говоришь «я больше так не могу» — и можешь
обещаешь не делать зла — и множишь
не глядись в зеркала, там прячется белолицый,
смотрит,
и обещает в тебя вселиться

ты не ищешь горя, но пишешь ему полотна,
так мечта всё исправить густела и стала плотной,
ты боишься и ждёшь оглушающего удара,
но страшнее, чем быть собой, не бывает кары

это вера тебя вела, как в загон телёнка:
ты на льду, ты боишься что тонко — и будет тонко

говоришь «я устал и уже не нуждаюсь в гиде»

и повсюду белым-бело,
как ты и предвидел.

достучавшись до дьявола, говорю — братан
ничего мне не надо давать, об обратном тебя прошу:

забери мои слабости,
пусть властвует темнота

никаких голосов,
вруби во мне белый шум

этой ночью мне снилось, что меня распяли за чужие грехи
у меня не комплекс Иисуса, мне это нахуй не нужно
я запретила входить ко мне в голову без бахил
и предлагать мне
всю эту фальшивую дружбу

я каждый вечер часа по два отпускаю на самоедство
за то что во мне говорит этот голос,
иудин голос,
того кто предал меня и слил

я всех оставлю
я всё отрину
но нужно средство
чтоб я и думать забыла о том, как бывало с ним

...но на моменте, где мне отвечает дьявол, экран потух
я понимаю, что просто пялилась в темноту
я победила их всех и срубилась на той черте
где ты один восседаешь с кубком и в темноте

и это — мой сотый придуманный диалог
со всеми символами
религиозной попсы
финал один: никто тебе не помог
ни сатана, ни всеслышащий божий сын

сама справляюсь и выжигаю на лбу клеймо
я ненавижу себя сильней, чем люблю его
я начала вытравлять раба, но свела под корень
всё человеческое,
израненное,
слепое

мне очень больно, но боль фантомна
я инвалид
а если нет — наплевать, я внушаю, что не болит
картинка глючит, все продолжают мне гнать левак

но я закончу всё это,
попомни мои
слова.

взрослая девочка а ночью сидишь со светом и долго не можешь уснуть одна
взрослая девочка
а плетёшься домой под утро с дичайшего бодуна
взрослая девочка а не заработала столько,
чтобы любую дыру в душе заткнуть дорогим тряпьём
взрослая девочка
и всё ещё практикуешь не ипотеку а хату в съём

взрослая девочка а не можешь быть как робот из нержавеющей стали, не ноющий и без багов

взрослая девочка
а всё не превращаешься в нормальную бабу

взрослая девочка а не знаешь про счастье, человеческое такое, обычное
взрослая девочка
и не можешь из себя всё ненужное просто вычеркнуть

ты взрослая девочка
или воющее и хлюпающее носом дерьмо?
или ты не знала, что взрослые девочки плакать идут домой?
взрослых девочек мужчины холят и уважают, а не берут их попользовать на разок
то как ты любишь своих уёбков — это ведь одно унижение и позор
(для взрослой девочки, разумеется)

взрослая девочка, а не заимела пуленепробиваемый щит
взрослая девочка, а всё боишься с презреньем переборщить
взрослая девочка, а как они обвиняют тебя, как вопят

или ты не знала,
что у взрослых девочек отрастает гордость почти до пят?

взрослая девочка, а так просто спалила карты в разгар игры
взрослая девочка — это стратегии и отчёты а не порыв

взрослая девочка, а продаёшь в неприлично попсовых текстах невроз и первичный шок

становись уже взрослой девочкой
или всё это не закончится
хорошо.

что на первое что на второе
у меня усталость с дороги
вижу всё, но нельзя потрогать

мои боги строги, а твои боги — строги?

рукотворный ад себе возводила
ближе всех мне смурной водила
едущий откуда-то из Казани
с мутными и пустыми глазами

заводь мелкая, по колено
кажется, но зайдёшь — трясина
всё, что вроде бы отболело
я намеренно воскресила

чёрт ли, бог — это просто символ
чтобы различать «хорошо» и «плохо»
здесь не ждут от тебя сиквел
здесь в конце все должны сдохнуть

лес за лесом, сквозь сон вязкий
чтоб в стихи завернуть, наспех
превратить всё в абсурд, насмерть

мои боги несчастны, а твои боги? счастливы?

