1. За миллиард лет

Когда листья под фонарем
были до желтого бЕлы –
ритмично белы: в такт ветру
и твоя щека легла в темную тень под моими пальцами –

один человек
достал с полки глобус
обтер его мягкой зеленой тряпкой,
посадил семена радуги
и тихонько крутнул

Хорошо что взошли они одновременно
Хорошо что у меня есть воздух, которым дышишь ты

2. Пролог

Запотело сегодня мое стекло,
можно всё терять,
я в жизни искал сотни стихов,
оказалось – тебя,

твои губы можно срывать на ветру,
как виноград, как небо – ночью,
а я из звуков тебя леплю,
что фонари мне бормочут,

матовые – через стекло – фонари,
в мелких капельках, уютная погода,
светлая, как слово Подари,
немного тайная походка –

пена шагов. Родилась. Снишься.
Новая влажность дождя.
Присягаю. Переворачиваю страницу.
Заходи. Я тебя ждал.
--
3.

Жена отворила окно. Сырой
ночной воздух приник к изголовью,
в тень лица моего, лизнул руку. Малыш,
ступай же обратно, на другой конец города,
где живет другая, нет не другая –
любимая женщина

я никогда не видел ее спящей
я люблю смотреть как она спит

У нее неширокие мягкие милые губы
(не знаю, но - мягкие милые),
мысок над верхней, спящая, она
вернет мне мелкими - как мотыльки об окна –
и ласковыми выдохами воздух,

если другие - мужские - руки –
отворят ей сегодня окно.
--

Как хороши твои глаза, как хороши! будто неба глоток в запоздалой белёсой глуши, будто парус и море, и руки для темной души, или крылья для рук, или руки для слова "пиши". Солнце музыкой бродит по клавишам темных ресниц, подымая головки цветов и стаи розовых птиц, поднимая мотив, как впервые намокший цветок или глаз удивлением близко взмахнувший платок. Так спасибо за дикость, за нами несёдланность птиц, за мелодию взгляда, за розовость рифмы "приснись", и лёгких не хватит в тех глаз голубое взглянуть, и хватит ли неба, чтоб вытянуть крылья в длину? Целовать твои руки, и еще - твои - целовать, и губами толкать небольшие большие слова, говорить, говорить, и снова ладони искать, и верить, что это возможно - тебе не солгать. --

4. Молитва по памяти

Холщовое слово разлука, простое холщовое слово,
Постарели, устали руки и упали простой соломой.

Это чувство шестое наше в излучинах речки кроткой,
Где птицы хватают и тащат наших взглядов редкие крохи.

Это набережных откосы – гранитной плетёной сеткой ,
И еще мостовых оттоки в тромбах тел и брусчатке стенок.

Колются лики соборов черной вьюгой морщин и складок,
Словно верующих слюною истерзаны локти окладов.

Это губы сбежались наши отгореть, постоять с мостами,
Этот город – холщовая насыпь – постарел, беременный нами,

И застыл надболотной выпью, веревкой моей – навечно,
И уходят фонарные зыби лиловеть перекрестком млечным
--

2.1.
Хребта пополам разломив дощатость,
Не дождавшись кивка,
На город, хрипя, навалилась дождями
Косая тоска,

И, как горло – открыт, уродлив, -
Мучает перелом,
Жрет полнеба прямоугольный
Лиловый проём.

Мосты распахнули косые рёбра,
Шпангоуты трахей,
И желтые стрелы им чрево коробят
Никотиновых фонарей.

Мы уйдем, мы пунктир проложим
Бинтами шагов – шин,
Мы уйдем от противоположных
Берегов – к чужим.

С ангиной в квартирные крепкие дали
Безголосо чернеть –
Человек из пары набухших миндалин
И еще один человек.

2.2. Берег 2

Позвонки над Невой разомкнули площадки,
заваливая фонари,
разорвав проводов параллельность, прощаясь,
два лиловых пошли,

два крыла замахнули к невидимым звездам
пожелтевшие острова,
порвались карманы у туч залетных,
расшвыривают товар:

по туманным, больным, закинутым долькам –
россыпью строк,
по чашкам глаз, по босым ладоням –
через борта – росой;

покатились верхушки под грудью мокрой,
шумом пошли листы,
я скатился на дождь, я уткнул подбородок:
кричат и хлопают мосты;
.
как песок у глаз, в горстях, покачает
морской прибой,
и восторг предвенчальный на лицах играет
перед новой, тугой…

--

Подобия

Свет ловок и удивительно быстр,
бесплодная раковина как безъязыкий,
есть люди : их не касается свет.

Я всегда чувствовал сгустки ее
и разреженности, темнота
податлива и матова, порочна
и камерна – для каждого своя,
игры с ней заманчивы:
затягивает, как звездное небо,
оправленное колодезной рамой.

Это- зыбь на море,
здесь только что – перед – был парус,
нет паруса - неважно:
осталась тень, треугольная тень от крыла.

Или – натюрморт: створчатая раковина
раскрыта и уродливо пуста,
и зев оползающих перчаток, не успевших осесть -
мать из семьи.

