Я родился, а потом умер. В промежутке, помню, было что-то, столь незначительное, что и упоминать не стоит.
Я стал частям единого целого. Каждый мой кусочек живет отдельно, но я чувствую их все вместе и сразу. Как и при жизни впрочем, когда я состоял из рук, ног, вполне работоспособного члена. Были еще кишки, глаза. В общем, весь суповой набор, который я ощущал собой, человеком. Действовал вполне слажено, хоть и бесцельно. Теперь иначе, есть к чему идти. Нарисуйте колесо. Точка, куда сходятся спицы, моя цель. Спицы, каждая из которых часть меня, - условие, пройди и будешь в центре. Обод и есть то ощущение целостности, о котором было выше.

Спица один

Он готовит ужин. Я подслушиваю его через динамик магнитофона, оглушая сам громкими звуками. Я голос из динамика:
- В эфире радио "Сирена" и я его ведущая Ирина Поволоцкая. В ближайшее время мы услышим новую песню группы No Doubt "It's my Life", а пока прогноз погоды, о котором расскажет мой помощник Сергей Сметанин.
Сколько раз я сам готовил ужин под чухню из радио? Тысячи раз. Я подслушиваю, подглядываю красным глазом индикатора питания над кнопкой Power магнитолы. Парень одет смешно, на нем широкие штаны с обилием молний, липучек, карманов-клапанов. Вполне новые, но уже вышедшие из моды, а потому носит их он дома. Сверху он накинул банный халат с капюшоном. Унисекс. Обычно его надевает девушка, что живет с парнем, но пока ее нет. Он высоковат, худощав, немного сутулиться, узковат в плечах, и сейчас курит, прищурив от дыма глаз. Режет баклажан, потом чеснок, который в небольшой миске смешивает с майонезом и соевым соусом.
Я говорю:
- Завтра ожидается минус 10-12 градусов, ветер северо-западный, 13 метров в секунду.
Он говорит:
- Блядь.
Я не при чем, просто кипящее масло брызнуло из-под ломтика баклажана прямо ему на руку. На зажаренные баклажаны он тонким слоем мажет свой соус. Все это занимает гораздо больше времени, чем обычная варка пельменей, поэтому я пою: "It's my Life… тара-пара-растапара".
Баклажаны, хлеб, оливки, колбасу он переносит в другую комнату. Я помогаю полезной информацией:
- В Англии родительский комитет одной из школ выступает за то, чтобы администрация школы проверяла у учителей наличие нижнего белья. Идея подобного мероприятия возникла после того, как некоторые ученики рассказали своим родителям об одном забавном случае, произошедшем на уроке биологии. Молоденькая учительница, взобравшись на стремянку, доставала со шкафа чучело совы и школьники увидели, что на ней нет трусиков. Представляете, каково было удивление…

Спица два

В другой комнате я затаился на страницах книги, в телевизоре. Я уже знаю его привычки, поэтому не удивляюсь, когда мне приходится говорить:
- Вы легко победите перхоть…блеск бриллиантов на губах…сеньорита, падре просил вас…"Реал" ведет со счетом один ноль…о судьбе шахтеров смотрите в следующих выпусках "Вестей"…
Он останавливает свой выбор на каком-то дурацком боевике, поэтому мне приходится периодически говорить глупости вроде этой:
- Ты убил мою жену. Это было твоей роковой ошибкой, за которую ты сейчас заплатишь жизнью.
Потом я отвечаю сам себе:
- Постой, я все объясню.
И тут же обрываю:
- Заткни пасть, мне не нужны твои объяснения.
Господи, да когда этот идиот уже пальнет.
- Ты все неправильно понял.
Ну, еще бы, иначе все бы слишком быстро кончилось. В одном диком племени людоедов христианские миссионеры проповедовали слово Божье. Каково же было их удивление, когда Иуда в понимании дикарей оказался сильным воином, который не только устранил своего врага чужими руками, но еще и заработал на этом денег. Хитрый сильный воин. В племени нет понятия дуэли, открытого поединка. Своего врага дикари убивают из засады, когда им выгодно, когда они в выигрышной позиции, когда уверены в своей победе. Тут же мне приходится развозить эту бодягу про парня, который готов разговаривать с человеком, убившим его жену.
Радует только одно - с каждой фразой, секундой, я ввинчиваю спицу глубже. Он не заметил даже вкуса баклажана, на его языке остался только запах чеснока, который так исказит сладость кока-колы, что он глотнет позже.

Спица три

Он выключает меня. Я зависаю тишиной над ним. Той тишиной, в которой нет мысли, в которой лишь редкий вздох и тягучая скука. Он откидывается на диван и смотрит в потолок. Я разглядываю его лицо, чуть припухшее, чуть небритое, с покрасневшими от линз глазами. Я теряю контакт, влияние, воздействие и пытаюсь попасться ему на глаза книгой, компьютером.
Он уходит на кухню, курит, вглядываясь в окно. Я в отражении на стекле тоскую. Я в дыме сигареты деру горло. Мне приходится разгонять его мысли, ускоряя их течение, разрывая их цепочку, превращая в кашу все, что ему приходит в голову. Никакого сосредоточения он не получит. Мыслить, когда я мешаю, очень сложно. Он сминает окурок, превращая его в уродливого червячка на дне пепельницы. Еще одного. Это тоже я.
В прихожей он берет гантели, несколько раз поднимает их, разглядывая бицепс в зеркале, и снова уходит в комнату. Берет книгу.

Спицы

Я - строки книг, заголовки газет, компьютерная игра, форум в интернете, разговор по телефону ни о чем, маята, скука, тоска, хождения по дому, дремота, телевизор, радио.

Обод

Я - убийца времени.

Центр.

Я убиваю его время, чтобы занять потом его место. Чтобы снова родится, а потом умереть. Я учусь, чтобы потом был тот промежуток, о котором можно вспомнить.


Current music: Disturbed - Down with the Sickness