23:19 31-07-2023
Применительно к литературному языку полезно различать три сущности: систему, норму и узус.
Система языка понимается как совокупность возможных способов и средств выражения, которыми обладает каждый национальный язык.
Норма — как совокупность правил отбора таких способов и средств выражения (возможных в системе данного языка), которые приняты в данном обществе в данное время и которые признаются большинством говорящих наиболее пригодными для использования в той или иной коммуникативной ситуации. Норма реализует далеко не все из тех возможностей, которыми обладает система языка.
Между системой и нормой находится узус — использование языка в разных сферах человеческой деятельности, речевая практика. В узусе нередко реализуется, с одной стороны, то, что не является нормой, но разрешает языковая система, а с другой, то, что не только не является нормой, но и выходит за пределы системных возможностей языка. Иначе говоря, узус «перекрывает» и нормативные рекомендации и запреты, и системные потенции языка.
Примеры:
— система не содержит в своем арсенале возможности образовывать страдательные причастия настоящего времени от непереходных глаголов. В узусе, а затем и в норме такие причастия есть: несгораемый шкаф, управляемая именная группа и т. п.
— система «не разрешает» образовывать слова от несуществующих лексических единиц. Узус, в особенности социально или профессионально специфический, дает примеры подобных образований: медики говорят тощаковая моча (в русском языке нет существительного *тощак); нарушена и система, и норма.
В знаменитой книге Корнея Чуковского «От двух до пяти» приведены многочисленные факты «незаконных» (а на самом деле вполне допускаемых системой русского языка) детских формо — и словообразований типа зададу, спрятаю, пивнул, откуснул, всколькером, рукти (по образцу слова ногти: «на ногах ногти, а на руках рукти»), окошный дом, зубовный врач, пугательные сказки и т. п.
Отклонения от традиционной нормы особенно ярко проявляются в тех сферах речевой деятельности человека, где межличностная коммуникация наиболее свободна, не подвержена редакторскому и какому–либо иному контролю. Такой свободной и при этом относительно новой сферой речевой коммуникации является Интернет. Пользователи Интернета идут на сознательное нарушение языковых канонов, как нормативных, так и системных, они склонны к языковым экспериментам, к игре со словом и в слово, и в этих экспериментально–игровых формах использования языка также можно увидеть не только праздные упражнения в остроумии, но и определенные точки роста в языковом развитии.
Языковая норма имеет разную природу в кодифицированных и некодифицированных подсистемах языка. В некодифицированных она равна узусу — традиционно употребляемым языковым единицам и способам сочетания их друг с другом. В кодифицированных подсистемах норма объединяет в себе традицию и целенаправленную кодификацию. Норма как совокупность традиционно используемых языковых средств и правил их сочетания противопоставлена системе языка (как комплексу возможностей, из которых норма реализует лишь некоторые), а норма как результат целенаправленной кодификации может входить в противоречие с речевой практикой, в которой наблюдается как следование кодификационным предписаниям, так и нарушение их.
Языковая деятельность носителя литературного языка протекает в постоянном (но при этом обычно не осознаваемом) согласовании речевых действий с возможностями системы, с тем, что предписывают нормативные словари и грамматики данного языка, и с общепринятыми в данное время средствами и способами его использования (речевой практикой, узусом).
Система языка понимается как совокупность возможных способов и средств выражения, которыми обладает каждый национальный язык.
Норма — как совокупность правил отбора таких способов и средств выражения (возможных в системе данного языка), которые приняты в данном обществе в данное время и которые признаются большинством говорящих наиболее пригодными для использования в той или иной коммуникативной ситуации. Норма реализует далеко не все из тех возможностей, которыми обладает система языка.
Между системой и нормой находится узус — использование языка в разных сферах человеческой деятельности, речевая практика. В узусе нередко реализуется, с одной стороны, то, что не является нормой, но разрешает языковая система, а с другой, то, что не только не является нормой, но и выходит за пределы системных возможностей языка. Иначе говоря, узус «перекрывает» и нормативные рекомендации и запреты, и системные потенции языка.
Примеры:
— система не содержит в своем арсенале возможности образовывать страдательные причастия настоящего времени от непереходных глаголов. В узусе, а затем и в норме такие причастия есть: несгораемый шкаф, управляемая именная группа и т. п.
— система «не разрешает» образовывать слова от несуществующих лексических единиц. Узус, в особенности социально или профессионально специфический, дает примеры подобных образований: медики говорят тощаковая моча (в русском языке нет существительного *тощак); нарушена и система, и норма.
В знаменитой книге Корнея Чуковского «От двух до пяти» приведены многочисленные факты «незаконных» (а на самом деле вполне допускаемых системой русского языка) детских формо — и словообразований типа зададу, спрятаю, пивнул, откуснул, всколькером, рукти (по образцу слова ногти: «на ногах ногти, а на руках рукти»), окошный дом, зубовный врач, пугательные сказки и т. п.
Отклонения от традиционной нормы особенно ярко проявляются в тех сферах речевой деятельности человека, где межличностная коммуникация наиболее свободна, не подвержена редакторскому и какому–либо иному контролю. Такой свободной и при этом относительно новой сферой речевой коммуникации является Интернет. Пользователи Интернета идут на сознательное нарушение языковых канонов, как нормативных, так и системных, они склонны к языковым экспериментам, к игре со словом и в слово, и в этих экспериментально–игровых формах использования языка также можно увидеть не только праздные упражнения в остроумии, но и определенные точки роста в языковом развитии.
Языковая норма имеет разную природу в кодифицированных и некодифицированных подсистемах языка. В некодифицированных она равна узусу — традиционно употребляемым языковым единицам и способам сочетания их друг с другом. В кодифицированных подсистемах норма объединяет в себе традицию и целенаправленную кодификацию. Норма как совокупность традиционно используемых языковых средств и правил их сочетания противопоставлена системе языка (как комплексу возможностей, из которых норма реализует лишь некоторые), а норма как результат целенаправленной кодификации может входить в противоречие с речевой практикой, в которой наблюдается как следование кодификационным предписаниям, так и нарушение их.
Языковая деятельность носителя литературного языка протекает в постоянном (но при этом обычно не осознаваемом) согласовании речевых действий с возможностями системы, с тем, что предписывают нормативные словари и грамматики данного языка, и с общепринятыми в данное время средствами и способами его использования (речевой практикой, узусом).
13:09 29-07-2023
Как я отметил день сисадмина: работал до четрех утра, в полной уверенности, что сегодня пятница, и через три часа на работу.
Сделал мчд доверенности, поставил их всем врачам. Потом взбесился, и перенастроил принт-сервер так, что удалил половину принтеров, чьи имена мне не были знакомы. А половина от полусотни - это довольно много.
Ложился в полной уверенности, что сам себе устроил пятничный шитшторм с десятками звонков и криками "у меня не подписывает" и "у меня не печатает".
А я буду весь такой невыспавшийся, эмоционально вялый, спокойно доделаю отвалившееся, выслушаю поток нытья, но буду себя утешать тем, что два важных зайца прибиты хлопком одной ладони.
Проснулся с осознанием того, что глубоко и прочно проспал. Одновременно с некоторым удивлением, почему телефон не взорвался от звонков. Ещё и жену разбудил своими криками, думая, что она тоже проспала.
Штош, веселье переносится на понедельник.
Суетолог затаился.
Сделал мчд доверенности, поставил их всем врачам. Потом взбесился, и перенастроил принт-сервер так, что удалил половину принтеров, чьи имена мне не были знакомы. А половина от полусотни - это довольно много.
Ложился в полной уверенности, что сам себе устроил пятничный шитшторм с десятками звонков и криками "у меня не подписывает" и "у меня не печатает".
А я буду весь такой невыспавшийся, эмоционально вялый, спокойно доделаю отвалившееся, выслушаю поток нытья, но буду себя утешать тем, что два важных зайца прибиты хлопком одной ладони.
Проснулся с осознанием того, что глубоко и прочно проспал. Одновременно с некоторым удивлением, почему телефон не взорвался от звонков. Ещё и жену разбудил своими криками, думая, что она тоже проспала.
Штош, веселье переносится на понедельник.
Суетолог затаился.
17:35 28-07-2023
А скажи что-нибудь на аббревиатурном!
У врио начальника мсч новая эп из уфк без огрн, придётся ставить арм и делать мчд для закрытия элн у фсс.
На человеческом:
На человеческом:
показать
новая электронная подпись начальника филиала медсанчасти, полученная в управлении федерального казначейства, не содержит поля "основной государственный регистрационный номер". Этот номер, по новым правилам, может быть только у руководителя учреждения с правом юридического лица. Поэтому нужно создавать машиночитаемые доверенности для врачей при помощи специального программного комплекса, с помощью которых будет производиться обмен данными с Социальным фондом России, обеспечивающим оформление электронных листов нетрудоспособности.
17:28 28-07-2023
13:00 26-07-2023
...Я категорически протестую против лженаучного предрассудка, заставляющего утверждать, что мифология предшествует науке, что наука появляется из мифа, что некоторым историческим эпохам, в особенности современной нам, совершенно не свойственно мифическое сознание, что наука побеждает миф.
Прежде всего, что значит, что мифология предшествует науке? Если это значит, что миф проще для восприятия, что он наивнее и непосредственнее науки, то спорить об этом совершенно не приходится. Также трудно спорить и о том, что мифология дает для науки тот первоначальный материал, над которым она будет в дальнейшем производить свои абстракции и из которого она должна выводить свои закономерности. Но если указанное утверждение имеет тот смысл, что сначала существует мифология, а потом наука, то оно требует полного отвержения и критики.
Именно, во-вторых, если брать реальную науку, т. е. науку, реально творимую живыми людьми в определенную историческую эпоху, то такая наука решительно всегда не только сопровождается мифологией, но и реально питается ею, почерпая из нее свои исходные интуиции.
Декарт – основатель новоевропейского рационализма и механизма, а стало быть, и позитивизма. Не жалкая салонная болтовня материалистов XVIII века, а, конечно, Декарт есть подлинный основатель философского позитивизма. И вот оказывается, что под этим позитивизмом лежит своя определенная мифология. Декарт начинает свою философию с всеобщего сомнения. Даже относительно Бога он сомневается, не является ли и Он также обманщиком. И где же он находит опору для своей философии, свое уже несомненное основание? Он находит его в "я", в субъекте, в мышлении, в сознании, в «ego», в «cogito». Почему это так? Почему вещи менее реальны? Почему менее реален Бог, о котором Декарт сам говорит, что это яснейшая и очевиднейшая, простейшая идея? Почему не что-нибудь еще иное? Только потому, что таково его собственное бессознательное вероучение, такова его собственная мифология, такова вообще индивидуалистическая и субъективистическая мифология, лежащая в основе новоевропейской культуры и философии. Декарт – мифолог, несмотря на весь свой рационализм, механизм и позитивизм. Больше того, эти последние его черты только и объяснимы его мифологией; они только и питаются ею.
