Сегодня рядом с моей работой на стоянке парковалась овца.

до и после

Мюнхен сквозь ветки
грачи прилетели разлив Изра

ура, настоящий снег! (потом из этого слепится снежок и полетит прямо в фотографа) | ползучее дерево | Орен ест томатный суп, а я рискнула попробовать национальные баварские белые сосиски (на вкус ничо так, но белый вид отбивает весь аппетит) | ушастый дом с заячьими зубками | на задворках какого-то гестхауза


вообще-то, я просила Орена сфотографировать рыбу | витрина магазина "все для кукольного домика" | детские коляски | бывают, оказывается, велосипеды с коляской-прицепом (в Израиле я бы не рискнула) | я в подмышке у Орена в Линдау


синяя бульдожка - символ торгового центра в Цюрихе | машинка на электричестве (а я-то думала, что очередная детская коляска)) | вау! цветы лезут из под снега. чудо, виденное в детстве | лес. тишина. Орен не разрешает постить фотки Ярона | у Ярона дома. пока я спала в дьюти-фри, Орен обзавелся-таки смартфоном, и теперь он любит его больше, чем меня


швейцарский газетный титульный лист (в Израиле титульный лист газеты выглядит, обычно, вот так) | по длинной улице (Ярона опять пришлось отрезать) | яронские тапочки 45-го размера | плакат выставки "дизайн кладбищ" | Орен жрет очередную белую сосиску с горчицей (фотография получилась немного странной)

наша новая студия. Раньше здесь был восточный ресторан Абу Гош
а развалюшка справа, кстати, принадлежит Баруху (новую студию он снимает). Если бы жадный муниципалитет дал разрешение два года назад, а не надеялся скачать с Баруха пышную взятку, то мы бы переехали туда



а это наша кухня. Из одного окна видно море. Как раз сегодня я узнала, что чтобы зайти на кухню нужно будет отбить рабочую карточку, и если засидишься - это время вычтут из твоей зарплаты! Чудесно, какая милая атмосфера в новой студии! Надеюсь, теперь озверин у Баруха уже закончится.

а это так, белье понравилось. Все такое, в коричневой гамме:

Наша студия переехала в Неве Цедек. Те, кто давно меня читают, может быть, помнят мои восторженные посты об этом районе Тель Авива: старые дома начала века йеменских поселенцев и арабов были отреставрированы, и потихонечку в них стала собираться творческая элита, музейчики, последние ремесленники ("артизаны"), приросли маленькие кафе и бутики. Сердцем Неве Цедека является Сузан Далаль, небольшой концертный зал с маленькой площадью, обсаженной оливковыми деревьями, подсвеченными ночью. В ту пору, когда я еще жила в Тель Авиве, возвращаясь с курса французского я проходила пешком насквозь этот крошечный чудесный райончик, и он всегда переполнял меня удовольствием и вдохновением.

А тут вдруг мы туда переехали! В старинный двухэтажный дом, служивший ранее рестораном. Не могу придти в себя от радости. Правда, пока работа идет среди ремонта, потому что, как всегда, доделатьне успели, а договор на съем на старом месте уже закончился. И притираться к новому месту тяжело. Не знаю, как вас, а меня малейшее изменение рабочего стола выводит из равновесия, не говоря уже об освещении, шуме, и т.п.



Барух на новом месте. Уселся в комнате на пятерых, но на фотке не видно.



Мы разгребаем новую библиотеку (обратите внимание на лестницу, которая ездит вокруг полок). Когда туда принесут диваны, библиотека будет моим любимым местом.

Пойти спать под мягкое шлепанье крупных капель запоздалого весеннего ливня, проснуться в четыре утра от громкого возгласа: "Шит!", до пяти выжимать тряпку в ведро, обнаружить, что рассохшийся дом протекает не только, как показалось вначале, через кондиционер возле подушки, но и капает с потолка прямо на твой планшет, сканер, клавиатуру и экран, а мышка уже просто плавает по столу, вытереть все полотенцем и пойти спать в шесть, чтобы встать в семь от голодного плача ребенка и длинного, уже третьего звонка бабушки в дверь, доползти до кухни, едва разлепив заспанные красные веки, не найти ни одной чистой бутылочки, вымыть грязную в ледяной воде, накормить ребенка, растолкать небритое сонное тело в мокрых носках и джинсах, опаздать на работу, потому что в новую студию ехать дольше, а потом таскать с пола на верхние полки тяжелые дизайнерские книги, обустраивая новую библиотеку.



Ах, как жаль, что этот день кончается, пусть бы он тянулся целый год!

