Натерты совести ладошки,
от беспрерывного мытья
Следы, запекшиеся кошки
На горизонтах бытия
Тянулись дрожью мелких легких,
И расплывались на окне,
Дождем смывались,
Мелким, плевким,
На ветхих стульях, на стене.
Уныло плавали газеты,
За прошлый год, за прошлый век.
На листьев, высохших скелеты
Угрюмо сыпал мокрый снег.
Надрывно вздрагивали плечи.
Тот год и месяц не вернуть,
Теперь ты черный человечек,
И дважды не пройти твой путь.
Веселый солнечный, рычащий
От радости, что кончен дождь,
Ты легкий, гибкий, настоящий,
Своей страны и жрец и вождь.
Вот радуга накрыла Книжку,
И лето ходит босиком,
Давным-давно. Смешной мальчишка,
Ты всех смешил одним кивком.
Бурлили волны в океане
китообразной доброты,
Твой смех и свет в пивном стакане,
Росли как дикие цветы.
Штормящей осенью дождливой,
Под пьяно-сщуренной луной,
Глухое небо с хриплым морем
Сшивались нитью водяной.
Последний раз на ветхих шхунах
Фонарь приветствовал фонарь,
А дальше голос твой растаял
Как мимолетности алтарь,
Где жертва в полночь исчезает,
А на рассвете новый день
Ласкает, радует, спасает,
И свет подчеркивает тень.
Зачем мне птицы рассказали
Такие вести про тебя?
В них корабли твои пылали.
Как больно прошлое любя,
Увидеть старенькое фото,
В тени асфальтного катка,
И под сусальной позолотой
Узнать про скучность пятака.
Уж лучше поездом, в Киото,
Где вечный праздник, вечный май,
Прекрасно в сумерках болото,
Увидишь лотос – твой, срывай!