давно не вставала перед рассветом. такое приятное и забытое чувство свежести, начала и чистоты - когда впереди ещё целый день, а ты стоишь в самом-самом его начале с белым листом в руке. а ещё мне снились прекрасные сны, и я кое-что поняла..

много сказано было не того, хотя и то, что сказано, тоже важно, но теперь хочется сказать другое.

на улице так потеплело, что даже запахи стали различимы. я стояла возле приоткрытого окна и вдыхала воздух. показалось, что весна..

книга началась и закончилась смертью Роберта, и, дочитав её вчера ночью, я долго не могла уснуть. странно, но, пока в книге он был жив, я воспринимала его на фотографиях как живого человека. живого и живущего в тех 70-х и 80-х. это я перемещалась в то время, когда ещё не родилась, а Роберт был жив. а когда книга закончилась, и Роберт в ней умер, я как будто снова вернулась в своё время. и его фотографии стали снимками человека, жившего своей какой-то жизнью в далёких 70-х-80-х. моё настроение сегодня в оттенках грусти потери. я прочитала, что после смерти Роберта в течение всего нескольких лет Патти потеряла ещё несколько чрезвычайно близких людей. и почему-то я ловлю себя целый день на том, что нахожусь в процессе озознания этого.
ночью я думала про Джона. наверно кому-то показалось бы странным переживать чужие смерти - смерти малознакомых людей и героев из кино и книг - в контексте смерти своей собаки, но у меня это так. даже смерть бабушки не имела на меня такого сильного воздействия, как смерть моей первой собаки. не потому, что я не любила свою бабушку. просто с ней не было таких близких отношений. с ней были в большей степени связаны воспоминания о детстве. а собакой я провела почти каждый день на протяжении 14 лет. поэтому её смерть была для меня сильным ударом. правильнее сказать, утратой. что касается бабушки, мне иногда кажется, что она не умирала, что она так же живёт у себя в деревне, и в следующий раз, когда мы туда поедем, я её снова увижу. а Джона просто нет. он цокал по полу своими коготками и лежал клубком в шкафу или на подоконнике, но я больше не слышу этого звука и не вижу его седой морды на фоне окна. его смерть более осязаема что ли.
сегодня меня наконец отпустило, когда я посмотрела получасовое интервью с ней 2010 года. интервью во многом касалось книги ну и естественно её жизни. было приятно услышать, как она говорит, и наблюдать за её мимикой. это очень интересно - когда герой книги оживает, вырастает из текста в реального человека, пусть и на плёнке. впрочем, какая там плёнка. но это не важно
а ещё интересно, с дочерью Патти я совершенная ровесница. даже в месяц один и тот же родились. с разницей в примерно 2 недели.

неужели это солнце!
столько дней во тьме и туманах. и вот он - прозрачный воздух, пронизанный неуверенными лучами позднеосеннего солнца.

вдруг поняла, что завтра заканчивается осень. и вспомнила, что у Коли день рождения.

всю аж прям распирает от идей, но браться ни за что сил нет. сидела рисовала эскизы. мой режим дня так сполз, что самое идейное и креативное время у меня после восьми вечера и до двух ночи. зато утром до 11, а то и до 12 - совершенно потерянное время.
думала, что лягу сегодня в 10 - так устала от детского дня рожденья (своей маленькой двоюродной сестрички). но что-то вдруг в голове зашевелились идеи. и хоть тело отказывается слушаться и плавно стекает со стула, мозг продолжает бурную деятельность.
мы подарили ей глокеншпиль, он же - маленький мелофон с 11 клавишами. она была ужасно счастлива и никому не хотела его давать. я рада, что она так заинтересовалась сейчас музыкой. а ещё больше рада (и даже удивлена), что её мамашка вполне адекватно принимает это её увлечение.

пока рисовала наброски, в голове шли добрые фильмы с жан-пьером лео. теперь я уже совсем устала и решила-таки посмотреть один. какой же он невыносимо милый и очаровательный этот жан пьер. как хорошо, что ему теперь 68 лет, а то бы я была обречена на безответную любовь)