А завод перезанавесили. Это одна из израильских любимых моделей, Яэль Бар Зоар. Гай Гомель внес ее в десятку красивейших деловых женщин Израиля.

Мама подарила Мишель мелки, которыми рисуют в ванне. Ребенок погряз в творчестве, а я душу в себе эстенистские порывы все это немедленно стереть. Как ни смотри, все равно лучше, чем когда она начинает фломастерами на листе, и потом продолжает уже разрисовывать сбоку стеклянный столик из Икеи и обрисовывать камушки на плитках пола.

Моя дочь покрасила сегодня фломастерами стеклянный стол. Потом спрятала соску от себя самой под формочкой, нашла ее и сказала: "Вау!" Потом она немножко покормила кошек и попробовала кошачью еду прямо из миски. Еда не понравилась, потому что у Мишель всего шесть зубов и ими пока трудно грызть. Все это время я лежала на детском диванчике и искоса наблюдала одним глазом за Мишель, а другим за президентскими выборами в Беларуси. Что ж, не все в жизни радует. Моя продвинутая подружка Надька накачала меня лукомультиками.

- Не помню, когда я в последний раз села на лошадь, - говорила я маме по телефону.
- Лоша, - повторил Орен, - Лоша и Женя.
- Не Лоша, - захихикала я, - а Леша. Потренируйся, пока доедем.
- Я могу сказать просто - Аликсэй, - обиделся Орен.

Утром Орен предложил поехать кататься на лошадях. Я согласилась без особого энтузиазма. Утром с энтузиазмом я соглашаюсь только поспать подольше. Но вместо катания на лошадях мы почему-то поехали в Тель Авив в Оренскую любимую фалафельную, которая оказалась закрыта. Зато оказалось открытой хумусия "Герцель", где мы плотно позавтракали, или, скорее, пообедали, судя по времени.
- Давай кого-нибудь позовем с нами, - предложил Орен, - будет веселее.
- Давай! - согласилась я, - Женьку с Лешей (Демиана и Ню-Тельце Tete-a-tete), давно не виделись.
К моему удивлению Женя с Лешей сразу согласились, и даже высказали большой интерес. Лошадиная ферма была в Бейт-Орене, недалеко от них. Плечистый голубоглазый инструктор обьяснил нам, как управлять лошадью:
- Чтобы пошла нужно почмокать, останавливается, если сказать "О-о-о!". Направо-налево - потянуть поводья. Самое главное - следите за ушами. Тут у каждой лошади свой статус. Когда они начинают соперничать, собираются укусить или лягнуть друг друга, то прижимают уши. Тогда нужно резко дернуть поводья. Понятно?
- Понятно, - сказали мы.


(Орен с инструктором, на лошадке сзади - Демиан)

Я хотела покататься на белой лошади в яблоки. Но пока я хлопала ушами...

О! Нашла, наконец, свою фотку, которую не грех и приаттачить на память, но на ней мне кто-то собирается двинуть в ухо. Со мною моя коллега и подружка mak_ma.

В нашем доме до нас жила четыре года молодая пара. От них в наследство мы получили алюминивый абажур из Икеи в салоне и куст розмарина саду. "Ну как же так можно? - говорила я по телефону своей сестре, - Как можно жить четыре года в одном месте, и его не благоустроить? Ты бы видела этот сад: все запущено... Ну, я понимаю, конечно, что они строилли свой дом и просто ждали, пока он будет готов. Но все равно, четыре года - и не разбить клумбы?" "Это говорит о личности," - цокая языком, отвечала мне сестра.

Как опытная дачнца-садовод, проведшая детство, пожирая втихаря грязную клубнику с грядки, за дело я взялась рьяно. Тем более, что дом мы сняли, когда я была на шестом месяце, и инстинкт гнездования был в самом разгаре. В период разведения нового сада вдруг с азартом подключилась к садоводству моя мама, на которую иногда накатывают приступы творчества и активности в самых неожиданных местах. Через неделю после переезда она вдруг одарила меня толстенной книжкой на английском: "Решение проблем в садоводстве Калифорнии". Когда я ей мягко указала, что климатические условия Калифорнии и Израиля не совсем совпадают, мама возмутилась, что книжку она купила не для того, чтоб я ее читала, а из-за ее чудесных фотографий, чтоб я прониклась и поняла, как надо. Я посмотрела и сильно прониклась. Скромные каллифорнийцы оформляют частные озера лесами и диким садом в английском стиле. Некоторое время я носилась с идеей завести если не озеро, то небольшой пруд с рыбками и глиняной лягушкой на берегу, или хотя бы бочку с кувшинками. Перепуганый Орен убедил меня, что вокруг пруда будут кишеть комары, а потом кусать родившегося младенца, так что с идеей пруда я не без сожаления рассталась и принялась за разбивку дорожки и грядок с зеленью.

