Вчера я весь вечер шила занавески для детской. Одну зеленую занавеску и одну оранжевую, с отделкой в полосочку. Швейная машинка плевалась рваной ниткой и мяла ткань. Из глубины памяти всплывали туманные отрывки из синей тетрадки конспектов уроков труда: "Неправильная заправка верхней нити"... но дальше никак не вспоминалось. "Что-то с памятью моей стало..." Помнилось только, что нельзя класть острые предметы рядом с движущимися частями машины. Поэтому ножницы, которые я заботливо отодвинула на край стола, в конце концов упали проходившему мимо Орену на ногу.

Орену было скучно. Он проходил мимо уже в четвертый раз, садился рядом на стульчик и пристально вглядывался в плывущую по столу недошитую занавеску, в надежде, что приступ "гнездования" меня отпустит, и я пойду с ним играть в биллиард. Я предложила себя в качестве запасного шарика. Если он, конечно, не боится проломить стол. Идти мне никуда не хотелось. Правая нога отекла. С левой стороны болит спина. Морда в зеркало не влазит. Спереди на мне висит арбуз, а над ним - два кокоса (да я же тропический натюрморт!). При этом арбуз пихается изнутри маленькими ножками прямо в желудок, вызывая изжогу. Я бы себя в таком виде из дому не выпускала. Ладно на работу, они там постепенно привыкшие. А тут - в биллиард. Общественное место, все-таки...

Но Орен ничего такого уж необычного не замечает. "У тебя такая красивая беременность," - говорит, - "помнишь, как на Новый год всем понравилось? А то ведь потом, когда дочка родится, тебя никуда не вытащишь..."

Новый год я подумывала встречать у моей тети, Анечки, вместе со всей семьей, и уж совсем было уговорила Орена, как вдруг позвонил мой дядя и сказал:
"Ой, нам всем так любопытно на тебя посмотреть, какая ты стала, когда беременная!" - после чего настроение туда идти у меня сразу пропало. Нашли, понимаете ли, праздничное развлечение... Отговорившись тем, что я бы с радостью, но Орену будет скучно, я решила куда-нибудь пойти, где меня не знают. Или пригласить кого-нибудь к нам. Но до нового года оставалось всего 3 часа, и все уже разошлись кто-куда. Я скисла.
- Поехали в "Дублин", - сказал Орен, который явно воспрянул духом от того, что не надо идти к моей тете. - Там, небось, музыку вживую играют. Только ехать надо прямо сейчас, а то места не будет. И Гая заодно пригласим, а то ему тоже некуда податься.

Гай - лучший друг Орена. Он его все время уговаривал меня бросить, пока со мной не познакомился. Теперь он думает, что Орену страшно повезло, хаха. Гай живет в здоровом доме с садом и мечтает жениться. То есть, это по-моему он мечтает жениться, а сам Гай уверяет, что ему и так неплохо. В ванне у него стоит каяк с веслами. В салоне из мебели - телевизор, диван, и огромный, в полстены, аквариум. В спальне - кровать, на полу, вдоль стены - книжки. И на стене здоровенная картина в черной рамке: причал, бурное море, ночь, а посреди причала одиноко торчит желтый круглый фонарь. Я впечатлилась. Может, он и вправду счастлив.

Договорились мы с Гаем встретиться возле "Дублина". Это ирландский паб, в который я никак не могу дойти: то там мест нет, то выступает какая-то юная израильская группа, которую мне слушать совсем не хочется, особенно за кровные 50 шекелей, то еще чего. Мы с Ореном спросили у охранника, есть ли место. "Вход 100 шекелей," - сказал нам охранник. "А там что, поют?" - спросила я. "Поют, поют," - мрачно ответил охранник и сплюнул. Он был русским, и на его лице явственно читалось, как он рад работать в новогоднюю ночь. Вскоре приковылял Гай: он разбил колено на джио-джитсу и сильно хромал.
- Чего вы тут ждете снаружи? - спросил.
- Когда пробьет полночь, чтоб поцеловаться, - ответил Орен.
- А просто так не можете, обязательно надо в полночь?
- Тебя ждем, - буркнула я. - Там у них вход 100 шекелей, вроде, кто-то поет. Только кто - непонятно.
За непонятно кого отдавать 100 шекелей было жалко.
- Давайте лучше сходим хорошо поедим на эти деньги, - сказал Гай. - Тут есть неплохой японский ресторан недалеко, "Киото". И мы отправились в "Киото".

