Гнали в овраг предателя, заведомой лжи не веря.
В рванине и в кровь ободранного, винтовками тыча в спину.
На ходу отмечали победу, знай наших, поймали зверя.
Мы гоним его на бойню, послушного как скотину.

На бочках подтеки ржавчины, в грязище тлеют окурки
И бабы в платочках ярких стоят у своих заборов.
«И вот ведь чего удумали, опять за свое… придурки»
Шагают петух и куры, и в луже проснулся боров.

Серьезно его пиная, прикладами деревянными
Детишки идут и редко, сквозь зубы мычат проклятия.
«Тебе доверяли как другу, а ты за фигню иностранную
Нас предал, ты стал предателем!», кричит командир: «Расстрелять его!»

Убить его! Пристрелить его! И прямо сейчас повесить!
На наглом лице блуждает нелепая злая улыбка.
Он лыбится, гад, он знает, что дома, в укромном месте
Лежат голубые наклейки, они блестящи и липки.

И совести больше не стало, добро же не победило.
Хотя с кулаками все же, с зубами и пистолетом
Пусть и не настоящим. И восемь уже пробило
В гостинной, где стынут плюшки и квас есть холодный летом.

И вот уже «пли» скомандовали, грязищу соскреб как шпатель
А хули, с ноги уебали, чтоб навзничь упал расстрелянный.
А после уже сказали: «Ну ладно, вставай приятель
Нас Машка звала есть плюшки и там их запас немерянный».

Но тихо в ответ, и небо задумчиво поглощает
Куски тишины что порциями, уверенно вверх уходят.
Какая вокруг природа! Цветут незабудки в мае…
Но в небо глядит предатель так, будто тоску наводит.