Механика Ньютона основана на мифологии нигилизма. Этому вполне соответствует специфически новоевропейское учение о бесконечном прогрессе общества и культуры. Исповедовали часто в Европе так, что одна эпоха имеет смысл не сама по себе, но лишь как подготовка и удобрение для другой эпохи, что эта другая эпоха не имеет смысла сама по себе, но она тоже – навоз и почва для третьей эпохи и т. д. В результате получается, что никакая эпоха не имеет никакого самостоятельного смысла и что смысл данной эпохи, а равно и всех возможных эпох, отодвигается все дальше и дальше, в бесконечные времена. Ясно, что подобный вздор нужно назвать мифологией социального нигилизма, какими бы «научными» аргументами ее ни обставлять. Сюда же нужно отнести также и учение о всеобщем социальном уравнении, что также несет на себе все признаки мифологически-социального нигилизма. Вполне мифологична теория бесконечной делимости материи. Материя, говорят, состоит из атомов. Но что такое атом? Если он – материален, то он имеет форму и объем, например, кубическую или круглую форму. Но куб имеет определенной длины сторону и диагональ, а круг имеет определенной длины радиус. И сторону, и диагональ, и радиус можно разделить, например, пополам, и, следовательно, атом делим, и притом до бесконечности делим. Если же он неделим, то это значит, что он не имеет пространственной формы, а тогда я отказываюсь понимать, что такое этот атом материи, который не материален. Итак, или никаких атомов нет как материальных частиц, или они делимы до бесконечности. Но в последнем случае атома, собственно говоря, тоже не существует, ибо что такое атом – «неделимое», которое делимо до бесконечности? Это не атом, а бесконечно тонкая, имеющая в пределе нуль пыль разбросавшейся и развеявшейся в бесконечность материи. Итак, а обоих случаях атомизм есть ошибка, возможная только благодаря слепой мифологии нигилизма. Всякому здравомыслящему ясно, что дерево есть дерево, а не какая-то невидимая и почти несуществующая пыль неизвестно чего, и что камень есть камень, а не какое-то марево и туман неизвестно чего. И все-таки атомистическая метафизика была всегда популярна в новое время вплоть до последних дней. Это можно объяснить только мифологическим вероучением новой западной науки и философии.
Итак: наука не рождается из мифа, но наука не существует без мифа, наука всегда мифологична.
Однако тут надо устранить два недоразумения. Во-первых, наука, говорим мы, всегда мифологична. Это не значит, что наука и мифология – тождественны. Я уже опровергал это положение. Если ученые-мифологи и хотят свести мифологию на науку (первобытную), то я ни в каком случае не сведу науку на мифологию. Но что такое та наука, которая воистину немифологична? Это – совершенно отвлеченная наука как система логических и числовых закономерностей. Это – наука-в-себе, наука сама по себе, чистая наука. Как такая она никогда не существует. Существующая реально наука всегда так или иначе мифологична. Чистая отвлеченная наука – не мифологична. Немифологична механика Ньютона, взятая в чистом виде. Но реальное оперирование с механикой Ньютона привело к тому, что идея однородного пространства, лежащая в ее основе, оказалась единственно значимой идеей. А это есть вероучение и мифология. Геометрия Евклида сама по себе не мифологична. Но убеждение в том, что реально не существует ровно никаких других пространств, кроме пространства евклидовой геометрии, есть уже мифология, ибо положения этой геометрии ничего не говорят о реальном пространстве и о формах других возможных пространств, но только об одном определенном пространстве; и неизвестно, одно ли оно, соответствует ли оно или не соответствует всякому опыту и т. д. Наука сама по себе не мифологична. Но, повторяю, это – отвлеченная, никуда не применяемая наука. Как же только мы заговорили о реальной науке, т. е. о такой, которая характерна для той или другой конкретной исторической эпохи, то мы имеем дело уже с применением чистой, отвлеченной науки; и вот тут-то мы можем действовать и так и иначе. И управляет нами здесь исключительно мифология.
Итак, всякая реальная наука мифологична, но наука сама по себе не имеет никакого отношения к мифологии.
Во-вторых, мне могут возразить: как же наука может быть мифологичной и как современная наука может основываться на мифологии, когда целью и мечтой всякой науки почти всегда было ниспровержение мифологии? На это я должен ответить так. Когда «наука» разрушает «миф», то это значит только то, что одна мифология борется с другой мифологией. Раньше верили в оборотничество, вернее – имели опыт оборотничества. Пришла «наука» и «разрушила» эту веру в оборотничество. Но как она ее разрушила? Она разрушила ее при помощи механистического мировоззрения и учения об однородном пространстве. Действительно, наша физика и механика не имеет таких категорий, которые могли бы объяснить оборотничество. Наша физика и механика оперирует с другим миром; и это есть мир однородного пространства, в котором находятся механизмы, механически же движущиеся. Поставивши вместо оборотничества такой механизм, «наука» с торжеством отпраздновала свою победу над оборотничеством. Но вот теперь воскресает новое, вернее очень старое, античное учение о пространстве. Оказалось возможным мыслить, как одно и то же тело, меняя место и движение, меняет также и свою форму и как (при условии движения со скоростью света) объем такого тела оказывается равным нулю, по известной формуле Лоренца, связывающей скорость и объем. Другими словами, механика Ньютона не хотела ничего говорить об оборотничестве и хотела убить его, почему и выдумала такие формулы, в которые оно не вмещается. Сами по себе, отвлеченно говоря, эти формулы безупречны, и в них нет никакой мифологии. Но ученые отнюдь не пользуются только тем одним, что в этих формулах содержится. Они пользуются ими так, что не остается ровно никакого места для прочих форм пространства и соответствующих математических формул. В этом и заключается мифологизм европейского естествознания, – в исповедании одного излюбленного пространства; и от этого и казалось ему всегда, что оно «опровергло» оборотничество. Принцип относительности, говоря о неоднородных пространствах и строя формулы относительно перехода от одного пространства к другому, снова делает мыслимым оборотничество и вообще чудо, а отказать в научности по крайней мере математической стороны этой теории может только неосведомленность в предмете и невежество в науке вообще.
Итак, механика и физика новой Европы боролась с старой мифологией, но только средствами своей собственной мифологии; «наука» не опровергла миф, а просто только новый миф задавил старую мифологию, и – больше ничего. Чистая же наука тут ровно ни при чем. Она применима к любой мифологии, – конечно, как более или менее частный принцип. Если бы действительно наука опровергла мифы, связанные с оборотничеством, то была бы невозможна вполне научная теория относительности. И мы сейчас видим, как отнюдь не научные страсти разгораются вокруг теории относительности. Это – вековой спор двух мифологий.
И недаром на последнем съезде физиков в Москве пришли к выводу, что выбор между Эйнштейном и Ньютоном есть вопрос веры, а не научного знания самого по себе. Одним хочется распылить вселенную в холодное и черное чудовище, в необъятное и неизмеримое ничто; другим же хочется собрать вселенную в некий конечный и выразительный лик с рельефными складками и чертами, с живыми и умными энергиями (хотя чаще всего ни те, ни другие совсем не понимают и не осознают своих интимных интуиций, заставляющих их рассуждать так, а не иначе).
Итак, наука как таковая ни с какой стороны не может разрушить мифа. Она лишь его осознает и снимает с него некий рассудочный, например, логический или числовой, план.
a) Что нужно для науки как таковой? Нужна ли, например, убежденность в реальном существовании ее объектов?
Я утверждаю, что законы физики и химии совершенно одинаковы и при условии реальности материи, и при условии ее нереальности и чистой субъективности. Я могу быть вполне убежден в том, что физическая материя совершенно не существует и что она есть порождение моей психики, и – все-таки быть настоящим физиком и химиком. Это значит, что научное содержание этих дисциплин совершенно не зависит от философской теории объекта и ни в каком объекте не нуждается.
Во-вторых, есть ряд отделов знания, которые, несмотря на свою полную эмпирическую значимость, выводятся совершенно дедуктивно, каковы, например, математика и теоретическая механика. Во-вторых же, если и нужно для той или иной науки эмпирическое исследование и даже эксперимент, то ничто не мешает такому научному экспериментатору думать, что все это ему только кажется, а на самом деле ничего не существует, ни материи, ни эксперимента над нею, ни его самого.
Итак, наука не заинтересована в реальности своего объекта; и «закон природы» ничего не говорит ни о реальности его самого, ни тем более о реальности вещей и явлений, подчиняющихся этому «закону».
Нечего и говорить, что миф в этом отношении совершенно противоположен научной формуле. Миф начисто и всецело реален и объективен; и даже в нем никогда не может быть поставлено и вопроса о том, реальны или нет соответствующие мифические явления. Мифическое сознание оперирует только с реальными объектами, с максимально конкретными и сущими явлениями. Правда, в мифической предметности можно констатировать наличие разных степеней реальности, но это не имеет ничего общего с отсутствием всякого момента реальности в чистой научной формуле. В мифическом мире мы находим, например, явления оборотничества, факты, связанные с действием Шапки-Невидимки, смерти и воскресения людей и богов и т. д. и т. д. Все это – факты разной напряженности бытия, факты различных степеней реальности. Но тут именно не внебытийственность, а судьба самой бытийственности, игра разных степеней реальности самого бытия. Ничего подобного нет в науке. Даже если она и начинает говорить о разных напряжениях пространства (как, например, в современной теории относительности), то все же ее интересует не самое это напряжение и не самое бытие, но теория этого бытия, формулы и законы такого неоднородного пространства. Миф же есть само бытие, сама реальность, сама конкретность бытия.
b) Далее, нужен ли науке субъект исследователя?