я боюсь Пашки. это всё равно что *слишком много просветления слепит мне глаза* из *Erleuchtung Garantiert*. Я понимаю, что рядом с ним я могла бы разобраться в себе за одну неделю, но в конце недели я бы совершенно и необратимо сошла бы с ума, что навсегда отделило бы меня от мира людей, лишив всяких иллюзий. безумие в вечности. Моё ещё пока неукрощённое *я* не может допустить этого, поэтому я предпочитаю редкие призрачные встречи, всегда обещающие мне возможность открыть ещё одну свою дверь - вспоминается *Беспокойная Анна*, - но даже эти двери пугают меня, точнее, моё то самое *я*, и я очень скоро прячусь, и скрываюсь неделями и месяцами, игнорируя телефонные звонки и всё остальное. А потом я снова выползаю из своей норы и отправляюсь на его поиски. К счастью встречи нам готовит сама судьба, так что искать приходится недолго. Кажется, разговоры нас отталкивают. Точнее, они слишком явно подчёркивают, что мы где-то в разных мирах. Но что касается просто присутствия в обществе друг друга, кажется, ему оно тоже довольно приятно. Что же до меня, я таю в его уверенных руках, когда он невзначай мнёт мне плечи или массирует уставшие от неудобного каблука ноги. Я чувствую, что он мужчина, познавший много женщин. Мужчина, который знает, что такое мужчина, и что такое женщина. И вот тут-то я начинаю беспокоиться, чувствуя себя на краю пропасти. И чтобы не провалиться, я предпочитаю залечь на дно и долго не напоминать о себе.
Недавно мне снился сон, в котором мы били с пашей в каком-то итальянском городке, где вместо улиц были бассейны в виде соединяющихся каналов, но совсем не как в Венеции. Эти каналы были чистые, прозрачные и неглубокие. И по ним плавали как в бассейне - без лодок. А по бокам, вдоль домов, был берег. Пашка был с друзьями, как всегда. И всё время с ними общался. А я молча обнимала его. И в том, как он гладил мою голову, продевая пальцы сквозь волосы и касаясь их кончиками самой кожи, и в том, как позволял мне всё время прижиматься к нему, было столько приятия меня - чистого, полного, без сяких оговорок и *но* приятия, - что я проснулась в невероятном блаженстве. И эта нежность из сна перетекла в мой день. Я сегодня рассказала ему этот сон в кафе, но он был рассеян и больше в своих мыслях, так что мой рассказ почти не заинтересовал его.

высокая луна. сегодня был первый снег.

волшебное утро!
Вика затерялась в тумане и никак не могла найти меня в моих лесах - пришлось взять велосипед и самой её искать. очутившись на велосипеде, я вдруг поняла, что уже несколько недель игнорирую его - велосипеда - существование, хотя сама же выпросила его на день рожденья. но нынче мне не до поездок - во избежание внеплановых конфликтов я усердно строю из себя приличную дочь, у которой нет времени на такую глупость, как велопрогулки в осеннем лесу. кажется до такой степени заигралась в эту *приличность*, что скоро в самом деле двинусь. но сегодня этот образ несколько помялся, потому что с Викой мы уехали фотографировать. и исключительно для души.

я была моделью и только моделью - что было необычно. про фотоаппарат Вика мне и думать запретила. сказала, что это два разных занятия и мне нужно сконцентрироваться на одном. поэтому я бродила вдоль озера, укрытого густым туманом, в одном только платиьце и искала в себе задумчивость. атмосфера была невообразимо странная. вокруг - красивые высокие деревья в плотной дымке. контур острова напротив едва прочерчивался над водой, весь объятый туманом, сквозь который настойчиво пробивался круг солнца - и всё это сопровождалосьстранным стуком и зависшим в воздухе гулом автострады. казалось, что мы в каком-то гигантском павильоне. грохот доносился со стройки, которую от нас бережно спрятал туман. последние кадры по этой же причине пришлось менять - к тому времени, как мы вернулись с острова обратно на песчаный пляж, туман рассеялся и перед нами возникли ужасные творения каких-то злых архитекторов. но до этого было ещё много чего.

всё утро я чувствовала себя героинями сразу двух фильмов. когда подходила к камышам в воде, казалось, что я на съёмках *Соляриса* - особенно, когда Вика сказала укутаться в шарф. а когда она снимала крупные планы, просила руки держать поближе к лицу - и мне вспоминались кадры из вчерашнего *Мужчина и женщина* Лелуша. хотя сейчас я уже не совсем уверена, что там действительно были такие кадры - круплые планы Анны с руками у лица.

надо сказать, я чертовски продрогла. Вике всё время мешали мои ноги. она то просила их спрятать под пальто, когда я сидела, то просила разуться, потому что ботинки у меня были недостаточно женственные. так она сказала. и всё сокрушалась, что нет длинного платья, чтобы их полностью закрыть. дошло до того, что она попросила спрятать ноги в воде. я стоически танцевала в озере минут десять, намочив подол платья и промерзая до колен. странно, но про нашу с ней Карелию мне в тот момент не подумалось. хотя, вода там была всё-таки не такой холодной, как эта. в общем, я мёрзла до колен в воде и соболезновала всем жертвам искусства. потом она меня ещё часа пол помучила, и мы наконец отправились домой (к счастью, она довезла меня до самого дома), хотя вчера я думала, что поеду за проволокой и всем остальным после съёмок. но в итоге, так околела, что мне уже ничего не было нужно.

дома отпаривалась в тёплой ванне с цитрусовым маслом. и почувствовала себя вдруг ужасно уставшей. чуть ли не больной. но такое красивое утро стоило того. быть может, я даже завтра тоже поеду пофотографирую, сама по себе. если будет туман. и силы.

