... Новгород никак не воспринимается целиком, рассыпается на десятки, красочных кусочков, которые искрятся и кружат, точно в детском калейдоскопе...
Восхитительное чувство свободы.
Оказывается, совсем не надо болтаться месяц на черноморских пляжах, уходить по-туристски в леса, галопом мчаться по европам под монотонно-профессиональное гудение гида... и проделывать еще многое, что входит в понятие "отпуск".
Достаточно сесть в поезд и через три с небольшим часа оказаться в ином мире - зелень, Волхов, ослепительно-огромное небо и никто никуда не спешит.
В недрах парка кирпично-красная стена Кремля, а под нею - совершенно заросший ров, а за нею - Софийский собор, и колокола в человеческий рост, и памятник тысячелетию России, у которого можно кружить часами, пытаясь угадать, кто там есть кто.
А потом - громадный мост через Волхов, и усеянный загорелыми телами пляж, и Ярославо дворище с каменными церквами двенадцатого века, скошенными газонами, редкими холеными клумбами и - орешниками.
Я сорвала себе четыре орешка на счастье.
Наташка все порывалась подобраться к самой воде, и мы спустились по каменной лестнице, ступени которой исчезали в темной воде Волхова, и держали ее с двух сторон, а она окунала пальчики в реку и глазела на юрких мальков, носившихся тенями почти у самых наших ног.
А над нами было небо в тяжелых преддождевых тучах, и зеленый откос, и стена Гостиного двора, а на той стороне реки у причала стоял теплоход, и голос, усиленный громкоговорителем, сулил нам счастье в часовой прогулке по реке Волхов и озеру Ильмень (ударение, кстати, на "И").
Что еще было в Новгороде?
Кошки.
Паук.
Шапито.
Впрочем, по порядку.
Новгород - кошачье царство. В томной дневной жаре, заливавшей дворы, возлежали, восседали, взирали царственно на нас десятки представителей бессмертной породы "кот домашний средней пушистости". Рыжие, черные, серые, пятнистые, полосатые, разнеженные, ласковые, абсолютно уверенные в своем праве на скамейки, ступеньки подъездов и прогретую солнцем траву. Эти жители города тоже никуда не спешили.

Паук жил у нас на балконе, в верхнем углу окна. Верней, пауков сначала было два, но мы открыли балкон и потревожили того, кто жил пониже. Он сбежал, а верхний жилец остался.
Его великолепная паутина занимала половину окна. Весь день он отсиживался в своем углу, подобрав лапы, изредка закусывал, роняя на подоконник ненужные остатки добычи, а к ночи выходил - прогуляться по паутине, поправить ее кое-где, опять же перекусить... Мы тайком глазели на него из-за шторы. Не глазеть было невозможно: этакий зверюга размером с советский пятак, и это не считая лап...

А еще был самый настоящий цирк-шапито - громадный, потрепанный вблизи шатер и шаткие скамьи, окружавшие небольшую арену, и нарочито пышный занавес, и оглушительная музыка, и гимнасты, и клоуны, и силовой жонглер, и лошадь, которая изящно вытанцовывала передними ногами и кивала головой зрителям...
И уже не замечались ни обшарпанность, ни ветхость, ни неизбежные накладки, потому что был - праздник.
Два часа праздника с десятиминутным антрактом, во время которого детям разрешили бегать по арене и фотографироваться с артистами и дрессированными собачками.
Очень скоро Наташка отдала мне игрушку, которую постоянно носила с собой на прогулках - чтобы ничто не мешало хлопать.
Глаза ее сияли.
И когда в конце представления группа гимнасток - с виду сущих девчонок, да и одна настоящая девчонка лет десяти там тоже была - принялась так и этак скакать через огромные прыгалки, снизанные из десятков разноцветных шариков - Наташка не утерпела.
Она вытащила меня в проход между рядами, волокла за собой к манежу и кричала во все горло: "Хочу играть!"...

Это был первый Наташкин цирк, и я очень рада, что он был именно такой - яркий, безыскусный, ярмарочно-радостный.
Самый красочный осколок новгородского калейдоскопа...

