Летней ночью 94 года я лежал между леерами ограждения прочного корпуса атомной подводной лодки, и думал о Лермонтове. Ну, как о Лермонтове. Я вспоминал главу "фаталист" из "героя нашего времени".

Если ты пролетел два метра спиной вперёд, а затем обнаружил себя между двух металлических штырей, приваренных вертикально на расстоянии полуметра друг от друга - лучше момента поразмышлять о фатализме не подобрать.

На подводной лодке, то есть атомном подводном крейсере я в тот момент нес службу дозорного по живучести.

За подводной лодкой нужно следить круглосуточно. Без присмотра она запросто может сгореть. На соседнем пирсе стояла как раз такая лодка, с выгоревшими двумя отсеками. До реакторного отсека пожар не дошел, но все равно было неприятно. Служба на такой лодке не радует моряка. Электрика выгорела, обогревателями пользоваться строго запрещено, и в каютах пиздец как холодно.

Вот поэтому, когда экипаж спит в домашних постелях, внутри "бидона" сидит три человека: дежурный по живучести - офицер, его помощник - мичман, и дозорный - матрос. Матросом был я. Бидонами у нас называли подводные лодки. Корытами - надводные корабли. Все вместе называется - сидеть на железе. Можно быть в расположении части, в казарме, в наряде, в госпитале, в отпуске. На железе - значит в бидоне. Как положено по уставу.

Чтобы троица дежурных не заснула или не перепилась в полном составе, ночью их приходит проверять дежурный по бригаде, старший офицер из числа командиров лодок и их помощников.

Когда дежурным по бригаде заступал наш старпом, он, как правило, нажирался в слюни. Но все равно приходил узнать - как там его кормилица, надёжно ли она пришвартована к пирсу.

Другие дежурные по бригаде старались подкрасться незаметно, и застать дежурных врасплох. Мало кому это удавалось, потому что дежурные по штабу - мичмана - обзванивали экипажи, и предупреждали о начале проверки.

Наш старпом всегда звонил и предупреждал лично. Он знал, что в пути с ним может произойти всякое. Если он не появлялся на пирсе в течении часа после выдвижения из штаба, в ночь отправлялась спасательная экспедиция. Никому не хотелось объяснять утром командиру, почему во вверенном ему экипаже ночью в сугробе или луже замёрз старпом.

Путь его от штаба до корабля был долог и извилист. Всегда было очень увлекательно наблюдать, как он прокладывает курс с поправкой на циркуляцию, перекладывает галсы и заходит на трап с разных углов атаки.

Иногда он выдыхался настолько, что не мог спуститься внутрь прочного корпуса. Тогда он заходил в рубку, садился в мусорное ведро, требовал вынести ему бортовой журнал, и засыпал в ведре.

Дважды на моей памяти он промахивался, и нырял с пирса в залив. Только слаженные действия членов экипажа уберегли флот от потери будущего командира атомного крейсера.

Летней ночью 94 года дежурил другой офицер, не наш старпом. Около пяти утра позвонили из штаба, и приказали помочь в швартовке малого ракетного корабля. По классификации НАТО, малый ракетный корабль называется корвет. И не такой уж он малый - пятьдесят метров в длину. Почти как пятиэтажка.

А я корабельный электрик. Не боцман, не член швартовой команды. Мое заведование - генераторы четвертого отсека. В швартовке.мало что понимаю. Нет, я конечно понимаю, что бросят канат, вот пирс, вот кнехт, и как-то одно с другим можно состыковать. В теории.

При этом на лодке я один. Помощник и дежурный ушли на рыбалку. Ужрались там, как и положено, до синевы. О чём меня оповестил дозорный по живучести той лодки, где мои нетранспортабельные сослуживцы были уложены баиньки.

А дальше подошел малый ракетный корабль, с него мне скинули швартов, я потащил его спиной вперёд по лодке к пирсовому кнехту, трос зацепился, я дёрнул, и от рывка улетел по дуге в леерное ограждение. По дуге, потому что корпус у подводной лодки цилиндрический, просто напоминаю.

Ну, как в леера - в то место, где они должны были быть. Лееров там не было. Были два штыря, и полметра между ними. При неудачном приземлении я бы превратился в любопытный энтомологический объект.

Короче, наебнулся со всей дури. Так, что дух перехватило. Полежал минуту, подумал про Лермонтова, про фатализм.

Пока я предавался неге, с корабля спрыгнул матерящийся боцман, очень ловко пришвартовал мрк третьим бортом, и так же ловко вернулся на корабль.

А я пошел заполнять журнал дозорного по живучести. Отсеки проверены на пожарную безопасность, крен такой-то, дифферент столько-то, температура в отсеках в пределах нормы, дата, подпись.