Мы сказали, что содержание любого «закона природы» есть нечто, совершенно ничего не говорящее об объектах. Теперь мы должны категорически заявить, что оно также ровно ничего не говорит и о субъекте исследования. Лица, привыкшие к бессознательной метафизике и дурной мифологии, сейчас же нападут на меня и в миллионный раз повторят скучную истину, от которой уже давно у меня ощущается чувство легкой тошноты: да как же могла бы появиться и развиваться наука, если бы не было ни объектов для исследования, ни тех, кто именно производит исследование? Я не буду тут дискутировать эти вопросы. Скажу только, что ни в каком «законе природы» я не могу вычитать тех или других особенностей его ученого создателя. Вот – закон падения тел. Кто его придумал и вывел? Когда, где и как жил его автор? Какой характер и какова личность этого автора? Совершенно ничего не знаю. Если из других источников я этого не узнал, то самый этот «закон» ничего мне об этом не скажет. «Закон природы» и есть «закон природы». В его смысловом содержании не находится ровно никаких указаний ни на какие-нибудь субъекты, ни на какие-нибудь объекты. Дважды два есть четыре: попробуйте мне указать автора этого арифметического положения!
Миф и в этом отношении, конечно, совершенно противоположен научной формуле, или «закону». Всякий миф если не указывает на автора, то он сам есть всегда некий субъект. Миф всегда есть живая и действующая личность. Он и объективен, и этот объект есть живая личность. А чистое научное положение и внеобъективно, и внесубъективно. Оно есть просто то или иное логическое оформление, некая смысловая форма. И надо быть очень узким и специфическим метафизиком, чтобы думать, что чистая наука – вещественна или, наоборот, субъективно-психична. Это, конечно, не значит, что для своего реального осуществления она не нуждается в вещах или не нуждается в творящих ее субъектах. Но мало ли в чем нуждается наука для своего реального осуществления?
c) Но если мы будем всматриваться дальше в существо чистой науки, то мы найдем, что ее чистое смысловое содержащие, собственно говоря, не нуждается даже в законченной и завершенной истине.
Чтобы наука была наукой, нужна только гипотеза и более ничего. Сущность чистой науки заключается только в том, чтобы поставить гипотезу и заменить ее другой, более совершенной, если на то есть основания. Разумеется, мы все время говорим тут о науке как таковой, о чистой науке, о науке как сумме определенных смысловых закономерностей, а не о реальной науке, которая, конечно, всегда несет на себе многочисленные свойства, зависящие от данной исторической эпохи, от лиц, реально ее создающих, от всей фактической обстановки, без которой наука есть только отвлеченное, вневременное и внепространственное построение. Реально действующий и творящий ученый всегда сложнее, чем его чистые абстрактно-научные положения. И вот, метафизика Нового времени почти всегда приводила к тому, что, например, понятие материи гипостазировалось и проецировалось во вне в виде какой-то реальной вещи, понятие силы понималось почти всегда реально-натуралистически, т. е. по существу ничем не отличалось от демонических сил природы (как это мы находим в разных религиях и т. д.), но только с явными признаками рационалистического вырожденства.
Нужно ли все это науке как таковой? Совершенно не нужно. Дело физика показать, что между такими-то явлениями существует такая-то зависимость. А существует ли реально такая зависимость и даже само явление, будет ли или не будет существовать всегда и вечно эта зависимость, истинна ли она или не истинна в абсолютном смысле, – ничего этого физик как физик не может и не должен говорить. Все эти бесконечные физики, химики, механики и астрономы имеют совершенно богословские представления о своих «силах», «законах», «материи», «электронах», «газах», «жидкостях», «телах», «теплоте», «электричестве» и т. д. Если бы они были чистыми физиками, химиками и т. д., они ограничились бы выводом только самих законов и больше ничего, да и всякие «законы», даже самые основные и непоколебимые, толковались бы у них исключительно лишь как гипотезы. Это было бы чистой наукой.
Для чего ученому нужна абсолютная истина или хотя бы даже абсолютное бытие? Вот я придумал то или другое улучшение в телефонном аппарате, ввел некоторые важные поправки в теорию движения планеты или, наконец, как филолог, проследил историю какого-нибудь термина или части речи, синтаксической формы в данном языке, – при чем тут абсолютное бытие? Я вывел закон расширения газов от нагревания. Для каких надобностей я буду считать свой закон непререкаемой реальностью и неподвижной истиной? Он – только гипотеза, даже если бы все его признали и он просуществовал бы несколько веков. Конечно, вы можете верить в его «соответствие подлинной реальности». Но эта ваша вера ничего нового к самому «закону» не прибавит, и потому для него она не необходима. Гипотетизм науки не мешает ей строить мосты, дредноуты или летать на аэропланах. Подлинно научный, чисто научный реализм заключается в этом гипотетизме и функционализме, в этом панметодизме.
***
...В таком же диалектическом взаимоотношении находятся и понятия сознания и бытия. Правда, это есть, в сущности, повторение антиномии субъекта и объекта, но я хочу поговорить об этом ввиду той страстности, которая обычно сопровождает лозунг «бытие определяет сознание».
Что значит это утверждение? Я не могу сейчас обсуждать его полностью. Утверждение, где не ясно ни что такое «бытие», ни что такое «сознание», ни что такое «определяет», очевидно, может быть или просто отброшено без рассмотрения, или, наоборот, заслуживает весьма длительного рассмотрения. Не делая ни того, <ни> другого, я остановлюсь только на одном значении «бытия», которое чаще всего и имеется в виду защитниками этой аксиомы. Именно, обыкновенно (далеко не всегда!) здесь имеется в виду социальный порядок и даже более частные его моменты.
Итак, социальные отношения определяют сознание. Спросим: а из чего составляются «социальные» и даже производственные отношения? Не сами ли люди их создают? Если производственные отношения создаются людьми, то, значит, не только «бытие определяет сознание», но и сознание определяет бытие. Если же производственные отношения создаются не людьми, то, во-первых, производственные отношения не суть социальные отношения, и уж тем более не могут обладать классовой природой (тогда рушится марксизм до самого основания); во-вторых же, сознание мыслится тогда как полная пассивность и неспособность действовать и водворяется анти-диалектический, чисто фаталистический дуализм активных, но бессмысленных, вне-сознательных вещей и сознательного, но совершенно пассивного, бездеятельного и дубового человека.
Я уже не говорю о том, что если действительно «бытие определяет человека», то невозможно не только то активное переделывание жизни и мира, к которому призывает революция, но невозможна и сама революция, которая есть именно сознательное и активное действие «сознания» на социальное бытие. Бытие определяет сознание: а разве само сознание не есть бытие? Или оно действительно не есть бытие, – тогда перед нами чисто кантовский метафизический дуализм: с одной стороны – субъективное сознание, которое не есть бытие; с другой – бытие и «вещи-в-себе», о сознании которых ничего не известно. Или сознание есть тоже бытие, – тогда сознание «определяется» своим собственным бытием, т. е. законами своего собственного существования; однако тогда против этого не будет спорить ни один идеалист.
О прочих значениях этих неясных терминов «бытие», «сознание» и «определение» я говорить не буду, потому что каждый из них имеет целые десятки различных значений; и в зависимости от этих значений по-разному должен решаться и вопрос о ценности этого утверждения. Я хотел указать только на то, что чисто диалектически нужно говорить: и «бытие определяет сознание», и «сознание определяет бытие»; мифологически же можно утверждать все что угодно. Это вопрос не знания, но веры.
***
А.Ф.Лосев, "Диалектика мифа*.
Крутой, конечно, чувак. Додумался напечатать в 1930 году - в СССР - книгу, в которой разьебывает материализм - и попутно марксизм (марксизм есть типичнейший иудаизм, переработанный возрожденческими методами).
Арест, запрет на издание трудов. Получил десять лет, уехал на Беломорканал с женой, чудом не помер, ослеп, отпустили из-за заступничества жены горького, сорок лет преподавал в МГУ, крупнейший учёный и переводчик, более-менее с позднего Брежнева начал из стола доставать работы.
Возможно, самый умный философ советского периода.
Из идеалистов так уж точно.
Вообще, крайне интересно наблюдать за наступлением идеалистов, особенно по фронту нейробиологии: то Харари объявит воображение главной движущей силой цивилизации, то Анил Сет расскажет о иллюзии сознания (обязательно прочту, когда спиратят).
Прежде всего, что значит, что мифология предшествует науке? Если это значит, что миф проще для восприятия, что он наивнее и непосредственнее науки, то спорить об этом совершенно не приходится. Также трудно спорить и о том, что мифология дает для науки тот первоначальный материал, над которым она будет в дальнейшем производить свои абстракции и из которого она должна выводить свои закономерности. Но если указанное утверждение имеет тот смысл, что сначала существует мифология, а потом наука, то оно требует полного отвержения и критики.
Именно, во-вторых, если брать реальную науку, т. е. науку, реально творимую живыми людьми в определенную историческую эпоху, то такая наука решительно всегда не только сопровождается мифологией, но и реально питается ею, почерпая из нее свои исходные интуиции.
Декарт – основатель новоевропейского рационализма и механизма, а стало быть, и позитивизма. Не жалкая салонная болтовня материалистов XVIII века, а, конечно, Декарт есть подлинный основатель философского позитивизма. И вот оказывается, что под этим позитивизмом лежит своя определенная мифология. Декарт начинает свою философию с всеобщего сомнения. Даже относительно Бога он сомневается, не является ли и Он также обманщиком. И где же он находит опору для своей философии, свое уже несомненное основание? Он находит его в "я", в субъекте, в мышлении, в сознании, в «ego», в «cogito». Почему это так? Почему вещи менее реальны? Почему менее реален Бог, о котором Декарт сам говорит, что это яснейшая и очевиднейшая, простейшая идея? Почему не что-нибудь еще иное? Только потому, что таково его собственное бессознательное вероучение, такова его собственная мифология, такова вообще индивидуалистическая и субъективистическая мифология, лежащая в основе новоевропейской культуры и философии. Декарт – мифолог, несмотря на весь свой рационализм, механизм и позитивизм. Больше того, эти последние его черты только и объяснимы его мифологией; они только и питаются ею.
