- Ну! Ты знал! Подожди, я сейчас тебе еще одно прочитаю! Блин, ну куда ты залез! Ну я же не дочитала!
Я еще глубже зарылся под одеяло, в жаркую ватную темень. Как в детстве. Шмыг – и исчез. Нет меня. Всё. Помер.
Ксюха острым кулачком стала барабанить мне по спине.
- А вот это ты точно не знаешь, ну, браааат! – просительно тянула она, пытаясь вырвать из-под меня уголки одеяла.
Я вздохнул и высунул голову наружу. Сквозь прищуренные ресницы поглядел на сестрицу. Ксюха – сплошная экспрессия. Яркая, взбалмошная, неугомонная. И в кого только такая высокая? В белорусскую породу, наверное. В дедушкину кровь. Я почему-то твердо уверен, что все белорусы высокие (ни разу еще не видел белоруса низкого ростом). У Ксюхи сейчас трудный возраст – ей восемнадцать. Она постоянно висит то на телефоне, то в Интернете. Постоянно он лайн и ин лав… Все кругом утверждают, что мы безумно похожи, хотя между нами и четырнадцать лет разницы. Мы вопим и плюемся, когда это слышим. «Что?! Я?! На него(на нее)?! Да ни капли!» Но мы знаем, что это правда. Хотя духовного родства нам это и не приносит. Мне по духу ближе и милее другая моя сестра – Светлана, наверное, потому, что между нами всего четыре года разницы, и мы внешне очень сильно отличаемся друг от друга. Честно говоря, наверное Светка из всех нас троих получилась наиболее удачно… Все наши милые фамильные особенности в ней присутствуют ненавязчиво и только со знаком плюс… В Ксюхе же, зато, эти наши фамильные особенности наиболее ярко выражены. Слова «компромисс» для нее пока не существует. Также как полутонов или переходных состояний. Для нее ты или «супер», или «сволочь», причем твой для нее статус может легко меняться раз по десять на дню…
- Ну вот послушай, послушай!
Сестрица улыбалась во всю пасть и потрясала сборником "Поэты XX века". "Почти пираты", - подумалось мне тоскливо. Ксюха зашуршала затертыми страницами сборника.
- Вот, вот это!
- Ксюха, только с выражением, а не так как ты до того читала, - попросил я подчеркнуто корректным учительским голосом.
- Что?! Это я-то без выражения читала?! Да я хожу на актерское мастерство, если хочешь знать!
- А… - сказал я неопределенно.
- Ну, всё - слушай, слушай… - она сосредоточилась, поправила непослушную прядь прямых темно- каштановых волос («таких же, как и у меня», - подумал я с умилением) и с легкой дрожью в голосе начала:
- Когда вода всемирного потопа, Отхлынула с печальных берегов, Из пены уходящего потока…
- На берег тихо выбралась любовь, - подхватил я, вдохновенно, - И растворилась в воздухе до срока, А срока было сорок сороков…
- Ты знал! Ну, что такое! Откуда ты и это знаешь?!
Я широко открыл глаза, и даже привстал на диване.
- Ксюх, да ты чего, вообще? Это ж Высоцкий.
- И что?
- Да всё моё поколение выросло на Высоцком! Ты когда-нибудь слышала хоть одну его кассету, или пластинку?
- Неа…
- Ох…и куда катится эта страна?
- Думаешь - катится? О! Прикинь, - вот это ее «прикинь» меня всегда несколько напрягает, «прикинь» - это верный признак того, что ксюхино сознание совершило резкий скачок в сторону, и Ксюха сейчас будет непредсказуемо менять тему. – Короче, прикинь – я пятерку по психологии получила за курсовую. Анализ художественных произведений по Фрейду. Хочешь, прочитаю?
- Нет, - честно признался я, - я хочу спать.
Но она уже умчалась в свою комнату за курсовиком. Я тяжко вздохнул и снова полез с головой под одеяло. Она вернулась, забралась на диван, просунула руку в глубь моей норы, ущипнула меня за бок и заверещала:
- Ну, вылезай, ну ты же любишь психологию! Ну, ты меня будешь слушать?!
- Я тебя и так слышу, - пробубнил я из-под одеяла. Ксюха, прокашлялась и начала читать. В ее работе проводился анализ сказки про Вини-Пуха, Ослика Иа, Пятачка и других субъектов латентной (ака «детской») сексуальности. Что-то я определенно пропустил, получая свое высшее образование. Теперь, по-моему, учиться не в пример интереснее, чем в наше, комсомольско-перестроечное время.
- «Таким образом, Пятачок, безусловно, боится слонопотамов, но его тянет к ним на каком-то внутреннем, берущем начало в его латентном либидо, уровне. Он размышляет об этом неоднократно, и его волнует сама возможность оказаться в руках у этих огромных мохнатых слонопотамов»…
- Ой бляяяя… - сказал я, вылезая наружу. – И ты действительно сдала на проверку эту ересь?
- Ну да…
- И тебе, действительно поставили пятерку?
- Ага…
- Я старею… я определенно старею, - печально заключил я и скрылся в своей норе.
