран Запада. Независимость и свобода Родины всегда была для русских наивысшей ценностью, и это явное и устойчивое расхождение интересов заставляло ставить под сомнение общность ценностей и принадлежность к единой цивилизации. Это не главный аргумент, так как и между европейскими державами были глубокие противоречия, но в сочетании с двумя вышеприведенными соображениями это создавало благоприятный фон для закономерных сомнений в гипотезе о принадлежности России к Западу.

Лишь позиция крайних западников более или менее состоятельна – правда, с чисто теоретической, абстрактной точки зрения. Они утверждают, что Россия – это «полное уродство», которое должно быть насильственно превращено в часть Запада путем искоренения всякой самобытности, отказа от собственных интересов, введением внешнего управления и сменой этносоциального состава населения. Чтобы Россия могла стать полноценной европейской страной, ее надо предварительно уничтожить до основания. Но даже радикальный эксперимент большевиков не справился с этой задачей, и Россия со всеми своими особенностями возродилась из пепла. Тем более не удалось это либерал–реформаторам и олигархам 1990–х

...

Прямо противоположной посылкой, на которой можно основывать прогноз развития отношений России с Западом, выступает тезис о том, что «Россия есть самостоятельная цивилизация», Россия–Евразия, «государство–мир». В этом случае понимание Запада (равно как и Модерна, и модернизации в ее многообразных видах) – практически во всех значениях этого слова – от исторического до ценностного и идеологического, берется как зло, как негативная концепция, как гегелевский антитезис, как то, что следует отвергнуть, победить, преодолеть, изжить, окоротить – в далекой перспективе уничтожить. Такой точки зрения придерживались русские цари Московского периода (видя в Европе «царство еретиков» – «папежников и люторов»), славянофилы (особенно поздние), русские народники, евразийцы и коммунисты (в соответствии со своей особой классовой идеологией).

Отталкиваясь от этой славянофильской (евразийской) перспективы, отношения России с Западом должны строиться в совершенно ином ключе. Эту позицию можно назвать жестко антизападной. Российская (православно–славянская, евразийская) цивилизация должна дать последний и решительный бой.

Такая установка ведет к полному отрицанию того пути развития, по которому шел Запад и те, кто оказывался в зоне его влияния – добровольно или насильственно (через колонизацию).

Следовательно, первым (и главным) пунктом стратегии становится отрицание универсальности исторического опыта европейской цивилизации, приравнивание ее к частному случаю с опровержением всех ее претензий на магистральный путь развития человечества. Это означает – ни больше ни меньше – вызов всей структуре эпохи Модерна, отвержение Просвещения, приравнивание духа Нового времени к локальному – географически и исторически – явлению. Если Россия есть самостоятельная цивилизация, то ее логика, ее этапы, динамика, цели, ее ценности и ориентации могут быть совершенно иными, нежели пути развития и становления Запада. Какими бы путями и по какой бы логике Запад ни шел к концу истории, к Постмодерну и постиндустриальному обществу, Россия–Евразия вполне способна сказать всему этому решительное «нет!», отвергнуть на основе своих собственных ценностей, приоритетов, ориентиров, выборов и, в конце концов, интересов.

Данная позиция требует метафизического переосмысления русской идентичности, незамедлительной разработки русской национальной идеи на новом витке развития, чтобы подвести под тотальное отторжение Запада надежное философское, мировоззренческое основание.

У России, понятой в качестве цивилизации, не просто могут, но должны быть свои ценности, отличающиеся от других цивилизаций. Поэтому она имеет полное право создавать свои собственные политические, социальные, правовые, экономические, культурные и технологические модели, не обращая внимания на реакцию Запада (как впрочем, и Востока).

В конкретной политике эти принципы оборачиваются моделью многополярного мира. Причем его полюсами становятся не сегменты глобального Запада, которые лишь берут паузу, чтобы более эффективно подстроить свои общества под универсальный стандарт, но отдельные цивилизации, претендующие на собственное понимание истории, на свое особое историческое время (циклическое или линейное), на свою онтологию, антропологию, социологию, политологию, на свой собственный мир, который может не нравиться остальным, но это ни на что не влияет.

Так рождается фундаментальная философия многополярности, отрицающая претензии Запада на универсальность его пути и предлагающая народам мира самим искать не только средства развития, но и определять его цели и направление.

Если Россия станет на такой путь и признает себя цивилизацией (как признаёт подавляющее большинство населения), это будет означать крестовый поход против Запада, отрицание его универсальной миссии, а значит, отвержение Модерна и Постмодерна как его последнего выражения.

Такая позиция не столь уж невероятна, хотя на сегодняшний момент ее занимают лищь Иран, Венесуэла, Сирия, Боливия, Никарагуа, Северная Корея, Белорусия и в осторожной манере Китай.

Если допустить, что российское политическое руководство сделает ожидаемый шаг и провозгласит Россию цивилизацией, немедленно выстроится логичная цепочка практических действий.

1) Россия укрепит свои отношения с теми странами, которые радикально бросают вызов Западу, глобализации, Модерну и Постмодерну.

2) Россия начнет раскалывать Запад, укрепляя свои связи с континентальной Европой и стремясь вывести ее из–под контроля США.

3) Россия создаст фильтр по отношению к процессам глобализации – в области культуры, технологии, ценностей, принимая только то, что будет способствовать укреплению ее стратегической мощи, и безжалостно отбрасывая и ставя вне закона все, что ослабляет, разъедает и релятивизирует ее цивилизационную идентичность.

Такой поворот приведет к эскалации отношений с США и всеми апологетами «глобального Запада», но при этом подтянет к России миллиарды союзников в тех странах, которые захотят сохранять верность своим ценностям и традициям, вместо того чтобы растворяться в «мировом государстве».

Окончательного исхода этой конфронтации не знает никто, поскольку исторические ставки слишком велики; разразится подлинная битва за смысл «конца истории» или, при ином исходе, за то, чтобы она продолжалась далее. Если многополярный мир будет построен, история продолжится. Если нет, то Постмодерн воцарится окончательно и она закончится, уступив место «Пост–истории» (на сей раз – безо всякого зазора).