Механика Ньютона основана на мифологии нигилизма. Этому вполне соответствует специфически новоевропейское учение о бесконечном прогрессе общества и культуры. Исповедовали часто в Европе так, что одна эпоха имеет смысл не сама по себе, но лишь как подготовка и удобрение для другой эпохи, что эта другая эпоха не имеет смысла сама по себе, но она тоже – навоз и почва для третьей эпохи и т. д. В результате получается, что никакая эпоха не имеет никакого самостоятельного смысла и что смысл данной эпохи, а равно и всех возможных эпох, отодвигается все дальше и дальше, в бесконечные времена. Ясно, что подобный вздор нужно назвать мифологией социального нигилизма, какими бы «научными» аргументами ее ни обставлять. Сюда же нужно отнести также и учение о всеобщем социальном уравнении, что также несет на себе все признаки мифологически-социального нигилизма. Вполне мифологична теория бесконечной делимости материи. Материя, говорят, состоит из атомов. Но что такое атом? Если он – материален, то он имеет форму и объем, например, кубическую или круглую форму. Но куб имеет определенной длины сторону и диагональ, а круг имеет определенной длины радиус. И сторону, и диагональ, и радиус можно разделить, например, пополам, и, следовательно, атом делим, и притом до бесконечности делим. Если же он неделим, то это значит, что он не имеет пространственной формы, а тогда я отказываюсь понимать, что такое этот атом материи, который не материален. Итак, или никаких атомов нет как материальных частиц, или они делимы до бесконечности. Но в последнем случае атома, собственно говоря, тоже не существует, ибо что такое атом – «неделимое», которое делимо до бесконечности? Это не атом, а бесконечно тонкая, имеющая в пределе нуль пыль разбросавшейся и развеявшейся в бесконечность материи. Итак, а обоих случаях атомизм есть ошибка, возможная только благодаря слепой мифологии нигилизма. Всякому здравомыслящему ясно, что дерево есть дерево, а не какая-то невидимая и почти несуществующая пыль неизвестно чего, и что камень есть камень, а не какое-то марево и туман неизвестно чего. И все-таки атомистическая метафизика была всегда популярна в новое время вплоть до последних дней. Это можно объяснить только мифологическим вероучением новой западной науки и философии.
Итак: наука не рождается из мифа, но наука не существует без мифа, наука всегда мифологична.
Однако тут надо устранить два недоразумения. Во-первых, наука, говорим мы, всегда мифологична. Это не значит, что наука и мифология – тождественны. Я уже опровергал это положение. Если ученые-мифологи и хотят свести мифологию на науку (первобытную), то я ни в каком случае не сведу науку на мифологию. Но что такое та наука, которая воистину немифологична? Это – совершенно отвлеченная наука как система логических и числовых закономерностей. Это – наука-в-себе, наука сама по себе, чистая наука. Как такая она никогда не существует. Существующая реально наука всегда так или иначе мифологична. Чистая отвлеченная наука – не мифологична. Немифологична механика Ньютона, взятая в чистом виде. Но реальное оперирование с механикой Ньютона привело к тому, что идея однородного пространства, лежащая в ее основе, оказалась единственно значимой идеей. А это есть вероучение и мифология. Геометрия Евклида сама по себе не мифологична. Но убеждение в том, что реально не существует ровно никаких других пространств, кроме пространства евклидовой геометрии, есть уже мифология, ибо положения этой геометрии ничего не говорят о реальном пространстве и о формах других возможных пространств, но только об одном определенном пространстве; и неизвестно, одно ли оно, соответствует ли оно или не соответствует всякому опыту и т. д. Наука сама по себе не мифологична. Но, повторяю, это – отвлеченная, никуда не применяемая наука. Как же только мы заговорили о реальной науке, т. е. о такой, которая характерна для той или другой конкретной исторической эпохи, то мы имеем дело уже с применением чистой, отвлеченной науки; и вот тут-то мы можем действовать и так и иначе. И управляет нами здесь исключительно мифология.
Итак, всякая реальная наука мифологична, но наука сама по себе не имеет никакого отношения к мифологии.
Во-вторых, мне могут возразить: как же наука может быть мифологичной и как современная наука может основываться на мифологии, когда целью и мечтой всякой науки почти всегда было ниспровержение мифологии? На это я должен ответить так. Когда «наука» разрушает «миф», то это значит только то, что одна мифология борется с другой мифологией. Раньше верили в оборотничество, вернее – имели опыт оборотничества. Пришла «наука» и «разрушила» эту веру в оборотничество. Но как она ее разрушила? Она разрушила ее при помощи механистического мировоззрения и учения об однородном пространстве. Действительно, наша физика и механика не имеет таких категорий, которые могли бы объяснить оборотничество. Наша физика и механика оперирует с другим миром; и это есть мир однородного пространства, в котором находятся механизмы, механически же движущиеся. Поставивши вместо оборотничества такой механизм, «наука» с торжеством отпраздновала свою победу над оборотничеством. Но вот теперь воскресает новое, вернее очень старое, античное учение о пространстве. Оказалось возможным мыслить, как одно и то же тело, меняя место и движение, меняет также и свою форму и как (при условии движения со скоростью света) объем такого тела оказывается равным нулю, по известной формуле Лоренца, связывающей скорость и объем. Другими словами, механика Ньютона не хотела ничего говорить об оборотничестве и хотела убить его, почему и выдумала такие формулы, в которые оно не вмещается. Сами по себе, отвлеченно говоря, эти формулы безупречны, и в них нет никакой мифологии. Но ученые отнюдь не пользуются только тем одним, что в этих формулах содержится. Они пользуются ими так, что не остается ровно никакого места для прочих форм пространства и соответствующих математических формул. В этом и заключается мифологизм европейского естествознания, – в исповедании одного излюбленного пространства; и от этого и казалось ему всегда, что оно «опровергло» оборотничество. Принцип относительности, говоря о неоднородных пространствах и строя формулы относительно перехода от одного пространства к другому, снова делает мыслимым оборотничество и вообще чудо, а отказать в научности по крайней мере математической стороны этой теории может только неосведомленность в предмете и невежество в науке вообще.
Итак, механика и физика новой Европы боролась с старой мифологией, но только средствами своей собственной мифологии; «наука» не опровергла миф, а просто только новый миф задавил старую мифологию, и – больше ничего. Чистая же наука тут ровно ни при чем. Она применима к любой мифологии, – конечно, как более или менее частный принцип. Если бы действительно наука опровергла мифы, связанные с оборотничеством, то была бы невозможна вполне научная теория относительности. И мы сейчас видим, как отнюдь не научные страсти разгораются вокруг теории относительности. Это – вековой спор двух мифологий.
И недаром на последнем съезде физиков в Москве пришли к выводу, что выбор между Эйнштейном и Ньютоном есть вопрос веры, а не научного знания самого по себе. Одним хочется распылить вселенную в холодное и черное чудовище, в необъятное и неизмеримое ничто; другим же хочется собрать вселенную в некий конечный и выразительный лик с рельефными складками и чертами, с живыми и умными энергиями (хотя чаще всего ни те, ни другие совсем не понимают и не осознают своих интимных интуиций, заставляющих их рассуждать так, а не иначе).
Итак, наука как таковая ни с какой стороны не может разрушить мифа. Она лишь его осознает и снимает с него некий рассудочный, например, логический или числовой, план.
a) Что нужно для науки как таковой? Нужна ли, например, убежденность в реальном существовании ее объектов?
Я утверждаю, что законы физики и химии совершенно одинаковы и при условии реальности материи, и при условии ее нереальности и чистой субъективности. Я могу быть вполне убежден в том, что физическая материя совершенно не существует и что она есть порождение моей психики, и – все-таки быть настоящим физиком и химиком. Это значит, что научное содержание этих дисциплин совершенно не зависит от философской теории объекта и ни в каком объекте не нуждается.
Во-вторых, есть ряд отделов знания, которые, несмотря на свою полную эмпирическую значимость, выводятся совершенно дедуктивно, каковы, например, математика и теоретическая механика. Во-вторых же, если и нужно для той или иной науки эмпирическое исследование и даже эксперимент, то ничто не мешает такому научному экспериментатору думать, что все это ему только кажется, а на самом деле ничего не существует, ни материи, ни эксперимента над нею, ни его самого.
Итак, наука не заинтересована в реальности своего объекта; и «закон природы» ничего не говорит ни о реальности его самого, ни тем более о реальности вещей и явлений, подчиняющихся этому «закону».
Нечего и говорить, что миф в этом отношении совершенно противоположен научной формуле. Миф начисто и всецело реален и объективен; и даже в нем никогда не может быть поставлено и вопроса о том, реальны или нет соответствующие мифические явления. Мифическое сознание оперирует только с реальными объектами, с максимально конкретными и сущими явлениями. Правда, в мифической предметности можно констатировать наличие разных степеней реальности, но это не имеет ничего общего с отсутствием всякого момента реальности в чистой научной формуле. В мифическом мире мы находим, например, явления оборотничества, факты, связанные с действием Шапки-Невидимки, смерти и воскресения людей и богов и т. д. и т. д. Все это – факты разной напряженности бытия, факты различных степеней реальности. Но тут именно не внебытийственность, а судьба самой бытийственности, игра разных степеней реальности самого бытия. Ничего подобного нет в науке. Даже если она и начинает говорить о разных напряжениях пространства (как, например, в современной теории относительности), то все же ее интересует не самое это напряжение и не самое бытие, но теория этого бытия, формулы и законы такого неоднородного пространства. Миф же есть само бытие, сама реальность, сама конкретность бытия.
b) Далее, нужен ли науке субъект исследователя?
Мы сказали, что содержание любого «закона природы» есть нечто, совершенно ничего не говорящее об объектах. Теперь мы должны категорически заявить, что оно также ровно ничего не говорит и о субъекте исследования. Лица, привыкшие к бессознательной метафизике и дурной мифологии, сейчас же нападут на меня и в миллионный раз повторят скучную истину, от которой уже давно у меня ощущается чувство легкой тошноты: да как же могла бы появиться и развиваться наука, если бы не было ни объектов для исследования, ни тех, кто именно производит исследование? Я не буду тут дискутировать эти вопросы. Скажу только, что ни в каком «законе природы» я не могу вычитать тех или других особенностей его ученого создателя. Вот – закон падения тел. Кто его придумал и вывел? Когда, где и как жил его автор? Какой характер и какова личность этого автора? Совершенно ничего не знаю. Если из других источников я этого не узнал, то самый этот «закон» ничего мне об этом не скажет. «Закон природы» и есть «закон природы». В его смысловом содержании не находится ровно никаких указаний ни на какие-нибудь субъекты, ни на какие-нибудь объекты. Дважды два есть четыре: попробуйте мне указать автора этого арифметического положения!
