Величайшая ненависть рождается из разрушенной доброты.

он меня научил, как менять направленье рек,
как дыханием жизнь отнять и вернуть назад,
как под снегом найти подснежники в декабре
и смеяться, увидев у смерти свои глаза.

он меня обучал, как учат летать птенца -
беспощадной рукою вышвырнув из гнезда.
я летела, о да, стрелою и до конца,
а разбившись, пыталась встать и держать удар.

я училась всему и лучшей была во всем,
от успехов моих и горы бросало в дрожь.
я его превзошла.
он гордился бы, если б он
не скрывал свои чувства (он в этом весьма хорош).

мы бы встали на равных, мир погрузив во тьму,
не найдя для вражды ни жестокости, ни причин.

он меня обучал, как и клялся давно, всему.
только самому главному,
слабости,
не учил.

Джезебел Морган

Говорят, что поэзия - это ритм.
В жопу
Ритм
И всех,
Разбирающихся в стихах.
Поэзия - это страх.

Мы боимся и пишем. Кто немного запуган - похуже.
Кто в панике - хорошо.
Замечали, что в дни свадеб
И дней рождений
Стихи гостей - говно?(с)

Они познакомились на одном из таких вечеров, который никто из присутствующих не назвал бы приличным. Музыка играла на всю катушку, алкоголь лился рекой, за углом парочка студентов раскуривали один косяк на двоих… эта ночь была создана для того, чтобы на утро о ней и не вспомнить.

Никто не называл имен, не планировал ничего серьезного — лишь пьяный угар, обволакивающий с головы до ног, создающий ощущение, будто все проблемы ничего не значат, есть лишь сегодняшний день и их вечная молодость.

На таких вечеринках люди знакомятся не для того, чтобы начать серьезные отношения. Они хотят отпустить все, что их держит: принципы, чувства, былые разочарования, чтобы окунуться в поток всепоглощающей страсти.

Так было и с ними: два студента, не называющих имен. Они познакомились, выпив парочку рюмок на брудершафт, а уже через час ехали в такси, упоенно целуясь. Она только бросила своего парня, потому что не умела задерживаться, а он переживал расставание со своей девушкой, которая была с ним со школы. Они не искали ничего серьезного.

— За будущее?
— За настоящее! Мы не влюбимся?
— Трахаемся, чокаемся, но не влюбляемся!

На утро он курил на балконе, а она налила им еще вина. Вся ее жизнь была сплошным беспорядком, который невозможно было урегулировать. Поэтому мужчины в нем и не задерживались. Сначала, конечно, ее творческая натура привлекала: граффити на стенах, плакат с надписью «Следуй за мечтой» прямо над дверью, множество фигурок, сделанных ею собственноручно и старых вещей, тщательно собираемых на протяжении долгого времени. Даже кассеты — кто вообще слушает кассеты — были украшены белыми цветами. Зачем? Просто ей так захотелось. Она никогда не думала наперед, просто жила. Это восхищало и пугало. Она могла пить ночами напролет, а потом несколько дней сидеть дома и рисовать картины, сто раз бросать курить и вновь покупать пачку сигарет, создавать отношения, чтобы затем стремительно их разрушить. И каждый раз, когда ее захлестывало новое чувство, оно имело над ней такую власть, что, казалось, она всегда будет преданна пришедшей в голову идее, но она также стремительно перегорала, как и загоралась.

— Мне уйти?
— А с кем же я тогда допью вино?

Париж — город любви. Так все говорят об их городе. Что за глупость? Он больше не верил в любовь. Еще в школе, начав свои первые отношения, он не знал, что они продлятся целых пять лет. Пять лет, как ему казалось, полных любви, доверия и взаимопонимания. А на самом деле — постоянных упреков, запретов и ультиматумов. «Когда ты бросишь курить?», — спрашивала его девушка каждый раз, когда он вытягивал сигарету из пачки. «Друзья тебе дороже меня?», - со слезами на глазах восклицала она, когда его приглашали на очередную студенческую вечеринку, а он отказывался, потому что его девушка не любила такие мероприятия. Такой «любви» ему больше не хотелось.

— Мы ведь не любим друг друга?
— Нет, конечно.
— Это хорошо. Значит, с нами ничего не может случиться.

Они были в безопасности. Жизнь без любви была, на удивление, до одури прекрасна. Он приходил, когда хотел, а она принимала его, когда было настроение. Ему было плевать, что она курит, а ей не стыдно доставать сигарету. Они пили вино, пока она рисовала свои картины, рассказывая о том, как однажды откроет свою выставку, а потом могла неожиданно начать говорить о смешном случае из жизни своего любовника. Они не ревновали друг друга, не ссорились и не ругались. Потому что не любили друг друга.

— Когда-то я уйду и даже не попрощаюсь. Я всегда так дела. Решила, что ты должен знать.
— Так, вперед, зачем ждать?

Любовь переоценивают. Хотят от нее какой-то сказки со счастливым концом, а потом огорчаются, когда натыкаются на измены, стену безразличия и неудовлетворенности своим партнером. Сила привычки — вот, в чем погибель человека. Ему нравится привязываться к другой особи своего вида, так он чувствует себя безопаснее.

— Ты не пришла вчера.
— А я обещала?

От таких девушек нельзя ждать той самой привязанности. Они сами по себе. Ощущение спокойствия у них только тогда, когда им ничего не угрожает. А любовь — это угроза. Приходится дарить себя в руки другого человека, прекрасно осознавая, что в один день он может искалечить тебя до неузнаваемости. Разве кто-то в праве осуждать человека, не желающего идти на такой риск?

