Ты счастлива?
Зачем глядишь участливо?
Во взгляде осторожное,
Тревожное сомнение.

О, это невозможное,
Пустое самомнение!
О, мания величия –
Желание одаривать…
Во взгляде – безразличие…

- Не хочешь разговаривать?

А за окном
Ненастливо
Льет дождь
Сплошным журчанием.

Ты счастлива.
Ты счастлива!
Ты счастлива?

Молчание…

В. Гришин

Я даже не накинула платка,
Вот ветер-то мне душу и полощет.
Я даже не запомнила цветка
По имени Березовая роща.
И было хоть тоски невпроворот,
Я прекратила головокруженье.
И даже не пошла за поворот,
Чтоб разглядеть дороги продолженье.
И лишь одно я знаю навсегда,
Что ты по МНЕ ровнять другую будешь.
Я не упала с неба, я звезда,
И потому меня ты не забудешь.
Да, милый мой, дела твои плохи,
Но и мои уловки бесполезны
Ты тоже будешь сочинять стихи,
А как иначе вырваться из бездны?

Надежда Мирошниченко

…И этот дождь закончится, как жизнь…
И наших душ истоптанная местность
С провалами изломов и кривизн
Вернется в первозданную безвестность.

Там, в темноте, Предвечная Река
К своим пределам тени предков гонит,
И мечутся, как звери, облака
Под взмахами невидимых ладоней,
И дождь, слепой, неумолимый дождь,
Питая переполненную сушу,
Пророчеством становится, как дрожь
Художника, рождающего душу.
… И наши голоса уносит ночь…
Крик памяти сливается с пространством,
С молчанием, со всем, что превозмочь
Нельзя ни мятежом, ни постоянством…
Не отнимая руки ото лба,
Забудешься в оцепененье смутном,
И сквозь ладони протечет судьба,
Как этот дождь, закончившийся утром.

(c) Владимир Леви

Переход от меня до тебя –
Серым берегом край тротуара,
Но судьбы сумасшедшей река
Все мосты-переправы сломала.
И дождями размыло следы,
По которым бы ты отыскалась,
Просто дождик – подлиза судьбы,
И не друг мне, такая вот жалость.
Просто сумерки раньше пришли
И закрыли тебя до рассвета,
И созвучья легли на стихи
Вместо рифмы, потерянной где-то.
Может, встретился кто-то другой
На твоем берегу так некстати,
И рассыпались звезды росой
Под ногами у вас на закате…
Переход от меня до тебя
Невозможен и нам не обещан,
И смывают дожди со стекла
Образ самой любимой из женщин…

© Copyright: Сказоч-Ник, 2008

Она крылья раскрашивала под настроение,
Обычно в рыжий, но в период влюблённости
Чёрный казался ей цветом спасения
От боли душевной и незащищённости.
Вот и сейчас она злится и хмурится –
Ну, как ей теперь от себя самой спрятаться?
Дура набитая! Глупая курица!
Снова в любовь угораздило вляпаться!
Рыжие пёрышки, губки как бантики,
Смотрят насмешливо карие звёздочки –
Вот ваше Солнце, мужчины – романтики!
Стройтесь рядами, а я – посерёдочке.
Вам невдомёк, что есть девочки-циники?
Те, что любви не хотят повторения –
Глупое чувство доводит до клиники,
А чьи-то касания – до отвращения.
В круговороте игры в обаяние
Как она взгляд пропустила внимательный?
Здравствуйте, Божье моё наказание…
Здравствуй, негаданно мой замечательный…
Впрочем, влюблённость – болезнь не смертельная,
Можно и в руки – как яблоко спелое,
Разве в диковинку сцена постельная?
Что же ты крылья раскрасила в белое…
Снежные перья, душа обнажённая,
Значит и сердце – мишень для предательства!
Где ты увидела, умалишённая
Вечной любви хоть одно доказательство?
В вену иглой его имя впивается,
С каждой секундой растёт привыкание,
Ты уже любишь как он улыбается,
И ищешь губами родное дыхание…
Хватит! …пока не вросла окончательно…
Дура! Опять доигралась в “приличную”!
А чёрное к карим идёт замечательно –
Ты видел меня хоть однажды циничною?
…А он у окна ждал её возвращения
На краешке мира, любовью согретого,
И знал, что попросит сегодня прощения
За то, что в любовь он не верил до этого…

© Copyright: Сказоч-Ник, 2008

Рассказывают, в темной одиночке
В каком—то замке на краю земли
На камне процарапанные строчки
Дотошные тюремщики прочли.

Вот перевод «Сейчас, когда о воле
В своей тюрьме задумываюсь я
Мне вспоминается не лес и поле,
Не пестрая людская толчея.

Я вспоминаю маленький домишко
Где в юности впервые жил один
Шкаф, печка, стол. И на дверях – задвижка.
Закрыл – и сам себе ты господин.

Спать, есть, читать! Свободен я – и точка!
И в мире нашем, что ни говори,
Свобода – это та же одиночка,
Но только запертая изнутри.»

Илья Фоняков

Здесь главное, конечно, не постель…
Порука: никогда твое не снится тело.
И значит, не оно единственная цель…
Об этом говорить нельзя, но наболело…
Я бы не брал теперь твоей руки…
Упорно не искал твоих прикосновений.
Как будто невзначай – волос, плеча, щеки…
Не это для меня теперь всего бесценней.
Я стал давно грустнее и скромней.
С меня довольно знать, что ты живешь на свете.
А нежность и все то, что в ней и что над ней,
Привыкла ничего не ждать за годы эти.
Так мало надо, в общем, для любви…
Чем больше отдает – тем глубже и сильнее.
Лишь об одном молюсь и день и ночь: живи,
И где и для кого – тебе уже виднее…

А. Штейгер

я заклеиваю окна сушёными крыльями бабочек,
затыкаю щели сахарной ватой
из аптечки старшего брата
(он лейтенант запаса медицинской службы)
мы пьём чай с йодом,
когда хочется яда,
а ещё он говорит, что раны души
должны дышать,
и не надо
заматывать их в бинты.
между рамами паучок распятый
на липких ленточках лейкопластыря
горько плачет над своей коллекцией
сушёных крыльев мотыльков и бабочек,
он, наверное, прототип
«коллекционера» фаулза...
и давно зарится на мои крылья -
в паутину меня,
долгожданного яда
и долго сушить между рамами.

Наталия Боева