За сараем я нашла склад каменных плит, оставшихся от дома, и потихоньку вкопала их в землю вокруг розмаринового куста до самого сарая. Грядки я разбила у дорожки, посадив кориандр, базилик, укроп и петрушку и начала активно поливать. Через некоторое время на грядках весело зазеленела мелкая поросль. Приглядевшись внимательно, я с удивлением обнаружила, что на всех грядках она одинакова. Еще через несколько дней стало абсолютно ясно, что это крапива. Между ней, чахлые и забитые, виднелись кое-где волосины укропа и кудряшки кориандра. Дамы, кто из вас полол грядки на восьмом месяце? Попытавшись раза два, я поняла, что гнездовать можно и вышивая биссером Орену тапочки, а экстримы с выдергиванием крапивы - не для меня.

- Какие чудесные у тебя вышли грядки с зеленью, - хмыкал Орен, отрываясь от компьютера и выглядывая в окно.
- Ничего, - утешала меня мама, - из крапивы можно сварить очень полезный суп.
Она, добрая душа, даже пыталась пару раз прополоть, надев мои садоводские перчатки, но потом бросила это неблагодарное занятие, заскучав.
- Не надо нам суп из крапивы, - испугался Орен, который вырос в другом мире и не видел варенья из одуванчиков, не слыхал про кашу из топора.
Зеленые грядки почили в Лете, когда друг Орена Гай их снес газонокосилкой, не заметив, что там вообще растет что-то культурное.

Отвлечемся немного на тему полива. Когда мы только приехали, я разговорилась с одной израильтянкой, Гали. Хоть убейте, не знаю, как я с ней разговорилась, не зная языка, может, по-английски? Но я прекрасно помню эту беседу. Гали сказала, что в июле поедет на неделю в лагерь, где они будут спать в спальных мешках под открытым небом.
- А что вы будете делать, если пойдет дождь? - спросила я, приехавшая из Белоруссии, где летом утром солнце, а после обеда - дождь.
- В июле? - удивилась Гали, - Летом никогда нет дождя! - чем удивила меня. Хоть я и догадывалась, что в Израиле жарко, но думала, что раз в неделю-две дождь все-таки идет. Как же без него растут деревья?

Короче, летом в Израиле дождя нет. А деревья и все остальное растут, потому что их поливают. А вода стоит денег, между прочим. Об этом я узнала, получив первый счет. Но главное, что если не поливать хотя бы раз в два дня, то все вянет в один момент. Но, не стоит отчаиваться! Небольшое давление на Орена, и вот под каждый кустик проведен полив. А те кустики, которые не дождавшись полива, сдохли, я заменила на большие кактусы. Израильские кактусы умеют ждать.

Когда сад начал уже приходить в мало-мальски приличный вид, то на меня свалилось новое бедствие, а именно: подлое дерево, которое на иврите называется, извиняюсь, издарехет. И это название ему как нельзя подходит. Всю осень и зиму издарехет цвела себе скромными белыми кружевными цветочками, и давала чудесную, но ненужную тень, а вот к лету цветочки превратились в ужасные плоды а-ля огромная желтая рябина: несъедобные для людей, они привлекали стаищи птиц, которые гадили в мишельский манеж, пристроившийся в тени, лупили по головм всех мимо проходящих и, раздавленные, мерзко чмокали под ногами. Эти плоды окончательно убили мою надежду завести газон, на коем бы резвилась Мишель, поскольку попросту забили всю почву не хуже пластелина.

В общем, Олька, не знаю уж, что это говорит о моей личности, но я вдруг почуствовала небывалое духовное единение с предыдущими жильцами. И сад мой теперь совершенно дикий. Почти в английском стиле.

Вот какую чудесную лавку соков я обозревала, в ожидании автобуса на улице Ибн Гвироль. Называется она "Соки [с улицы] Шенкин".