Еще лучше – слово в красном углу,
холодные, прекрасно жёсткие доски
для коленей, я поклоняюсь Слову,
я поклоняюсь,
поклоняюсь
я,

и губы уже, производящие
двойной рифмованный выдох,
по-лермонтовски влажный
двойного Ю,
похожи на перламутровую сферическую пустоту-
отпечаток капли.
--

сегодня, после стольких лет
висячей мути,
кошачий глаз потяжелел
и в шар стянулся

то выглянет из облаков желтеть,
как грудь кормящей,
то цепкость пробует когтей,
ошалело кошачий,

а небо к заждавшимся то спиной
приваливается, то боком,
апрель, пронзительно больной
позванивает, как под током..

и слова дотянутся дальше Люб-,
и смешаются синий с желтым,
ну, а пока – поэт, катализатор, школьник -
весенний воздух
трётся возле губ
--

1. Кора, чешуя, кожа..
Дерево схоже с человеком: оба - из воды с цилиндрической поверхностью - как море, плещущее в кожаных берегах; есть еще - в море - парус; Дерево обычно весной ловит ветер, ловит весной ветер, парус хлопает и стучит, человек же умеет покорять природу (сейчас, правда, когда пишу, небо хлещет через окоём - не об этом, не буду: благодарность моя коже, удерживающей на мачте кровь)
--
2. Кожа, кора, нежность.. О ветках. Известно, цилиндр - с отростками, иначе - не плодоносит и отвергаем Христом, известно - давление в ветках выше, чем Уже - тем выше, пальцы начинены давлением, а сирень о пяти лепестках вообще приводит в восторг разглядывающих - не надо смотреть, зажмурься, биение- оно не обманет (барабанов, обтянутых кожей, продажный грохот в ночи - все отвернулись, сочувствуя, тебе одной стало страшно - ритм мой, восторг, кровь моя, кожа..)
--
3. Рифм нет, как копий не бывает, есть только отзвуки, созвучья, отголоски. Природа не похожа на людей, и люди не похожи тоже, но все мы там- за окнами - где души, там, где деревья воздух пьют ветвями, корнями-землю, ветер же - листом, где Пётр иззябший тянется к костру, как к грУди женщины, и в первый раз - своё - слагают губы, криво, в плаче - слово.. (тольколюбила-завтранелюбит, толькочтобыли-завтранебудем, былилюди, назавтра - муляжи - страшно!) Сегодняшний мир - всего лишь клетка пальцев, и не больше, я присягаю дню, хоть понимаю, как это даётся: звериная вдруг радость скользнет как ящерка как ласковые руки , лови ее в разлуке -
больную ласточку что сгинет
в синеве
--

Непривычно растрёпан сад,
шуршат малолюдные капли,
и дворца желто-белые камни
юные прячут леса.

Там сотни лиц, холсты, образа,
сухое шарканье портретов
и регулярностью – с портретов –
остановленные глаза.

Он вышколен, злащенный храм,
он немотствует, как натюрморты,
и шевелится тел дремота
в присутствии закрытых рам,

и, этих замкнутых окон канон
раздирая, рассказываю: зелень
люблю, и этот задник музея
с примыкающим граем ворон,

один, или как нынче – вдвоём
приходил, подныривая под канаты,
и трогал кукольность канавки -
необходимый для рифм водоем.

Сегодня броуновский беспорядок
напал на миниатюрный Эдем,
капюшоны зонтов распоясал
и дождем колясок загудел.

Сегодня – странная примета –
намок цветами чугун,
и рядом пьют, захлебываясь, лето
будто рыбки, раковинки губ,

как мне – если не в красках, как
сохранить?– жаль, не художник –
этот ворох, ворожбу, рассказ,
шевеление смутно-хороших..

Стара история : запретный сад
и скупо дождь отсчитывает доли
нам в зонтик,
дворец в лесах,
и яблоко уже в ладони
--

мне приснилось что мы умели находить друг друга в темноте
мне приснилось что мы умели не стыдясь прикасаться к цветам
мы как руки творили не вооружаясь словами

так до будущего сна – мне приснилось - мы были вместе
попирая вскормившую почву – тело - не отрываясь
рук плоды и законы сердца – были мы – прижимаясь к ступням

дело рук – созидать ощущенья – белая роза алая роза
дело сердца – смаргивать кровь – распустились на чайном кусте
так шипы с лепестками небо с землей – соседи -

так по гигантской земле мы ступали – первопричина
всех последовавших падений и любвей – как еще назовут?
слов мы не знали еще – наши руки знали слова

так - до будущего сна - приколол себе алую дьявол
и христос протянулся с белой розой на мертвых устах
будто тело одно расщепили будто нет ни деревьев ни птиц
--

в хрустальных венчиках, в хрустальных вЕнках – просто
остановиться, лучше стать как все,
а не взлетать, как будто бы апостол,
бегущий по разбуженной росе

куда как ласково ей, ох как справедливо
валиться наискось под топчущей стопой,
и разрываться - пополамной сливой,
визжать порезом пред перстами: стой!,

не угоди в чудовищную мякоть,
не там, не ранить, не судьба, не жизнь:
так слишком просто было бы – поплакать,
вонзать в существование ножи

а перед тем
над ним кружила птица
нет, не клюющая - зовущая как перст,
чтоб, перед тем как на цветы осесть -
в предутреннем остановиться
--

(ничего не могу изменить. почти.)