Миф и в этом отношении, конечно, совершенно противоположен научной формуле, или «закону». Всякий миф если не указывает на автора, то он сам есть всегда некий субъект. Миф всегда есть живая и действующая личность. Он и объективен, и этот объект есть живая личность. А чистое научное положение и внеобъективно, и внесубъективно. Оно есть просто то или иное логическое оформление, некая смысловая форма. И надо быть очень узким и специфическим метафизиком, чтобы думать, что чистая наука – вещественна или, наоборот, субъективно-психична. Это, конечно, не значит, что для своего реального осуществления она не нуждается в вещах или не нуждается в творящих ее субъектах. Но мало ли в чем нуждается наука для своего реального осуществления?
c) Но если мы будем всматриваться дальше в существо чистой науки, то мы найдем, что ее чистое смысловое содержащие, собственно говоря, не нуждается даже в законченной и завершенной истине.
Чтобы наука была наукой, нужна только гипотеза и более ничего. Сущность чистой науки заключается только в том, чтобы поставить гипотезу и заменить ее другой, более совершенной, если на то есть основания. Разумеется, мы все время говорим тут о науке как таковой, о чистой науке, о науке как сумме определенных смысловых закономерностей, а не о реальной науке, которая, конечно, всегда несет на себе многочисленные свойства, зависящие от данной исторической эпохи, от лиц, реально ее создающих, от всей фактической обстановки, без которой наука есть только отвлеченное, вневременное и внепространственное построение. Реально действующий и творящий ученый всегда сложнее, чем его чистые абстрактно-научные положения. И вот, метафизика Нового времени почти всегда приводила к тому, что, например, понятие материи гипостазировалось и проецировалось во вне в виде какой-то реальной вещи, понятие силы понималось почти всегда реально-натуралистически, т. е. по существу ничем не отличалось от демонических сил природы (как это мы находим в разных религиях и т. д.), но только с явными признаками рационалистического вырожденства.
Нужно ли все это науке как таковой? Совершенно не нужно. Дело физика показать, что между такими-то явлениями существует такая-то зависимость. А существует ли реально такая зависимость и даже само явление, будет ли или не будет существовать всегда и вечно эта зависимость, истинна ли она или не истинна в абсолютном смысле, – ничего этого физик как физик не может и не должен говорить. Все эти бесконечные физики, химики, механики и астрономы имеют совершенно богословские представления о своих «силах», «законах», «материи», «электронах», «газах», «жидкостях», «телах», «теплоте», «электричестве» и т. д. Если бы они были чистыми физиками, химиками и т. д., они ограничились бы выводом только самих законов и больше ничего, да и всякие «законы», даже самые основные и непоколебимые, толковались бы у них исключительно лишь как гипотезы. Это было бы чистой наукой.
Для чего ученому нужна абсолютная истина или хотя бы даже абсолютное бытие? Вот я придумал то или другое улучшение в телефонном аппарате, ввел некоторые важные поправки в теорию движения планеты или, наконец, как филолог, проследил историю какого-нибудь термина или части речи, синтаксической формы в данном языке, – при чем тут абсолютное бытие? Я вывел закон расширения газов от нагревания. Для каких надобностей я буду считать свой закон непререкаемой реальностью и неподвижной истиной? Он – только гипотеза, даже если бы все его признали и он просуществовал бы несколько веков. Конечно, вы можете верить в его «соответствие подлинной реальности». Но эта ваша вера ничего нового к самому «закону» не прибавит, и потому для него она не необходима. Гипотетизм науки не мешает ей строить мосты, дредноуты или летать на аэропланах. Подлинно научный, чисто научный реализм заключается в этом гипотетизме и функционализме, в этом панметодизме.
***
...В таком же диалектическом взаимоотношении находятся и понятия сознания и бытия. Правда, это есть, в сущности, повторение антиномии субъекта и объекта, но я хочу поговорить об этом ввиду той страстности, которая обычно сопровождает лозунг «бытие определяет сознание».
Что значит это утверждение? Я не могу сейчас обсуждать его полностью. Утверждение, где не ясно ни что такое «бытие», ни что такое «сознание», ни что такое «определяет», очевидно, может быть или просто отброшено без рассмотрения, или, наоборот, заслуживает весьма длительного рассмотрения. Не делая ни того, <ни> другого, я остановлюсь только на одном значении «бытия», которое чаще всего и имеется в виду защитниками этой аксиомы. Именно, обыкновенно (далеко не всегда!) здесь имеется в виду социальный порядок и даже более частные его моменты.
Итак, социальные отношения определяют сознание. Спросим: а из чего составляются «социальные» и даже производственные отношения? Не сами ли люди их создают? Если производственные отношения создаются людьми, то, значит, не только «бытие определяет сознание», но и сознание определяет бытие. Если же производственные отношения создаются не людьми, то, во-первых, производственные отношения не суть социальные отношения, и уж тем более не могут обладать классовой природой (тогда рушится марксизм до самого основания); во-вторых же, сознание мыслится тогда как полная пассивность и неспособность действовать и водворяется анти-диалектический, чисто фаталистический дуализм активных, но бессмысленных, вне-сознательных вещей и сознательного, но совершенно пассивного, бездеятельного и дубового человека.
Я уже не говорю о том, что если действительно «бытие определяет человека», то невозможно не только то активное переделывание жизни и мира, к которому призывает революция, но невозможна и сама революция, которая есть именно сознательное и активное действие «сознания» на социальное бытие. Бытие определяет сознание: а разве само сознание не есть бытие? Или оно действительно не есть бытие, – тогда перед нами чисто кантовский метафизический дуализм: с одной стороны – субъективное сознание, которое не есть бытие; с другой – бытие и «вещи-в-себе», о сознании которых ничего не известно. Или сознание есть тоже бытие, – тогда сознание «определяется» своим собственным бытием, т. е. законами своего собственного существования; однако тогда против этого не будет спорить ни один идеалист.
О прочих значениях этих неясных терминов «бытие», «сознание» и «определение» я говорить не буду, потому что каждый из них имеет целые десятки различных значений; и в зависимости от этих значений по-разному должен решаться и вопрос о ценности этого утверждения. Я хотел указать только на то, что чисто диалектически нужно говорить: и «бытие определяет сознание», и «сознание определяет бытие»; мифологически же можно утверждать все что угодно. Это вопрос не знания, но веры.
***
А.Ф.Лосев, "Диалектика мифа*.
Крутой, конечно, чувак. Додумался напечатать в 1930 году - в СССР - книгу, в которой разьебывает материализм - и попутно марксизм (марксизм есть типичнейший иудаизм, переработанный возрожденческими методами).
Арест, запрет на издание трудов. Получил десять лет, уехал на Беломорканал с женой, чудом не помер, ослеп, отпустили из-за заступничества жены горького, сорок лет преподавал в МГУ, крупнейший учёный и переводчик, более-менее с позднего Брежнева начал из стола доставать работы.
Возможно, самый умный философ советского периода.
Из идеалистов так уж точно.
Вообще, крайне интересно наблюдать за наступлением идеалистов, особенно по фронту нейробиологии: то Харари объявит воображение главной движущей силой цивилизации, то Анил Сет расскажет о иллюзии сознания (обязательно прочту, когда спиратят).
21:49 25-07-2023
Колумбийские комбайнёры уходят на пенсию в 5 часов вечера
А ежегодный отпуск у лаборантов рентгенологического кабинета - 72 дня. Они ещё и работают посменно.
22:36 24-07-2023
А что вы тут обсуждаете–то? Что - выходит новый, возможно, необычный фильм, который ожидаем и потому может стать хитом? При том, что фильм ещё не вышел, его никто не видел, и сюжета никто не знает? Попробую предсказать, о чём же будет фильм.
1. Он будет, конечно же:
1.1) рассказывать о том, как западные женщины в детстве столкнулись с гендерными предрассудками;
1.2) формировать образ сильной независимой героини;
1.3) показывать противоречивость отношений между людьми одного пола и сложности между людьми разного пола, понятные лишь при взрослении.
2. Он будет затрагивать особенности современной западной корпоративной культуры:
2.1) стоит ожидать отсылок на серии из «Чёрного зеркало», 1984 или чего–то подобного, когда речь зайдёт о противоречиях между миром грёз и суровой реальностью;
2.2) будет поднята тема давления консервативной части общества на «свободолюбивую личность»;
2.3) что–нибудь из социального марксизма, помимо феминизма. Например, проблемы неимущих слоёв населения, угнетения нелегальных мигрантов или проблематика стереотипов красоты в мире дизайна и моды (бодипозитив, короче).
3. «Сексуальное просвещение»:
3.1) обычная арка персонажа, который из не такой как все скованной персоны к концу фильма преисполняется;
3.2) проблемы, на которые будет интересно посмотреть «молодой аудитории»: пубертат, изменение тела, конфликты с родителями, первые отношашечки и тому подобное;
3.3) и, наконец, рассмотрение того, что такое семья в современном мире, как к этому подходить, как вообще повзрослеть.
4. Всякие философские идеи в духе «матрицы» и «бойцовского клуба»:
4.1) тема антиутопии в модерне: социум — воля для тела, но тюрьма для разума, отсутствие в жизни подлинной, естественной свободы, офисное рабство и так далее;
4.2) тема предопределённости судьбы: все мы как куклы лишь играем заложенные в нас роли и не можем от них освободиться, даже если нас «отпустить» и позволить распоряжаться собой;
4.3) тема подлинных ценностей: мир большой, но люди видят лишь малую его часть и цели их жизни ограничены только ею, только с опытом приходит видение всех возможных дорог, а в конце традиционно находится выход из колеса сансары;
4.4) тема реальности как таковой, обобщённо: виртуальность современной реальности; неподлинная жизнь «в телевизоре, «в телешоу»; жизнь в зависимости от лайков и прочих социальных рейтингов; интернет–зависимость — от социальных сетей, таких как Инстаграм; культура потребления вместо подлинности и так далее.
Вот, собственно, и всё, чего в наше время следует ожидать от нового, возможно необычного потенциального хита.
1. Он будет, конечно же:
1.1) рассказывать о том, как западные женщины в детстве столкнулись с гендерными предрассудками;
1.2) формировать образ сильной независимой героини;
1.3) показывать противоречивость отношений между людьми одного пола и сложности между людьми разного пола, понятные лишь при взрослении.
2. Он будет затрагивать особенности современной западной корпоративной культуры:
2.1) стоит ожидать отсылок на серии из «Чёрного зеркало», 1984 или чего–то подобного, когда речь зайдёт о противоречиях между миром грёз и суровой реальностью;
2.2) будет поднята тема давления консервативной части общества на «свободолюбивую личность»;
2.3) что–нибудь из социального марксизма, помимо феминизма. Например, проблемы неимущих слоёв населения, угнетения нелегальных мигрантов или проблематика стереотипов красоты в мире дизайна и моды (бодипозитив, короче).