Спать хочется, поэтому быстро подводятся итоги:

1) вставать в четыре утра легче, чем в семь, особенно, если не на работу
2) а доспать можно и в машине, если Гай с Ореном ведут
3) ух ты, оказывается, технология лыжных причиндалов шагнула далеко вперед, с тех пор, как мне было четырнадцать, и мои зеленые лыжи висели рядом с дедушкиными за унитазом
4) блин, почему я не взяла сноуборд, как стильно смотрится!
5) (посмотрев на Орена, пропахавшего снег носом метра на два) Как все-таки хорошо, что я не взяла сноуборд!
6) на "детском" склоне: замечательно, как я все помню! Спасибо, дедушка, за еженедельные лыжные прогулки зимой по парку Челюскинцев! Все, я пошла на склон покруче!
7) на "среднем" склоне: ок, ну вот я еду со скоростью сто километров в час, что дальше?
8) тормозят ведь лыжами нос в нос, почему не тормозится-то?
9) А-А-А-А-А-А!
10) блять!
11) а пластиковые лыжи, оказывается, не ломаютсй, а просто отскакивают от ног! Круто!
12) Отвальный пейзаж с фуникулера, да? А где Орен? А, вижу, вон валяется со своим сноубордом...
13) А-А-А-А!
14) Неправда, я затормозила до железного забора, а не после! Просто покачнулась и упала туда... Что? Расставить колени, когда торможу? А раньше не мог сказать, что ли?
15) Вау! Орен, смотри, как я научилась! Ты? Ну, тоже нормально, когда не тормозишь попой по снегу... Что? А, да, да, плохой сноуборд, понимаю.
16) Куда вы пошли? Сдурели, что ли? Нет, я туда не полезу! Ну ладно, я с вами.
17) Д-д-д-долго еще? Бр-р-р-р... А пейзаж больше на Гималайские горы смахивает, чем на Израиль? Что значит, скорее на Ливан? А ты что, тоже в Ливане служил? А ты? Только стрелял? Понятно.
18) Выбор невелик: справа навал камней, слева пропасть, посредине лежит Орен со сноубордом. Ай!
19) Посредине Орен со сноубордом, на нем я, сверху камни. Синяк будет, наверное.
20) А ничего, и отсюда можно! И пейзаж какой!
21) Нет, я не самоубийца! Вот сам и едь! А я так, бочком.
22) Да, я вижу, что мальчик семи лет лихо едет! Ну и что? Может, он тут каждый день катается. Или папа тренер.
23) Орен, ты куда? А неплохо они с Гаем насобачились на своих сноубордах
24) одного дня на лыжах мне вполне хватило

фотографии: а) Орен сноубордит склоны б) чем не брейгелевская картина? в) Израиль. Северный пейзаж. Кто сказал, что снег у нас только в морозилке?
/меня история не запечатлела, потому что никто, кроме меня, не хотел кататься с фотоаппаратом/

Щелкнула сегодня из окна автобуса в Бней Браке такую вывеску. По-японски, наверное.

Как вы думаете, где снята Мишель? Что ж это за заведение, так сильно пропагандирующее здоровый образ жизни развешанными по стенам фотографиями свежих овощей и сочных фруктов? :-\

У Мишель забавное чувство юмора, и она все время шутит. Например, бабушка говорит: "Уйди от телевизора, нашлепаю!" Мишель начинает хлопать себя по животу и говорит: "Ы-ы-ы!" (типа она так плачет). При том, что ее в жизни никто не шлепал, откуда она вообще знает, что это такое?
Или вот, когда я ее кормлю, под конец она цапает ложку зубами, мотает головой, как собака, и не отдает:

Моя мама, однажды начитавшись в журнале "Шарм" раздела "ваша судьба", вооружилась ручкой и долго что-то подсчитывала.
- У тебя три семерки! - закричала она.
- Не помню, когда мы сели играть в карты, - хмыкнула я.
- Какие карты? Вот смотри, я тут все рассчитала по дню и часу твоего рождения: семерка - это удача. У тебя их целых три! Такое очень редко бывает. Ты родилась под счастливой звездой!

Я вгляделась в листик, на котором она начеркала.
- А что такое пятерка? У меня их ноль.
- Пятерка? Эээ... - сверилась мама, - это любовь.
- А четверка? Их тоже ноль.
- Четверка, это здоровье, - недовольно сказала мама.
- А единица? Тут их четыре.
- Единица? Связь с космосом.
- Мама! - возмутилась я, - хорошенькая удача! Ни любви, ни здоровья, зато могу с пришельцами общаться без переводчика и улетать в астральные путешествия. Я б лучше в обычное слетала. Вон, билеты до Пекина всего 500$. А денег нету ни хрена. Удача!
Мама пожала плечами, но с тех пор уверовала в мою счастливую судьбу.