- О! Прикинь! – донеслось до меня сквозь стены моего ватного убежища, - я тут «Схимника» взяла почитать! Ща тебе один абзац зачитаю, ты должен заценить!
- Сестра, - пробубнил я просительно из-под одеяла, - дай мне уже умереть спокойно, не омрачай мои последние минуты.
Судя по шагам, сотрясающим пол («когда-то мне не верилось, что она может вырасти… и до сих пор не вериться, что она смогла ТАК вырасти…»), сестрица, с грацией молодой брыкастой кобылки поскакала к шкафу («маленькая лошадь», - подумал я незлобливо).
- Ну вот, послушай, послушай!
- Нет, блин, это ты меня послушай! Я восемь часов еври дей пашу на работе, один на двести машин и стадо юзверей, чиню, настраиваю, вправляю, летаю как электровеник, блин, потом я, блин, три часа долблю этот долбаный инглиш, прихожу домой, а тут ни душ нормально ни принять, ни по телефону не поговорить, да еще и по дивану моему скачешь… Ты сегодня определенно настроена сжить меня со свету, солнце? А? Так! Гаси эту шарманку (я ткнул пальцем в сторону помпезного здоровенного родительского телика), совсем уже от эмтиви зашизела! Мне и так мутно сегодня, а тут еще твоя Пинк, телка недодоенная с дурой Бритней вперемешку. Еще одна представительница латентной, блин, сексуальности…
Ксюха секунду пристально рассматривала меня, очевидно решая – то ли обидеться и не разговаривать со мной неделю, то ли…
- Ну ладно, выключу. Ну, так ты послушай…
- Ыыыыы…. да, что это такое, а? Вырастил на свою голову, выкормил, «Оксаночка, съешь бананчик», блин, пеленки за ней стирал, в коляске выгуливал, - запричитал я, зарываясь в одеяло.
- Ты чё шумишь? – спросила мама, величественно появившись в дверном проеме зала.
Я выглянул наружу. Вообще мама являет собой две ипостаси. Первая, конечно – это домохозяйка, мать троих детей, в вечных готовках, стирках, закупках, семечках и лежании на боку у телека. С ее крестьянской мудростью и костромскими идиомами («сынок, там я батькины джинсы замочила, пойди их сперва ПОЖАМКАЙ, а потом ПОПУЧКАЙ и можешь полоскать»). С другой стороны – строгая бизнес-вуман, прозванная коллегами «Железная Леди» за принципиальность и работоспособность, хваткий в работе и известный в своей сфере экономист. Сейчас мама была немного под шафе, и являла собой отражение обеих своих ипостасей. То бишь, прическа мамина, покрытая блестючим каким-то лаком и лицо в праздничном мейкапе, еще принадлежали к тому банкету, с которого она, так припозднившись, вернулась, а тело, завернутое в замызганный домашний халатик и обутое в плюшевые тапочки, уже принадлежало нашему «дому, не знающему покоя». Дому с вечным обилием еды, гостей, детей, вкусных запахов и резких звуков.
- Мам, ну скажи ей, - заныл я как в детстве, - пусть она даст мне помереть спокойно.
- Типун тебе на язык, - мама машинально перекрестилась, - ну пообщайся с сестренкой-то.
- Но уже полпервого ночи, куда уже общаться?
- Просто она по тебе соскучилась, - благодушно произнесла мама, и, даже не смыв косметики, покачиваясь, отправилась в родительскую спальню. Из родительской спальни, между прочем, уже чуть ли не час раздавалось отцовское храпение, перекрывающее футбольное улюлюканье второго телевизора (батя в последнее время предпочитает засыпать перед телевизором под футбол, благо есть на то специальные спортивные каналы).
- Окей, сестра, - обреченно произнес я, - давай общаться…
- Да ну тебя, - вдруг решила Ксюха, - зануда ты сегодня какой-то… Ой! Прикинь… Мне же сегодня надо реферат сделать, его же сдавать завтра… Чёрт… Мне же надо набрать ещё три страницы! О! Чёрт! Во сколько же я сегодня лягу??
- Мелкая, - сказал я (хотя «мелкая» уже с меня ростом, то бишь метр семьдесят пять) – Мелкая, не разводи меня на жалость, а просто попроси…
- Ну браааатик, ну набери мне пару листочков, ну плизззз…
- Ох, - вздохнул я, выбираясь из руин своей манящей одеяльной крепости, - вали, комп включай, ща покурю и приду… Знаешь, мелкая, все-таки мы с тобой действительно похожи… Я то же люблю все откладывать на последний момент. Но это нездоровщина, между прочим! Надо над этим работать!.. Ладно, что я тебя гружу посреди ночи? Иди, уже, и потом сотвори брату кружку чаю и бутер с сыром…

Спать мне удалось лечь только около двух… И в реферате, слава богу, не было ни слова о латентной, ака детской, сексуальности…

Мысль:
Сестра-а-а,
Дык, Ёлллы – палы!
Дык, здравствуй, сестра-а!
Нам не так уж долго,
Осталось быть здесь вместе,
Дык здравствуй, сестра-а!