3. «Сексуальное просвещение»:
3.1) обычная арка персонажа, который из не такой как все скованной персоны к концу фильма преисполняется;
3.2) проблемы, на которые будет интересно посмотреть «молодой аудитории»: пубертат, изменение тела, конфликты с родителями, первые отношашечки и тому подобное;
3.3) и, наконец, рассмотрение того, что такое семья в современном мире, как к этому подходить, как вообще повзрослеть.
4. Всякие философские идеи в духе «матрицы» и «бойцовского клуба»:
4.1) тема антиутопии в модерне: социум — воля для тела, но тюрьма для разума, отсутствие в жизни подлинной, естественной свободы, офисное рабство и так далее;
4.2) тема предопределённости судьбы: все мы как куклы лишь играем заложенные в нас роли и не можем от них освободиться, даже если нас «отпустить» и позволить распоряжаться собой;
4.3) тема подлинных ценностей: мир большой, но люди видят лишь малую его часть и цели их жизни ограничены только ею, только с опытом приходит видение всех возможных дорог, а в конце традиционно находится выход из колеса сансары;
4.4) тема реальности как таковой, обобщённо: виртуальность современной реальности; неподлинная жизнь «в телевизоре, «в телешоу»; жизнь в зависимости от лайков и прочих социальных рейтингов; интернет–зависимость — от социальных сетей, таких как Инстаграм; культура потребления вместо подлинности и так далее.
Вот, собственно, и всё, чего в наше время следует ожидать от нового, возможно необычного потенциального хита.
16:07 24-07-2023
Ах он хитрая жопа
Шеффле, Альберт ... в своём сборнике лекций «Капитализм и социализм» (1870) ввёл в научный оборот термин «капитализм», «очищая» это понятие от его политического, агитационного смысла. Шеффле популяризировал естественную, справедливую природу развития капитализма, связанную с индустриальным прогрессом, говоря о том, что труд каждого – это вложение в копилку общего капитала. Шеффле выдвинул тезис о том, что либеральный капитализм и есть лучшая форма социализма. Через обоснование теории коллективного капитала Шеффле предложил понимать капитализм не в качестве антонима социализма, а в качестве синонима социализма как свободного обмена.
13:26 24-07-2023
Пожа́луйста. Это вежливое слово образовано сращением частицы пожалуй и старинного уважительного обращения ста (той же основы, что и старший, старый).
Ср. устар. спасибоста, здоровоста.
Ср. устар. спасибоста, здоровоста.
01:24 24-07-2023
Для меня вообще большая загадка, почему людям так сложно разобраться с понятием фашизма. Шучу, нет никакой загадки.
Казалось бы, хули сложного:
Капитализм это когда общество достигает наибольшего благополучия через рынок, а государство не дает никому применять насилие (применяя для этого насилие). Государство - это регулятор, полицейский и ночной сторож.
Формула: общество = рынок + государство.
Государство как инструмент поддержания порядка (благом занимается рынок).
Социализм (разумеется, я имею в виду марксизм-ленинизм, и разумеется - в теории; но если ещё и это пояснять, мы утонем нахуй) это когда общество достигает наибольшего благополучия через планирование и обобществление, а государство - это временная функция. Государство тоже регулятор и полицейский, но это типа временно, т.к. люди в социалистическом обществе должны преисполнится до такой степени, что ебанут сальтуху в коммунизм безо всякого принуждения, т.е. осознанно, радостно и с песнями. А государство отомрёт само собой, т.к. в царстве коммунизма в нем не будет необходимости.
Разумеется, на практике всё было абсолютно по другому, а этот популистский пиздёж в пользу бедных так и остался на агитплакатах, ну да чорт с ним, поверим идеалистам на слово.
Формула: общество = общество*коллективизм.
Государство как инструмент развития общества (благом занимается само общество, но без рыночка, а как в муравейнике).
Фашизм - это когда общество достигает наибольшего благополучия через хорошо устроенное государство, которое суть постоянная и высшая функция. Все интересы общества должны быть подчинены интересам государства - разумеется, для блага общества (собственно поэтому Поппер и называет Платона протофашистом, туда же падают и полисы греческие, и много ещё кто).
Формула: общество = государство (общество).
Государство и есть высшее благо для общества.
Таким образом, моделей устройства общества у нас получается три. Три антагонистических, взаимоисключающих теории (менее влиятельные, т.е. имеющие малое количество сторонников, остались за бортом нашего внимания). Одна индивидуалистическая, две коллективистских.
Каждый из терминов триады "капитализм (и до кучи - обслуживающий его либерализм)-социализм-фашизм" нагружен уймой пропагандистских смыслов, противоречащих друг другу.
На первом месте по зашкварной нагруженности - фашизм, потому что его сторонники раньше всех укатились на пиздюлях с исторической сцены, и разбираться в фашизме порядочному человеку западло. При этом марксизм мы судим по благим намерениям, оправдывая неприглядные дела его сторонников, а фашистов ёбаных - строго по делам их, начисто игнорируя благие намерения. Какие у них могли быть благие намерения, это ж ёбаные фашисты. Горе побеждённым.
На втором месте - спрыгнувший чуть позже со своего броневичка, и укатившийся следом в помойку истории марксизм-ленинизм. Социализм протух относительно недавно, ушёл он "самбля без ансамбля" - относительно мирно, поэтому быть марксистом не так зашкварно, как фашистом.
На практике у нас вокруг господствует копетализм (не идеология, напомню, чисто как экономический базис). Но это не значит, что все вокруг - сторонники капитализма. Мало того, капитализм в базе и не предполагает такой обязательности и обязанности. Поэтому государства при капитализме (на самом деле при господствующей по миру либеральной демократии, но опять же утонем нахуй) заваливаются вправо-влево, следуя за общественными интересами, т.к. кругом шляются сторонники всякого странного, желающие взять и поделить.
Марксизм-ленинизм и тем более фашизм не предполагают потакания обществу, они в этом плане элитарно-идеалистичны; эгалитарность декларируется, но не работает (а сторонников всякого странного мы отправим на рудники, товарищ).
И логика развития получается максимально простая: чем меньше рыночной конкуренции, тем меньше политической. Чем меньше политической конкуренции, тем элитарнее государство, тем выше концентрация власти у очень небольшого количества людей. Чем государство элитарнее, тем проще ему реализовать какую-нибудь ёбань типа диктатуры, тоталитаризма, авторитаризма, вождизма и прочего хуизма.
То есть не в том дело, что какие-то особенные злыдни засели в политбюро, через одного японские шпионы и вредители, нет, просто такова логика власти (см. хайека с арендт).
Кстати, Ленин в этом плане безусловно гениален: объявить пролетариат передовым отрядом всего общества, а ленинскую партию - выразителем интересов всего общества - ну казалось бы, очевидный элитаризм по определению, у нас кучка несменяемых людей решает за всех, чо кому делать. При этом засрать людям мозги удалось на высшем уровне, снимаю шляпу (хотя многие, разумеется, прекрасно понимали, что происходит: "всё для блага человека, и мы знаем этого человека").
Но это уже опять скатывание в детали.
Суть в том, что, как я продекларировал выше, чем элитарней государство, чем меньше лиц принимает ключевые решения, чем сильнее задавлена оппозиция, тем проще в таком государстве натворить хуйни лицу, обладающему всей полнотой власти.
А все эти репрессии, геноциды-стратоциды, ущемления и принуждения - это уже тупо закономерные следствия. Вчера был добрый царь-тряпка, сегодня людоед пришёл, институционально ничем не ограниченный: ну и понеслось, делов-то.
Такая вот банальная либерда, тыщу раз прожёванная.
Как писал ещё Никола полтыщи лет назад про все эти закономерности:
"...Государь, имеющий возможность делать все, что ему вздумается, превращается в бешеного самодура, а народ, могущий делать, что хочет, только неразумен.
Поэтому, если сравнить государя и народ, связанных законами, видишь, что народ лучше; точно так же и не связанный законами народ реже впадает в ошибки, чем государь; сами ошибки его меньше, и средств к их исправлению больше.
Это потому, что распущенный и бунтующий народ легко может поддаться уговорам хорошего человека и возвратиться на правильный путь, а с государем дурным никто не может говорить, и против него нет никакого средства, кроме железа".
Но, разумеется, банальная эта либерда только для либердистов. У марксоидлов другая призма, "димитровская": в ней капитализм - идеология, государство обслуживает интересы господствующего класса (при "реальном социализме", разумеется, господствующий класс - всё общество, а вовсе не госчиновники под чутким партийным руководством, лол), а фошизм конечно же ни в коем разе не вариация коллективизма-социализма, буквально выдуманная идейными социалистами: что вы что вы - это реакционный империалистический (господи, ржака какая) обязательно авторитарный (еще раз лол) режим. И разумеется, все идеологии кроме нашей - реакционные и плохие. Только та, за которую мы болеем - прогрессивна и хороша, причём только в той форме, которую мы смогли усвоить и воспринять (ну штош, так работает хоть идеологическое, хоть религиозное сектантство).
Хорошо, что утопии сошли с арены, и морок развеялся. Жаль, что относительно недавно, оставив после себя массу поклонников, и ебейшей ценой.
Казалось бы, хули сложного:
Капитализм это когда общество достигает наибольшего благополучия через рынок, а государство не дает никому применять насилие (применяя для этого насилие). Государство - это регулятор, полицейский и ночной сторож.
Формула: общество = рынок + государство.
Государство как инструмент поддержания порядка (благом занимается рынок).
Социализм (разумеется, я имею в виду марксизм-ленинизм, и разумеется - в теории; но если ещё и это пояснять, мы утонем нахуй) это когда общество достигает наибольшего благополучия через планирование и обобществление, а государство - это временная функция. Государство тоже регулятор и полицейский, но это типа временно, т.к. люди в социалистическом обществе должны преисполнится до такой степени, что ебанут сальтуху в коммунизм безо всякого принуждения, т.е. осознанно, радостно и с песнями. А государство отомрёт само собой, т.к. в царстве коммунизма в нем не будет необходимости.
Разумеется, на практике всё было абсолютно по другому, а этот популистский пиздёж в пользу бедных так и остался на агитплакатах, ну да чорт с ним, поверим идеалистам на слово.
Формула: общество = общество*коллективизм.
Государство как инструмент развития общества (благом занимается само общество, но без рыночка, а как в муравейнике).