— Мне с тобой хорошо. По-настоящему хорошо.
— Но ведь условия игры все те же? Трахаемся, чокаемся, но не влюбляемся?
— Думаю, я проиграл.

На следующий день она, как и предупреждала, исчезла безо всяких предупреждений. Не было прощальных записок или подарков на память. Она забрала все и сбежала, как делала всегда. Потому что так безопаснее. Игра переросла в нечто опасное, а от опасности всегда стоит держаться подальше. Вышла она победителем или проигравшей — это будет для него вечной загадкой, которую не предстоит разгадать. Но разве можно было ее судить? Ведь это он нарушил правила игры.

https://vk.com/wall-83528878_32952

Любая вещь является правильной или неправильной лишь постольку, поскольку ты так считаешь. И ничто не является правильным или неправильным по сути своей.
Никакое условие не является «хорошим» или «плохим». Оно просто есть. Поэтому перестань оценивать.
Все условия временны. Ничто не остается неизменным, ничто не статично. В какую сторону изменяется ситуация – зависит от тебя.
Страдание не имеет ничего общего с происходящими событиями – оно имеет отношение к вашей реакции на эти события.
То, что происходит, – это просто то, что происходит. Как ты чувствуешь себя по этому поводу – это другое дело.
Практикующий Мастер не говорит о страдании потому, что в своей практике он ясно понимает силу Слова – и поэтому выбирает просто не говорить ни слова об этом.

Мы испытываем отвращение к тем,кто нам был когда-то дорог.

- А ты уверена, что ты сможешь справиться с тем, что придет ей на смену? Ты хоть думаешь о последствиях? Я может и был сумасшедшим маньяком, но у меня всегда был план, запасной план, и запасной план на случай провала запасного плана. (с) С.

"Я не пью ничего крепче вина", - ты мне бессовестно врёшь в глаза, смеясь, как школьница. Ты выпиваешь меня до дна, без остатка, выпиваешь мои тридцать шесть и шесть.
Мы пьём вино и едим оливки; свет твоих чёрных глаз отправляет меня в Рим. Окутывающая меня тьма так прекрасна и колюча - тьма твоих глаз. Я не знаю, чувствуешь ли ты ко мне что-нибудь или нет.
Просто однажды хотела поцеловать меня.
Мы в Риме, мы глотаем пыль дорог, мы выпиваем солнечный день до конца, чтобы света этого хватило на всю ночь, чтобы не зажигать свеч и не видеть, как воск течёт по свече. Я хочу видеть в темноте лишь тебя, тебе ничего не нужно более, чтобы держать меня подле себя.
Я падаю в бездну каждый раз, когда ты внимательно смотришь на меня. Из этой бездны есть лишь одно спасение - и оно на дне бутылки. И я тянусь к нему.
Твоя улыбка как тысяча иголок пронзает мою душу, заставляя плакать слезами радости и безумной горести.
В моих ушах стучит твоё сердце, которое так похоже на стук поезда, которым отправишься с утра. Ты никогда не была моей, никогда ею не будешь, и сейчас я только отнимаю тебя у мира на секунду, прячу в своём чулане и любуюсь, словно фарфоровой куклой. Ты раз за разом ломаешь этот фарфор, в который я обличаю тебя, становясь пламенной и прекрасной. Ты не выглядишь, как валькирия, но я точно знаю, что они поклонялись бы тебе.
Будь у тебя прежние чёрные кудри, то я бы зарылась в них пальцами, а потом ощущала бы их аромат по всему телу своему. Твоя короткая стрижка тебя портит, но я никогда себе не сознаюсь в этом.
Кто-то другой будет пить с тобой вино, ты будешь более раскрепощенной, более живой и, возможно, ему будет дозволено прикасаться к тебе.
Я боюсь это сделать.
Поэтому ко меня и такое отношение - как отдушина от мира, чтобы перевести дух и вновь бросится в этот прекрасный и яростный мир.
Но для меня такие минуты - лучше всего на свете. Я вижу, чувствую тебя. Вижу твой печальный взгляд, который разрывает мою душу на мелкие кусочки. Мне хочется тебя утешить, но ничего не смогу сделать для тебя.
Разве что распить эту бутылку до конца.
Ты говоришь мне, что два часа - твой максимум общения. Мои часы показывают, что осталось не более четверти часа, и запоминаю всё то, что в тебе есть.
Не знаю, зачем я это делаю. Но времени мне не хватает, катастрофически мало.
Мы допиваем бутылку и расходимся.
За эти два часа моими слезами можно было бы вновь наполнить эту бутылку, но они пролились мимо: по моим щекам океаном беспокойным утекли на пол.
Ничего крепче вина между нами и не будет.

Да боги, я ж купила себе шестирукую куклу зачем-то, и куклу-кентавра.
В этом и есть смысл быть взрослым, что можно покупать всякую хуйню самостоятельно.

Саранча имеет две формы: оседлая и перелетная. Обычная саранча «кобылка» живет себе на своем поле, но в каком–то поколении ей вдруг кажется, что пора валить. Тогда у нее рождается потомство для дальних перелетов — и оно рождается уже другое: с другими крыльями и формой тела.

А сигналом рожать перелетное потомство является количество саранчи на поле. И определяет его саранча на глаз — по числу саранчиных рыл. Поэтому достаточно расставить вокруг саранчи кучку зеркал, как она решит, что пора сваливать. Научно доказанный факт.
Вы понимаете, да? Саранча оглядывается и думает: «Блять, какое ужасное мудачье! Пора валить из этой страны!» А вокруг — зеркала, зеркала, зеркала...

Леонид Каганов