Я плохо помню своё детство. Только редкие яркие моменты. Попробую некоторые из них перечислить.

1. Я был в садике всего один день. Много плакал и звал маму. Сердце воспитателей и матери не выдержало, и с тех пор мать оставляла меня дома одного, а сама шла на работу.

2. Оставлять ребёнка дома одного никому не рекомендую, и вот почему. Мой отец частенько экспериментировал с электричеством и однажды оставил оголённый конец провода под напряжением. Я, естественно, схватил его, и моё тело долго трепыхалось в судорогах. Потом пришла мать и освободила меня от плена. С тех пор у меня отсутствуют капиллярные линии на большом пальце правой руки.

3. Однажды я обиделся на родителей и сбежал из дома. До ближайшей посадки. Время шло, а меня никто не искал, не слышно было криков мамы «Сынок, где же ты? Мы без тебя умрём!». Стало темно и страшно. Я подкрался к дому, заглянул в окошко и увидел мирно ужинающих родителей. Больше я не убегал, ибо бес толку.

4. В пять лет я уже умел читать, писать, и знал математику. В виде исключения был записан в библиотеку, где взял для прочтения свою первую книгу. Помню, что это была книга Киплинга и одна история сильно на меня подействовала. Типа сказки о том, почему у слонов длинные хоботы. Теперь я рассказываю эту сказку своим детям *.

5. Помнится, была у нас собака, которая постоянно лаяла на всех, в том числе и на меня. Как-то я разозлился, хотел её пнуть, но поскользнулся, упал и напоролся коленкой на осколок бутылки. Кровь не переставала течь несколько часов. Я лежал на кровати, плакал, а родители с гостями пили вино и играли в карты. Теперь на правом колене огромный шрам, на котором так же нет капиллярных линий, и не растёт ни единого волоска.

6. Со своим двоюродным братом мы частенько проводили лето вместе у нас дома. Как-то раз мы поймали щенка, долго играли с ним, а брат решил проверить насколько хватает дыхания собаке. Зажал нос и пасть рукой щенку, но тому, видимо, этого запаса воздуха хватило ненамного. Потому как, когда брат разжал руку, на ней была кровь, а щенок уже не шевелился. Мы испугались и закопали несчастного щенка в песке. С тех пор ненавижу живодёров и, как ни странно, собак.

7. Вместо посещения садика я катался целыми днями на грузовиках с добрыми шоферами, так как жили мы в бараке на автобазе. Помню только, как мы приезжали за бетоном, который готовили непременно женщины-татарки с большими лопатами. Помню так же, как мне прищемили мизинец дверкой грузовика, брызнувшие слёзы и лопочущих татарок, которые совали мне ириски «Топ-топ», чтобы успокоить. Естественно, я мечтал стать шофёром! И безумно полюбил ириски «Топ-топ» *

8. Никогда не забуду, когда, проснувшись ночью, я увидел свою маму, плачущую и смотревшую на свои колени, по которым текла кровь. Лишь спустя много лет я узнал, что у неё был выкидыш. А тогда я думал, что моя мамочка непременно умрёт. Она очень хотела, чтобы у меня была сестра, но не суждено. У неё отрицательный резус-фактор крови и даже меня она выносила с трудом.

9. Со своим братом мы, одно время, верили, что гномики несомненно существуют. Развешивали под кроватью на ниточках конфетки. Ведь когда ты поймаешь гномика, крадущего конфету, можно загадать любое желание! Легко догадаться, какое было желание, – чтобы пойманный гномик сделал нас сразу взрослыми, мы стали бы шоферами, и ездили бы непременно на «КрАЗе» с кабиной бежевого цвета! Естественно, мы всегда засыпали, не дождавшись полуночи, а ведь именно в полночь появлялись пресловутые гномики!

10. Лет в пять или шесть мы с другом Диманом решили, что если хочешь быть взрослым, то непременно нужно курить сигареты или папиросы. В то время наши отцы покупали сигареты коробками (пачек по триста), поэтому было нетрудно незаметно стащить пару пачек из коробки. Таким образом, у нас набралось не менее десяти пачек сигарет. Собрались, скорчили взрослые морды и «закурили». Дым повалил из всех щелей сарая. Нас усекла мать лучшего друга Димки, и вечером был устроен разбор полётов. Мы были жестоко отпороты и у нас надолго отбили желание вновь попробовать закурить. Да...

В следующий раз я взялся за сигарету только в двадцать три года. Но это совсем другая история, совсем не из детства, о которой я непременно расскажу, если найдётся время.