вот кто я, красивая этикетка
катастрофы заявлены на афише
под ногами качается табуретка
зрители жуют чуть потише

новых пророков в шмотках из зары
будут чествовать ещё один вечер
друг мой — водитель с пустыми глазами
выворачивающий
на встречку.(с)

БАНКА

Моя тётя всегда была лёгким человеком. Про таких женщин говорят «ветреная». «Независимая», «свободная».
Сейчас говорят. Раньше, когда тотальная толерантность ко всему подряд ещё не проникла в общество, называли другими словами. Обидными для девушки.
Но тёте до этого не было дела. Она жила как бабочка-однодневка, только с теоретическим запасом времени больше, чем двадцать четыре часа.
По иронии, именно в таких людей часто влюбляются болезненно и надолго.

Так случилось с моим дядей.

Он влюбился в тётю, женился на ней. У них родился сын.
Только вот тётушка не смогла долго оставаться женой и матерью, ей стало скучно и неинтересно. Она оставила мужа и ребёнка, и уехала странствовать.
Жила в Турции, в Грузии. Выращивала арбузы, помидоры и даже коноплю. Заводила романы с горячими мужчинами, у которых тёмная кожа, блестящие чёрные волосы и белые зубы. Пила вино, танцевала и, как было заложено в её исходном коде, не думала о мрачном «завтра».
Прошло много лет.
Красоту тётушки выжгло жестокое южное солнце и время.
Она устала, нагулялась.
И решила вернуться к дяде.

Что же делал дядя все эти годы?

Ждал.

Нет, не сидел у окошка, печально вглядываясь в даль. Он, как мог, растил сына. Работал. Даже пытался жить с другими женщинами, но у него ничего не вышло, не складывалось всё как-то.
К старости у дяди появилось много болячек, у него была трудная судьба. Сейчас он каждый день принимает целую горсть разных сильнодействующих лекарств. Таблетки туманят его голову, он часто путается в мыслях и словах, плохо ходит.
Если быть честной, почти совсем не ходит.

Тётя теперь живёт с ним. Их обоих содержит уже взрослый сын, даёт тёте деньги каждую неделю, чтобы она покупала еду себе и дяде, оплачивала коммунальные счета и лекарства. Дяде денег он не даёт, потому что тот очень болен и может эти деньги потерять или испортить: смять, порвать.

Тётушка кормит своего инвалида-мужа супом и смеётся. Она до сих пор часто смеётся.
А он, тайком от неё, по вечерам, ходит по дому и собирает монетки. Знаете, остаётся иногда мелочь, лежит в разных местах: пять рублей на столе, десять в коридоре, где-нибудь на полке. Рубль у телевизора.
Дядя завёл стеклянную банку и складывает туда эту мелочь.
Он позвонил недавно моей маме и рассказал ей по секрету: «Хочу Юленьке подарок купить. Накоплю сейчас и куплю ей что-нибудь красивое. Или просто отдам деньги. Я же мужчина всё-таки, а она жена моя. Надо только ещё немного подсобрать».
Юленька — так он называет мою тётю. И складывает по пять рублей в стеклянную банку.
Юленька смеялась, когда мама рассказала ей про банку. Не по-злому, нет. Просто смеялась. «Дурак», — сказала она. Тоже беззлобно.

«Ты только ему, пожалуйста, не говори, что он дурак, ладно? Не нужно» — попросила мама.
«Ладно», — кивнула Оля.

И забыла про стеклянную банку с мелочью.

А я бы сделала эту смешную, наивную копилку символом любви. Горькой, безответной, искренней, всепрощающей и великой — величественнее всех книг, песен и картин. Потому что она стоила целой человеческой жизни.

Жизни больного, уставшего, в одиночку вырастившего сына, через всю жизнь пронёсшего в себе Юленьку мужчины по имени Юра.

Это так дядю моего
зовут.

Незаменимых людей нет. всю твою жизнь тебе будут пытаться доказать обратное, и горе тебе, если у них получится.
Но заменим он, заменима она, заменим и ты сам.
Будет чуть проще жить, когда эта мысль угнездится в мозгу.