Я же никакой особой удачи не наблюдаю, если не считать, правда, совсем небольшое количество оплеух от судьбы в ответ на мои немалые глупости. Jusq'ici ,как говорится, tout va bien. Особенно не беспокоит меня удача финансовая, чье отсутствие я заметила с самого детства. Стоило моим братьям на даче затеять игру в карты на деньги, как я проигрывалась в пух и прах в первых же трех заходах. Та же судьба настигала меня и в игре в монопольку, и пока другие меняли акции на дома и отели, я по пятому разу вытягивала "банк ошибся не в вашу пользу". Правда, вскоре, пораскинув мозгами, я догадалась, что если до начала игры сесть на пачку стыреных заранее денег, а потом часто наклоняться, чтобы погладить собаку, то кое-как до конца можно дотянуть. Обрадовавшись собственной находчивости, я попыталась мухлевать в карты, раскрапив заранее колоду, за что была вскоре очень больно этой колодой бита, и не допускалась до игры в карты пол лета, хохо, не очень-то и хотелось.

"Эх, - утешалась я в переходном возрасте, - не везет мне в карты, повезет в любви!"
Ничего подобного. Одно совсем не вытекает из другого. Сережа Д. вначале носил ириски и кассеты, ходил в гости, вежливо сняв ботинки в прихожей, а однажды вдруг сказал: "Знаешь, Лена, я тебя разлюбил!"
Дело было на игровой площадке, я висела на кольцах вниз головой, а рядом ухмылялся Сережин друг, Славик. Кровь ударила мне в голову, и я чуть было не нырнула кудрями в песок, кое-как ухитрившись в последний момент приземлиться на четвереньки.
- Почему? - спросила я хмуро, еще не догадываясь, что глупее вопроса задать невозможно. Но Сережа обьяснил:
- У тебя мама врач, а моя на заводе работает.
Я развернулась и молча зашагала прочь. Слезы обиды душили меня. Ну и что, что врач! Подумаешь.
- Топиться пошла, - шмыгнув носом, сказал Славик за моей спиной.

То лето я провела на балконе, высматривая Сережу Д. Точнее, его штаны. У него были ярко-голубые штаны, только в Израиле я узнала, что этот цвет называется CYAN и имеет типографскую важность. Эти штаны видны были за сотни метров без бинокля. А поскольку Сережа Д., у которого мама работала на заводе, проводил все свободное время, ошиваясь во дворе возле турника, то большую часть дня я томилась на балконе, влюбленно разглядывая голубое пятно, и огрызаясь на маму, что да, я занята, я свежим воздухом дышу. На что ушли лучшие годы!
Приблизительно так же развивались и все остальные мои романы, если только они мне не успевали наскучить раньше.

Но все-таки, в мелких мелочах, иногда, очень редко, подмигивают мне три семерки.
Вот вчера, например, мы пригласили Беллу и Филиппа и их троих детей в зоопарк. Ехали больше часа.
Стоим в очереди в кассу, а небо нависло, и начал накрапывать дождик. Кроме нас и нет никого, хотя обычно в субботу столпотворение. "Да, - думаю, - отлично съездили!"
И вдруг из ворот зоопарка вышел какой-то представительный мужчина, и сказал, виновто улыбаясь: "Поскольку будет дождь, все дети пусть идут без билета!"
Под первыми теплыми каплями дождя мы побежали в павильон змей. А через пять минут, когда мы оттуда вышли, темные тучи куда-то уплыли, на их месте закучерявились белые облачка, и животные, спрятавшиеся было в теплые норы, вылзли понежиться на солнышке.
Удачно!
Хотя, я тут подумала... скорее всего, это не мои семерки. Это Беллины семерки! У меня ведь только один ребенок бесплатно прошел, а у нее - три! И в итальянский покер она меня всегда обыгрывает...

У Мишель "целовальный" период. Чмокает по-очереди все игрушки, картинки в книжке, а живых людей почему-то не любит целовать. Бабушка ворчит:
- Как какого-то малюсенького мишку, так она целует, а как родную бабушку, так ни в какую!
Показывает мне мишку, к которому она ее приревновала: крошечный рисунок на коробке от влажных салфеток. Как только Мишель его разглядела!

Кормлю кашей. Вертится на стуле. Дала ей другую ложку и железную миску, положила туда немножко каши. Ребенок счастлив: кормит маму кашей. Я ей ложку в рот, она - мне. Я ей, она мне. Как в зеркале. Знала бы, посолила.

Спрашиваю: "Где соска?" Разводит ручками и отвечает: "эйн!" (на иврите "нету!").
Почему на иврите-то?!