Ое, что же это случилось! Я сегодня в первый раз в жизни с удовольствием ела гречку! Как говорит моя мама, небо рухнет…

Вот только соберешься с духом и мыслями признаться в нежности и искренности чувств, и сразу оказывается, что нисколько они, мысли эти, и не искренние…

А я сегодня опоздала на работу! Телефон забастовал и отключился сам собой! А внутренний будильник слишком устал за выходные, чтобы сработать вовремя!
И правильно, надо было рационально распределять свои возможности! И не надо было сидеть в ночь с субботы на воскресенье до утра, экспериментируя со своими способностями петь на два голоса с выпускниками консерватории! (Которые, кстати, ранним воскресным утром, после неимоверного количества выпитой водки, отправились на подработку – петь в церковном хоре…) И не надо было брать в пять утра экспресс-уроки игры на гитаре у дирижера местного оркестра!
И не надо было так радоваться светлому утру, запахам манной каши и яичницы, и непривычно большому числу для этого времени суток сидящих за кухонным столом! И тащить их гулять под белые хлопья тоже было совсем необязательно!
А еще не было крайней необходимости, но уж очень хотелось выскочить в спящий заснеженный двор, поднять лицо к небу и вспомнить, что снежинки – это «обрывочки кожи, сброшенной ангелами», прикоснуться губами к другим холодным губам, и быстро возвращаться в тепло, одновременно разматывая с шеи красный длинный шарф и расстегивая куртку, и снова убеждаться , что изгибы тел не изменили своей формы, или изменились у обоих совершенно одинаково, ибо совпадают они по-прежнему идеально, и лежать в зеленоватом мерцании часов, ох уж эти мне часы, так и повернула бы их циферблатом к стене, и стремиться не уснуть, и вдруг обнаружить за окном изменение освещения и декораций, и тогда уже вдохнуть запах манной каши…

… А если взять лепешку, положить на нее корейский салат – я особенно любила с фунчозой! – и сверху несколько только что снятых с шампура кусочков шашлыка, то получится комплексный обед, коим я питалась, когда жила в азиатской республике…
Ностальгия!

Неожиданное – проснуться утром и вместо черноты за окном обнаружить ярко-голубое небо, «фаянсовое», сказала бы АА, с трещинками веток на нем.
Умиротворенное – увидеть в кастрюле с закипающим какао шоколадно-перламутровое (так бывает!) ожерелье пузырьков и вдыхать запах мускатного ореха и корицы.
Сибаритственное – отведать переданного подругиной мамой меда, пригубить какао, сжать зубами тост и хрустнуть его нежной корочкой, жмуриться солнцу, заворачиваться в махровый халат с фламингами, ощущать прозрачность собственных глаз и наслаждаться, наслаждаться ничегонеделанием вместе!

Я все-таки умею создавать соответствующий антураж выходным…

На самом деле вся проблема – в объекте. И решается она достаточно просто – посредством смены объекта. Одна только неувязочка – следующий объект ни в чем настоящему уступать не должен…

Дом офицеров выглядит празднично, он как будто вырезан на фоне матового белого неба, заснеженная освещенная площадь вызывает страстное желание подарить ее кому-нибудь широким жестом.
Я не могу воспринимать эту картину иначе, как фрагмент девятнадцатого века, и мнятся мне наташи ростовы и аси тургеневы, в платьях с завышенными под грудь талиями плавно передвигающиеся меж колонн танцевальной залы, опускающие томный взор в точном соответствии с инструкцией «в угол – на нос – на предмет».
Внутри же все по-другому. Скрип паркета под пуантами, вибрирующие от напряжения тел балетные станки вокруг единственного в зале вертикального столба, отнюдь не блещущего архитектурным изыском.
Черные трико, влажная кожа, гладко зачесанные назад волосы. До красоты и непринужденной грации – сотни батманов, тысячи рон-де-жам-парте и километры прокручиваемых шанэ.
Я выхожу оттуда на дрожащих ногах. Тела нет, его вообще не осталось, оно растворилось в бесконечных приседаниях, попытках держать осанку и одновременно умудряться сохранять плавность рук и двигаться в такт музыке. Поэтому сразу после занятия я не умею нормально ходить. Мне приходится возвращаться к привычной походке, но это не удается. И тогда – по снежному же бульвару, мимо пьющих пиво парочек - я иду вся такая грациозная, невесомая и неземная…

… А за ночь в город успела прийти зима, и олешин образ «ветви, полной цветов и листьев» переплелся со стриндберговской мегерой, и в ванной не хватает места для свежекупленных флаконов и тюбиков, а на диване остался ворох разноцветных клубков и раскрытый журнал по вязанию, в чашке остывает какао с корицей, по кухонному столу раскатились еще холодные с мороза яблоки, мышцы приятно болят после вчерашнего занятия, по квартире растекается аромат иланг-иланга, а мусорная корзина полна бумажных обрывков как последствия приступа графоманства.

Пролистывая местный глянцевый журнал, наткнулась на фотографию молодого человека. Вспышка в памяти – случайное знакомство в общей компании в ночном клубе, совместное, в тот же вечер, поедание в этот же день привезенной мной дыни, настраивание гитары, импровизированный медиатор из карты экспресс-оплаты, черная прядь, сползающая на лицо, блюзовые вариации, уверенные пальцы – на струнах, а потом и на моей руке. Молча.
Забавно. На фотографии прядь точно также упала на лоб.

Понятное дело, что никто никого не любит, а просто мы нашли успешный способ обоюдного пользования друг другом, и делаем это качественно – даримого друг другу тепла и ласки как раз хватает от встречи до встречи раз в месяц.

Ты пойдешь налево ты пойдешь направо ты же королева ты имеешь право на любой ход…