Едем мы к Севе в Нетанию на Матвейкино обрезание. Я веду машину, мама рядом, дядя Воля на заднем сидении, Мишель с куклой в детском кресле. Естественно, опаздываем. Мама туда уже ездила 3 дня назад и утверждает, что дорогу она знает.
- Ты, говорит, только до скоростной трассы доедь, а оттуда я уже помню. Там, значит, как к Игорю ехать - сначала под мост, потом развернуться - и на мост...
Едем. Уже первый въезд в Нетанию виднеется. И мост.
- Здесь? - спрашиваю. - Я к Игорю тут заезжаю.
- Хм, - всматривается в приближающийся город мама.
- Мама, говори скорее - здесь съезжать? Этот мост?
- Не знаю! - признается мама, - и сразу оправдывается - это какой-то новый въезд, они тут все перестроили, не узнать.
- За три дня?!

Проезжаем мост. Спереди виднеется следующий въезд в Нетанию.
- Все, - сокрушается мама, - проехали наш поворот! Это точно он был.
Я, не говоря ни слова, паркуюсь на обочине. Мама удивляется:
- А почему мы стали? Давай развернемся и вернемся!
- И где же мы развернемся? В Хайфе? Какой у Севы телефон?
- Он, наверное, не знает, как к нему доехать, - вмешивается дядя Воля, - у него же нет машины. Давайте лучше Игорю позвоним.

Звоним Игорю. У него все время занято. Машину всколыхивает каждый раз, когда мимо нас проносится очередной лихач. Мишель намекает, что в кресле сидеть не так уж и интересно. В конце концов дозваниваемся Севе. Я объясняю, где мы.
- А, - говорит Сева, - ничего вы не проехали! На следующем съезде - под мост, потом развернуться - и пили прямо по улице Герцель, пока не увидишь слева арочки. До них будет светофор. Так там не сворачивай, сворачивай на следующем - на улицу Смиленски...

Едем.
- Я же помню, - не унимается мама, - что это был не наш сьезд...
Въезжаем на улицу Герцель - главную улицу Нетании. Уж насколько я привычная к тельавивским водителям, Нетания в пятничный полдень - это просто зоопарк, день открытых дверей. Машины рывками перескакивают с полосы на полосу, пешеходы неожиданно перебегают дорогу, иногда увешанные тяжелыми сумками или детьми.
- Ну а отсюда ты помнишь? - спрашиваю маму.
- Конечно, - обижается она, - тебе скоро налево. Куда ты? Становись в левый ряд!
Я становлюсь и вдруг замечаю, что налево будет улица Вайцман. Плавно, но уверенно влезаю обратно в плотный правый ряд, под возмущенные гудки всей улицы. Извините, но я тоже по-зоопарковски уже умею.
- Куда ты! - вопит мама, - налево!.. а, да, хехе. Ну, значит, не здесь, а на следующем.
На следующем - тоже не Смиленски. Какая-то тетка, ловко лавируя между машинами, перебегает дорогу.
- Мама, - прошу, - спроси ее, где Смиленски!
- Геверет! - кричит мама.
Тетка бежит, не замедляя шаг - боится, что ее за пробежку отчитают.
- Где улица Смиленски? - орет мама вслед по-русски.
- А, Смиленски? - лучезарно улыбаясь, возвращается тетка и с украинским акцентом обьясняет, - Так эта ж вам налево! Через один!

Едем. Через один никаких арочек не видно.
- Что за дурацкая манера объяснять? - ругается мама, - Арочки какие-то... Сказал бы: знаете улицу Вайцман? Поле нее - шестой светофор налево... Куда тебя несет опять в левый ряд? А, да... хехе, Смиленски!

Нечего и говорить, что на обрезание мы опоздали. Ну и хорошо, что опоздали. Зрелище не из приятных, скажу я вам!

Кстати, у Матвея такая интересная колыбель! Ему прислала ее из Канады бабушка. Я такую никогда не видела - высокая, очнь удобная, с пеленальным столиком. А когда он вырастет, то она легким движением руки превратится в манеж. Мишель Матвей понравился. Моя мама спросила:
- Хочешь такого домой?
- Хочу! - сказала Мишель.

У моего троюродного брата-программиста Севы родился сын, назвали Матвеем. И вот лежит трехдневный Матвей в колыбели, а Сева за ним наблюдает. Матвей глаза приоткрыл, на папу смотрит.
- Считывает информацию, - шепчет Сева.
Матвей глаза прикрыл.
- Обрабатывает, - объясняет Сева.