toad: не могу. потому как погружаюсь в неосознанную нирвану на четыре дня. у нас куча выходных, а идтить некуда. буду брать уроки у твоей лягушки. погружаться на дно. пускать пузыри. и все-такое.

toad: ы-ых... все вы сговорились. все вы вот такие... вот возьму и завтра с утра пойду пешком в Питер. по рельсам, по шпалам. мимо Воронежа, мимо Москвы. до тех пор, пока не увижу низкое небо. не остановлюсь, не дождетесь. не надейтесь. и не говорите потом, что я вас не предупреждал.

toad: пешком, потому что как раз все праздники пройдут. я бы уже сейчас поехал, ежели бы не 300 лет и все такое.
и ыщо, за виа "тату" надобно болеть, а вы смываетесь. у меня вот нет зверя-телевизора, поэтому болеть буду телепатически. ага.
и потом... эта... я не ворчу, я нервничаю. мне низкое небо необходимо. я в этом климате южных широт скоро умру. у меня голова третий день болит. у меня сигареты заканчиваются в два раза быстрее. у меня вообще все не так. срыв у меня. я свирепый? свирепый. я кровожданый? еще бы. я беспощадный? вопросов нет. мой могучий и страшный поток подсознания сметает на своем пути все жалкие попытки рационального разума зацепиться за реальность. прикручиваю башню саморезами, но все равно... мне нужно низкое небо. и баста. да.

toad: а йа вообще заболел. по полной программе. а вы не понимаете моего больного сарказма. ни по поводу группы "тату", ни по поводу евры... вот уйду отсюда, залезу под одеяло и стану тихо отходить. откидывать копыта. коньки отбрасывать. и все такое. а вы станете с вареньем приходить ко мне, а я отвернусь к стене носом и буду бурчать что-то непонятное. пальцем по стенке водить и не обращать на вас всех внимания. и мечтать о том, как после моей смерти все поймут, какой же я все-таки был талантливый, добрый (хоть и немного свирепый). но будет-то поздно. "вотъ! спохватились, ага!" -- закричу я... впрочем... нет, не получится, я же умер. обидно. теперь ни крикнуть, ни вздохнуть, ни рассвирепеть толком не получится. беда...

а вы говорите, евра... да зачем она мне теперь, мертвому? то-то жа...