Уже издалека было ясно, что мест нет. "Киото", усеянный маленькими золотистыми лампочками прозрачный куб из стекла, манил и переливался. Я прилипла носом (и беременным животом) к стеклу. Внутри, по тонким металлическим рельсам вдоль бара, ехали суши разных видов. Ходили официанты с супами и рисом в черных мисках на подносах. У-у-у, хочу! Как Алиса в чудесный садик...
- После 22:30 мест нет, - сказал киотовский охранник. - Заказывать надо было...
Было двадцать минут одиннадцатого. Мимо нас шли красиво одетые люди. Они разговаривали и смеялись. Видимо, у них места были заказаны.
- Мест нет, - сказал нам охранник в соседнем ресторане. На улице было холодно. Изо рта у меня валил пар. Тоже мне, южная страна... Я совсем скисла и подумывала уже напроситься обратно к тете. Скажу, что Орен передумал...
- Вон, в "Ароме" есть места, - сказал Гай. - Пойдемте туда, я бутерброд хочу купить.

В "Ароме" мы с трудом нашли свободный столик. Только израильтяне могут довольствоваться сидением в обычном кафе на Новый год и жеванием бутербродов. Для них это вообще не праздник, а так. Даже не выходной. Хотя, все равно празднуют. У нас в студии жена моего босса, Нили, раздала каждому по коробке, в которой лежали мармелад,шоколадные шишки и дед Мороз. Религиозные девочки были возмущены до глубины души. Но шоколад съели.

Гай купил себе бутерброд, Орен - красное вино и лазанию, я - стакан апельсинового сока. За соседним столиком в одиночестве пил кофе парень без ноги. Его костыли аккуратно лежали в проходе. Официанты о них постоянно спотыкались. Все девушки, даже толстенькие, мне казались очень стройными и поджарыми. Эти галлюционации начались у меня приблизительно на 8-м месяце беременности. На часах натикало без четверти одиннадцать.

На моем пятом зевке Гаю неожиданно позвонил приятель и пригласил всех праздновать НГ на Ганей Тааруха. Мол, там танцуют, и много бесплатной еды. Услышав про еду, я по привычке оживилась, хоть и была совершенно не голодная, поскольку слопала половину Оренской лазании. Орен, заметив, что я оживилась, по привычке оживился тоже, хотя ему явно ехать никуда не хотелось. Но поздно, мы уже ехали.

Гай вел машину и злобно ругал больную ногу.
С трудом найдя парковку, мы в быстром темпе, насколько позволяла моя больная спина и гаевская нога, заковыляли ко входу. Компания наша выглядела очень комично: спереди высоченный Орен, обмотанный трехметровым шарфом, за ним я мелко семеню, неся впереди огромный круглый живот, а сзади Гай ногу приволакивает. И тут мы обнаружили интересную вещь: а именно, что билеты стоят 90 шекелей, а наличных денег ни у одного из нас нет. Вот до чего доводит разбалованность кредитными карточками! И времени искать банкомат тоже нет, потому что натикало уже без пятнадцати полночь.

Деньги одолжил нам гаевский друг, видимо, чувствуя за нас ответственность. Не знаю, зачем он такие суммы в машине держит, может, банк ограбил? Я сразу поскакала в дамский туалет, где была длиннющая очередь из нарядных девиц. Они нервно поглядывали на часы и иногда останавливали блуждающий взгляд на моем животе. Наверное, от волнения, что меняется год, всем приспичило. Стоя в очереди, я думала, что как Новый год встретишь, так его и проведешь, и что бы это значило в моем конкретном случае. Без пяти 12 очередь исчезла, как по мановению волшебной палочки, и уже через минуту я искала Орена. Вот что в Орене удобно, это то, что он виден издалека в любой толпе. Виден был он в очереди в бесплатный бар.

В полночь, все в той же очереди (все же лучше, чем в дамский туалет), мы поцеловались, и я пошла танцевать. Через полчаса, Орен, отхвативший-таки себе и Гаю бесплатное пиво, ко мне присоединился. Отовсюду на меня бросали любопытные взгляды танцующие парочки и группки. Я себя чувствовала, как ходячий плакат: живое напоминание пользоваться презервативами. Но все равно, я не переставала улыбаться.
Старый год был хорошим. Пусть новый будет не хуже...