Фашизм - это когда общество достигает наибольшего благополучия через хорошо устроенное государство, которое суть постоянная и высшая функция. Все интересы общества должны быть подчинены интересам государства - разумеется, для блага общества (собственно поэтому Поппер и называет Платона протофашистом, туда же падают и полисы греческие, и много ещё кто).
Формула: общество = государство (общество).
Государство и есть высшее благо для общества.
Таким образом, моделей устройства общества у нас получается три. Три антагонистических, взаимоисключающих теории (менее влиятельные, т.е. имеющие малое количество сторонников, остались за бортом нашего внимания). Одна индивидуалистическая, две коллективистских.
Каждый из терминов триады "капитализм (и до кучи - обслуживающий его либерализм)-социализм-фашизм" нагружен уймой пропагандистских смыслов, противоречащих друг другу.
На первом месте по зашкварной нагруженности - фашизм, потому что его сторонники раньше всех укатились на пиздюлях с исторической сцены, и разбираться в фашизме порядочному человеку западло. При этом марксизм мы судим по благим намерениям, оправдывая неприглядные дела его сторонников, а фашистов ёбаных - строго по делам их, начисто игнорируя благие намерения. Какие у них могли быть благие намерения, это ж ёбаные фашисты. Горе побеждённым.
На втором месте - спрыгнувший чуть позже со своего броневичка, и укатившийся следом в помойку истории марксизм-ленинизм. Социализм протух относительно недавно, ушёл он "самбля без ансамбля" - относительно мирно, поэтому быть марксистом не так зашкварно, как фашистом.
На практике у нас вокруг господствует копетализм (не идеология, напомню, чисто как экономический базис). Но это не значит, что все вокруг - сторонники капитализма. Мало того, капитализм в базе и не предполагает такой обязательности и обязанности. Поэтому государства при капитализме (на самом деле при господствующей по миру либеральной демократии, но опять же утонем нахуй) заваливаются вправо-влево, следуя за общественными интересами, т.к. кругом шляются сторонники всякого странного, желающие взять и поделить.
Марксизм-ленинизм и тем более фашизм не предполагают потакания обществу, они в этом плане элитарно-идеалистичны; эгалитарность декларируется, но не работает (а сторонников всякого странного мы отправим на рудники, товарищ).
И логика развития получается максимально простая: чем меньше рыночной конкуренции, тем меньше политической. Чем меньше политической конкуренции, тем элитарнее государство, тем выше концентрация власти у очень небольшого количества людей. Чем государство элитарнее, тем проще ему реализовать какую-нибудь ёбань типа диктатуры, тоталитаризма, авторитаризма, вождизма и прочего хуизма.
То есть не в том дело, что какие-то особенные злыдни засели в политбюро, через одного японские шпионы и вредители, нет, просто такова логика власти (см. хайека с арендт).
Кстати, Ленин в этом плане безусловно гениален: объявить пролетариат передовым отрядом всего общества, а ленинскую партию - выразителем интересов всего общества - ну казалось бы, очевидный элитаризм по определению, у нас кучка несменяемых людей решает за всех, чо кому делать. При этом засрать людям мозги удалось на высшем уровне, снимаю шляпу (хотя многие, разумеется, прекрасно понимали, что происходит: "всё для блага человека, и мы знаем этого человека").
Но это уже опять скатывание в детали.
Суть в том, что, как я продекларировал выше, чем элитарней государство, чем меньше лиц принимает ключевые решения, чем сильнее задавлена оппозиция, тем проще в таком государстве натворить хуйни лицу, обладающему всей полнотой власти.
А все эти репрессии, геноциды-стратоциды, ущемления и принуждения - это уже тупо закономерные следствия. Вчера был добрый царь-тряпка, сегодня людоед пришёл, институционально ничем не ограниченный: ну и понеслось, делов-то.
Такая вот банальная либерда, тыщу раз прожёванная.
Как писал ещё Никола полтыщи лет назад про все эти закономерности:
"...Государь, имеющий возможность делать все, что ему вздумается, превращается в бешеного самодура, а народ, могущий делать, что хочет, только неразумен.
Поэтому, если сравнить государя и народ, связанных законами, видишь, что народ лучше; точно так же и не связанный законами народ реже впадает в ошибки, чем государь; сами ошибки его меньше, и средств к их исправлению больше.
Это потому, что распущенный и бунтующий народ легко может поддаться уговорам хорошего человека и возвратиться на правильный путь, а с государем дурным никто не может говорить, и против него нет никакого средства, кроме железа".
Но, разумеется, банальная эта либерда только для либердистов. У марксоидлов другая призма, "димитровская": в ней капитализм - идеология, государство обслуживает интересы господствующего класса (при "реальном социализме", разумеется, господствующий класс - всё общество, а вовсе не госчиновники под чутким партийным руководством, лол), а фошизм конечно же ни в коем разе не вариация коллективизма-социализма, буквально выдуманная идейными социалистами: что вы что вы - это реакционный империалистический (господи, ржака какая) обязательно авторитарный (еще раз лол) режим. И разумеется, все идеологии кроме нашей - реакционные и плохие. Только та, за которую мы болеем - прогрессивна и хороша, причём только в той форме, которую мы смогли усвоить и воспринять (ну штош, так работает хоть идеологическое, хоть религиозное сектантство).
Хорошо, что утопии сошли с арены, и морок развеялся. Жаль, что относительно недавно, оставив после себя массу поклонников, и ебейшей ценой.
12:55 20-07-2023
К вопросу о современных названиях учреждений
ЦСВЛиР ФГБУ ФНКЦ ДиП ФМБА РФ.
ЦСВЛиР - центр специализированных видов лечения и реабилитации.
ФГБУ - федеральное государственное бюджетное учреждение.
ФНКЦ - федеральный научно-клинический центр.
ФМБА - федеральное медико-биологическое агенство.
ДиП - детей и подростков (причём они почему-то не сокращают, а правильно было бы сокращать, раз уж начали).
ЦСВЛиР - центр специализированных видов лечения и реабилитации.
ФГБУ - федеральное государственное бюджетное учреждение.
ФНКЦ - федеральный научно-клинический центр.
ФМБА - федеральное медико-биологическое агенство.
ДиП - детей и подростков (причём они почему-то не сокращают, а правильно было бы сокращать, раз уж начали).
14:52 14-07-2023
Друзья, сегодня расскажу вам о том, как делаются духи.
1. В мире осталось всего шесть крупных транснациональных компаний, изготовляющих душистые вещества и контролирующие большинство плантаций растений, дающих натуральные ингредиенты. Они же изготовляют из этих ингредиентов концентраты, которые потом на разных фабриках разбавляют спиртом, водой, добавляют консерванты и продают под тысячами разных брендов. Эти шесть компаний образуют картель. Они не могут открыто конкурировать с производителями душистых веществ из стран вроде Индии или Китая, потому используют грязные приемы, например, объявляя те или иные ингредиенты токсичными. Этим занимается "независимый" исследовательский институт, называемый IFRA, финансируемый, по совпадению, этими самыми корпорациями.
показать
2. IFRA выкатывает два вида ограничений: на лютые яды и на ингредиенты, для которых разработаны запатентованные корпорациями заменители.С ядами понятно: некоторые ингредиенты, применявшиеся в парфюмерии прошлого, оказались канцерогенами или мутагенами, например, корень аира (каламуса) — его эфирное масло, взятое без обработки, вызывает рак печени. С запатентованными ингредиентами так: например, придумали Изо Е супер, запатентовали, производят. Сначала кончился патент на само вещество, потом на способ производства, а потом оно внезапно оказалось вредным! Хотя его клали по 15% в композиции и они проходили год от года все токсикологические проверки. Или, например, вещества с запахом гвоздики. Их много разных, но все былы объявлены очень раздражающими как раз в тот момент, когда появился патент на Метил Диантилис — их прямой заменитель.
IFRA лоббирует свои интересы в виде законов и правоприменительных практик. Например, в США у них нет статуса государственного закона, но в суде потребитель может отсудить много денег у производителя, не соблюдавшего стандарты IFRA под предлогом того, что они — профессиональный стандарт, принятый в индустрии.
3. Духи делают по формуле. Формула — это перечень ингредиентов, которые надо взять в определенной пропорции и смешать в определенном порядке. Формулу разрабатывает либо мастер–парфюмер, либо оператор особой компьютерной системы, заменяющей эксперта. Большая часть не самых дорогих и ответственных современных формул делается компьютером, которому скармливают условия — предполагаемую цену аромата, направления запаха, стойкость и другие. Парфюмеров, которые могут руками сделать хорошую формулу, в мире порядка 600 человек. Формулы тщательно охраняются и очень редко утекают из корпоративных архивов. Обычно формула содержит порядка 40 ингредиентов. Может быть меньше, скажем, 25, может быть больше, скажем, 80. Цифра 40 взялась потому, что парфюмеры их раньше писали на бумаге, а на лист влезает 38–40 строк, так и повелось.
4. Парфюмер может научиться делать духи, только изучив тысячи формул, сделанных парфюмерами до него. Единственный человеко–понятный метод составления композиций духов — знать на реальных примерах, что с чем сочетается в какой пропорции и какой эффект дает. Больше никаких реальных методов составления композиций нет. Компьютер формулы составляет, решая задачу оптимизации — рассчитывает, как быстро испаряются молекулы веществ с кожи, как сильно они пахнут, и в каком направлении пахнут. Формулы, сделанные компьютером, не похожи на сделанные человеком. Они тоже зачастую приятно пахнут, но иначе, так что люди–парфюмеры всё равно нужны.
Из необходимости изучения большого количества реальных формул и нужности человека–парфюмера в долгосрочной перспективе следует проблема: корпорациям надо решить, кому предоставить доступ к своим архивам для изучения. Эти люди выбираются не про принципу обладания исключительным нюхом или творческими способностями, а по способности следовать корпоративным правилам. Любого независимого парфюмера все время искушают возможностями получить больше знаний в обмен на подписку о неразглашении, и очень не многие могут устоять. А под подпиской их профессиональная жизнь резко меняется, свобода ограничивается навсегда. Сбежать от глобальных парфюмерных корпораций можно в Иран и в Северную Корею. Есть у меня один знакомый парфюмер, сбежавший с копией корпоративного архива, он, вроде, в Индонезии скрывается, но хер его знает.