В зоопарк мы едва не опоздали.
Оказывается, он закрывается в девять, а ровно в восемь прекращают работу кассы.
Мы же этого не знали и вначале отправились покататься на теплоходике от Петропавловки.
Это была вторая тактическая ошибка.
Первая состояла в том, что мы сразу сели на теплоходик и еще с полчаса дожидались, пока соберутся пассажиры.
Наташка сидела-сидела и наконец объявила, что ей надоело "кататься на кораблике" и она хочет в зоопарк.
Тут-то мы и отчалили. До Наташки мгновенно дошло, что выйти уже некуда, разве что сигануть в воду и плыть к берегу... и она логично заорала, что хочет сойти и в зоопарк.
Так что ее знакомство с водным транспортом прошло под скандальный ор, слегка заглушаемый бодрым вещанием экскурсовода, и наши уговоры пополам с увещеваниями и страшными угрозами.
Потом она выдохлась, мрачно прикорнула на мне... и таки заснула. Слава те, Господи.
А так прогулка была роскошная - Нева, каналы, дворцы, мосты, солнце, зелень... и даже экскурсовод вещала вполне прилично, внятно и грамотно, что радовало.
И только под конец экскурсии до меня дошло, что уже восьмой час, а зоопарк когда-то там должен закрываться... елки-палки.
И как бы нам не прийти к запертым воротам и не получить в итоге очередную порцию скандального ора от разочаровавшегося в жизни ребенка... причем вполне заслуженно получить - ведь обещали же!
Но мы пошли.
Мы целеустремленно шли к зоопарку, и Наташка шла чуть позади, вся такая надутая, суровая и целеустремленная.
Иногда она отвлекалась на мелкие радости жизни наподобие детских аттракционов, но на наши капитулянтские предложения "поиграть здесь, а в зоопарк пойти в следующий раз" гордо отвечала, что хочет "смотреть на белых винни-пухов".
И точка.
И когда мы, выйдя на аллею перед зоопарком, издалека увидели, что у окошка кассы еще кто-то толпится... давно я не испытывала такого облегчения.
Мы купили билеты и рванули вперед... в зоопарк.
Который сильно напоминал сказочное царство, погруженное в сон вместе со Спящей Красавицей.
Роль Спящей Красавицы с успехом исполнял "Белый Винни-пух", который вместо того, чтобы бодро плюхаться в своем личном бассейне, предательски развалился на полу и дрых.
Бессовестно дрых, изредка лениво помавая задней лапой и демонстрируя нам трогательную черную пяточку.
И напрасно Наташка взывала, припав к низенькой ограде:
-Белый Винни-пух, вредина, просыпайся! Белый Винни-пух, поплюхайся!
Шиш вам. То есть, нам.
Махнув рукой, мы отправились к макакам... впрочем, нет, макаки были раньше, скандалили с лемуром вари, который носился, как оголтелый, по соседней клетке и орал дурным басом.
А после коварного "белого Винни-пуха" мы пошли к уткам. И они - ура! - не спали. Они полоскали горлышки и прихорашивались перед сном.
Дикие кошки тоже не спали... кроме льва. Впрочем, лев Наташку не заинтересовал, и на ягуара, картинно восседавшего на бревне, она тоже почти не обратила внимания. Киска - и киска, подумаешь! Вот гуси...
И мы пошли к гусям.
Мимо жирафа, который явно позировал, замерев посреди залитого закатным солнцем вольера, мимо спящих "бурых Винни-пухов" и волков, мимо сов и неясытей. и искусственной скалы с одним-единственным адским кондором, который даже не соизволил повернуть нам вслед свой зловещий латиноамериканский профиль...
Гуси встретили нас благожелательно. Они готовились ко сну. Они расхаживали по бережку у самой сетки, и снисходительно говорили "га-га-га!", и усердно чистили перышки, и показательно засовывали голову под крыло, чтобы показать Наташке, как они, гуси, спят...
А потом мы навестили бенгальскую кошку. Обычная домашняя серо-полосатая киска, только немного подросла. Она сидела у сетки и мудро смотрела на нас особым кошачьим всевидящим взором. Будь мы у клетки одни, мы бы ей мурлыкнули.
И тут по зоопарку разнесся волчий вой. Было без четверти девять.
Нехотя мы двинулись к выходу, но еще успели по дороге увидеть, как проснувшийся лось, стоя на трех ногах, элегантно чешет четвертой, задней за ухом...
А коварный "белый Винни-Пух" удалился спать в свой домик. И в его клетке, в точности там, где он валялся и показывал пяточку, царственно возлежала обыкновенная черная кошка...

Любимый мужчина удрал на пару часов из больницы, чтобы вымыться в душе и с нами погулять.
И когда я, ничегошеньки не подозревая, вдруг услышала в домофоне его голос... ух.
Словно что-то оборвалось внутри и глухо ухнуло вниз.
Я даже не помню, что он там говорил.
Помню только свою блаженную, совершенно безудержную улыбку, когда открывала дверь.
Мне так его не хватает...