посмотрела фильм с незатейливым названием *я так давно тебя люблю* филиппа клоделя. удивительно трогательный фильм.
...для меня - о том, как часто мы берёмся судить то, что для нас совершенно недоступно, севершенно непостижимо, выносим поверхностные мнения - просто потому что нам непременно нужно выносить мнения. и о том, как ошибочны, как далеки от реальности они могут быть. как опасны эти усреднённые суждения - опасны тем, что делают нас бессердечными машинами по изготовлению ярлыков.

подумала о том, как часто я осуждаю тётю. за её образ жизни: за её манию чистоты и порядка, за её неприязнь к людям, за то, как она воспитывает свою маленькую дочку, калеча её с самого раннего возраста своими истеричными *нельзя*, этим своим постоянным напряжением и озлобленностью.. но ведь по сути я ничего не знаю о ней. я только вижу перед собой 40-летнюю несчастную женщину, совершенно разочаровавшуюся в мужчинах, в людях. потерявшую все свои иллюзии и мечты. женщину, хранящую детские обиды на родителей и старшую сестру - обиды за то, что жизнь её сложилась совсем не так, как того когда-то хотелось.
когда мне было лет 10, она приезжала к нам в гости. ей тогда было лет 25 - как мне теперь. я помню она уходила гулять по вечерам, а потом рассказывала маме на кухне, как она в ком-то там разочаровалась, что кто-то оказался очередной скотиной или что-то такое... брат был совсем маленький, и он очень нравился ей. у нас осталось много фотографий, сделанных ей тогда. то брат играет со своей железной дорогой, то бегает с абажуром на голове, смущённо улыбаясь, то игриво улыбается в постели - ему совсем не хочется спать, ему очень нравится это внимание к себе, это настроение праздника от тётиного приезда...
сейчас её дочке примерно столько же лет, сколько было моему брату. когда тётя была беременна, я очень боялась, что что-то пойдёт не так, что будет выкидыш или что-то ещё. я очень боялась, что это окончательно сломает её. она не смогла найти своего мужчину, но очень хотела ребёнка... я совсем ничего не знаю о ней. я просто вижу 40-летнюю уставшую женщину, уставшую разочаровываться.

никогда не собирала я блок. сегодня первый раз. тёплым солнечным октябрьским днём... в этом было что-то провинциально-романтичное. к вечеру заметно похолодало, но я как раз успела закончить.
а ещё отыскала свою старую расписанную акрилом рубашку - тех давних времён, когда слушала реггей и танцевала на концертах ска. на ней две эфиопские женщины с кувшинами на головах, у одной за спиной повязан ребёнок. очень яркая красивая рубашка. помню долго возилась с жёлтым - он подло впитывался в тёмно-синий джинс. теперь это моя домашняя рубашка силы.

мне приснился Луи Гаррель. он был моим мужчиной.
помню его лицо в многократных крупных планах с его характерной обворожительной улыбкой и манящим играющим взглядом. да, именно этот магический таинственный взгляд на фоне его общей открытости и лёгкости привёл меня в восторг. кажется, мы веселились вместе.
такое тёплое ощущение осталось ото сна..)

теперь я буду пользоваться всем, что у меня есть. я научусь.
в первую очередь, у меня есть много времени и свобода управлять им.
у меня есть свой уголок, и я сделаю его уютным.
у меня есть мои чудные увлечения, и я найду им правильное время.
у меня есть лес, и я буду гулять в нём этой морозной осенью.
у меня есть милый пёс, и я... уже давно люблю его.
одного пса уже нет, но я любила его всегда - настолько, насколько была способна.
Джонни.. вчера долго не могла уснуть, всё думала о тебе. милый мой Джонни. мне так жаль, что мы не отпустили тебя раньше. такие эгоисты. но я никак не могла поверить, что тебе пора уходить. прости меня, нужно было отпустить тебя раньше. мне так грустно от этого теперь. прости
что же там дальше?
у меня есть друзья в шумном городе совсем неподалёку. и я буду гулять с ними в этой осени.
потому что всему остальному найду своё время.
у меня есть пианино. и скоро оно будет удивительно красивым. надеюсь, его не слишком сложно будет настроить. вообще-то лучше было поинтересоваться сначала об этом, а потом затевать реставрацию. но, в любом случае, тогда уже было поздно, и нечего сейчас об этом размышлять.
у меня есть возможность стать собой, сбросить всю эту глупую рефлексивную чешую.
я завтра сделаю себе потрясающую ванну - с апельсиновым маслом.
и смогу наконец подняться в восемь,
потому что лягу сейчас спать и не буду ворочаться полночи.

а ещё у меня есть этот дневник, и я буду в нём писать.

*Воспоминания всплывают из далекой памяти,
Я никогда не узнаю, следуя по течению на север,
куда плывут такие же, как мы.

Я лежу на земле и ем снег,
Моей шкуре тепло, а языку холодно,
На ложе из паутины
Я думаю о том, как мне измениться.

Много надежды в палатке для одного -
Нет места для наивности,
Забери меня домой, пока не началась буря.
Бархатистые мотыльки будут нас согревать

Нашёптывая…
Утро, оставь улицы пустынными для меня....*