5. Для всех, кто не входит в круг посвященных в знания корпораций, выстроена система особой маркетинговой лжи о том, как делаются духи. Почти всё, что вы можете прочитать в книгах о том, как делаются духи, за редчайшими исключениями — талантливая ложь, которую поддерживают все кто в курсе. Есть книги формул, есть сайты, торгующие формулами, и среди них нет настоящих. Со стороны в это можно войти, либо найдя источник формул, не контролируемых по каким–то причинам корпорациями, либо делая дорогие химические анализы множества настоящих духов. Один анализ методом газовой хроматографии на подходящей установке стоит порядка 30 000 рублей, а нужны их хотя бы несколько сотен, так что эта дорожка дорогая.
У меня есть два знакомых парфюмера–любителя, разобравшихся самостоятельно и достигших мастерства: один пошёл по пути анализов, потратив на это тысяч пятьдесят долларов, второй купил на рапродаже имущества банкротов коллекцию исторических формул (до 1970–х годов) разорившегося филиала какой–то корпорации, который они по счастливой случайности проморгали.
6. Большая часть брендов парфюмерии сами никак не контролируют процесс выпуска своих духов и даже их реальные формулы. Когда вы видите духи "Том Форд" или "Серж Лютен" — все их ароматы сделаны безымянными техническими работниками крупных корпораций, а формулы не принадлежат брендам. Если стоит имя парфюмера с имеменм — наверняка он был либо автором идеи в целом или просто техническим специалистом: чье мнение приняли во внимание. Есть исключительные случаи, например, у Chanel до сих пор есть и свой реальный парфюмер–человек, и свои прямые договоренности с плантациями душистых растений. И когда они говорят, что до сих пор используют абсолю цветов жасмина, сделанный во Франции, это, на удивление, правда.
Люди–парфюмеры делают формулы либо для маленьких независимых брендов, либо для самых ответственных духов больших корпораций. Новые духи Guerlain делались и будут делаться человеком — уровень и стиль требуется сохранять.
7. Всего известно порядка 3500 синетических душистых веществ, используемых в парфюмерии, каждное со своим уникальным запахом. Несмотря на все успехи химии, многие натуральные вещества до сих пор незаменимы, или их синтетические аналоги слишком дорогие. Например, эфирное масло сандалового дерева правдоподобно не заменятеся ничем. Плантации сандаловых деревьев в Индии сильно прорежены и вырубка теперь жёстко контролируется, так что килограмм эфирного масла стоит 2400$. И, например, если у вас сандаловые духи, в которых 25% композиции натуральное эфирное масло, то вы сразу получаете ценник 600$+ за килограмм концентрата. У массовых марок концентрат обычно стоит гораздо дешевле, у Том Форд 80$ за килограм, у Amouage 120$. Из этого прямо следует, что у них будет в составе либо синтетика, либо недорогие натуральные ингредиенты типа эфирного масла апельсина, и пахнут они соотетственно "дёшево". Никаких настоящих жасмина, туберозы или сандала, вопреки заявлениям их маркетологов.
8. У духов с одним и тем же названием нет постоянного состава — ингредиенты меняются, подходы, публике нравится другое. Например, Chanel №5 серьёзно переформулировали не менее 7 раз за их историю. Они, кстати, придуманы были в России парфюмером француского происхождения Эрнестом Бо, незадолго до Революции. Потом он влился в армию интервентов, стал комендантом концлагеря для русских, замучал там больше ста человек, потом сумел бежать во Францию и там устроился работать к Коко Шанель. Все знаменитые духи Chanel, кроме №19, сделаны им. Но, конечно, про само его существование мало кто знал тогда вне индустрии — он не отсвечивал.
Переформулировки не всегда делались к худшему в прошлом, например, когда были сделаны ландышевые духи Diorissimo, ещё не было некоторых прекрасных веществ. Когда их изобрели, автор лично доделал формулу, добавив их, сделав запах лучше и утонченнее, нежели у оригинала.
Недавние ограничения IFRA затронули большинство ингредиентов классической парфюмерии, так что духи старых марок при переформулировках обычно безвозвратно тереют свой шарм и очарование. Поэтому любители духов часто недовольны переформулировками — современные переформулировки всегда к худшему.
9. Советскую парфюмерную промышленности прибил картель, реализовавший долгосрочную стратегию. Советская парфюмерная промышленность с 1940–х годов полагалась на собственные силы: строились заводы, производящие душистые вещества, создавались плантации всего, что росло в климате СССР, а экзотические натуральные ингредиенты закупались у дружественных стран. Места во всем этом для западных фирм почти не было, у них закупали лишь некоторые отдельные редкие вещества, в небольших количествах. Но всё завертелось из–за одного бракодела, которого вовремя не отправили на пенсию. Когда Российская Империя прекратила существование, в СССР осталось несколько французских парфюмеров, согласившихся продолжить работу за валюту. К 1930–м остался только один, Август Мишель. Было принято решение дать ему двух учеников, Погудкина и Иванова, которые были техническими работниками парфюмерных фабрик. Иванов тем самым приобрел особый статус и стал главным и бессменным парфюмером Новой Зари. Его не могли отправить на пенсию, а он с годами профессионально выгорел, и не хотел делать уже ничего интересного. И тут западая фирма предложила ему: а вот у нас есть очень хорошая композиция, уже готовая. Вы её разбавите слабо пахнущими вашими ингредиентами, для приличия, и всё это назовёте новыми духами. Попробовали — мгновенный успех, аромат совршенно не советский, необычный! И понеслось. Уже через 10 лет почти все советские духи содержали хотя бы 10% иностранной композиции, которую местная промышленность не могла заменить и состав которой был неизвестен. Дальше больше, и к концу 1980–х из своих формул остались только реликты типа Красной Москвы. А потом, в начале 1990–х, картель в одночасье перестал что либо поставлять в Россию. Хлоп — и нету парфюмерной промышленности! Фабрики они купили за бесценок, полностью уничтожили их архивы и переориентирвоали производства только для разбавления их концентратов.
IFRA лоббирует свои интересы в виде законов и правоприменительных практик. Например, в США у них нет статуса государственного закона, но в суде потребитель может отсудить много денег у производителя, не соблюдавшего стандарты IFRA под предлогом того, что они — профессиональный стандарт, принятый в индустрии.
3. Духи делают по формуле. Формула — это перечень ингредиентов, которые надо взять в определенной пропорции и смешать в определенном порядке. Формулу разрабатывает либо мастер–парфюмер, либо оператор особой компьютерной системы, заменяющей эксперта. Большая часть не самых дорогих и ответственных современных формул делается компьютером, которому скармливают условия — предполагаемую цену аромата, направления запаха, стойкость и другие. Парфюмеров, которые могут руками сделать хорошую формулу, в мире порядка 600 человек. Формулы тщательно охраняются и очень редко утекают из корпоративных архивов. Обычно формула содержит порядка 40 ингредиентов. Может быть меньше, скажем, 25, может быть больше, скажем, 80. Цифра 40 взялась потому, что парфюмеры их раньше писали на бумаге, а на лист влезает 38–40 строк, так и повелось.
4. Парфюмер может научиться делать духи, только изучив тысячи формул, сделанных парфюмерами до него. Единственный человеко–понятный метод составления композиций духов — знать на реальных примерах, что с чем сочетается в какой пропорции и какой эффект дает. Больше никаких реальных методов составления композиций нет. Компьютер формулы составляет, решая задачу оптимизации — рассчитывает, как быстро испаряются молекулы веществ с кожи, как сильно они пахнут, и в каком направлении пахнут. Формулы, сделанные компьютером, не похожи на сделанные человеком. Они тоже зачастую приятно пахнут, но иначе, так что люди–парфюмеры всё равно нужны.
Из необходимости изучения большого количества реальных формул и нужности человека–парфюмера в долгосрочной перспективе следует проблема: корпорациям надо решить, кому предоставить доступ к своим архивам для изучения. Эти люди выбираются не про принципу обладания исключительным нюхом или творческими способностями, а по способности следовать корпоративным правилам. Любого независимого парфюмера все время искушают возможностями получить больше знаний в обмен на подписку о неразглашении, и очень не многие могут устоять. А под подпиской их профессиональная жизнь резко меняется, свобода ограничивается навсегда. Сбежать от глобальных парфюмерных корпораций можно в Иран и в Северную Корею. Есть у меня один знакомый парфюмер, сбежавший с копией корпоративного архива, он, вроде, в Индонезии скрывается, но хер его знает.
5. Для всех, кто не входит в круг посвященных в знания корпораций, выстроена система особой маркетинговой лжи о том, как делаются духи. Почти всё, что вы можете прочитать в книгах о том, как делаются духи, за редчайшими исключениями — талантливая ложь, которую поддерживают все кто в курсе. Есть книги формул, есть сайты, торгующие формулами, и среди них нет настоящих. Со стороны в это можно войти, либо найдя источник формул, не контролируемых по каким–то причинам корпорациями, либо делая дорогие химические анализы множества настоящих духов. Один анализ методом газовой хроматографии на подходящей установке стоит порядка 30 000 рублей, а нужны их хотя бы несколько сотен, так что эта дорожка дорогая.
У меня есть два знакомых парфюмера–любителя, разобравшихся самостоятельно и достигших мастерства: один пошёл по пути анализов, потратив на это тысяч пятьдесят долларов, второй купил на рапродаже имущества банкротов коллекцию исторических формул (до 1970–х годов) разорившегося филиала какой–то корпорации, который они по счастливой случайности проморгали.
6. Большая часть брендов парфюмерии сами никак не контролируют процесс выпуска своих духов и даже их реальные формулы. Когда вы видите духи "Том Форд" или "Серж Лютен" — все их ароматы сделаны безымянными техническими работниками крупных корпораций, а формулы не принадлежат брендам. Если стоит имя парфюмера с имеменм — наверняка он был либо автором идеи в целом или просто техническим специалистом: чье мнение приняли во внимание. Есть исключительные случаи, например, у Chanel до сих пор есть и свой реальный парфюмер–человек, и свои прямые договоренности с плантациями душистых растений. И когда они говорят, что до сих пор используют абсолю цветов жасмина, сделанный во Франции, это, на удивление, правда.
Люди–парфюмеры делают формулы либо для маленьких независимых брендов, либо для самых ответственных духов больших корпораций. Новые духи Guerlain делались и будут делаться человеком — уровень и стиль требуется сохранять.
7. Всего известно порядка 3500 синетических душистых веществ, используемых в парфюмерии, каждное со своим уникальным запахом. Несмотря на все успехи химии, многие натуральные вещества до сих пор незаменимы, или их синтетические аналоги слишком дорогие. Например, эфирное масло сандалового дерева правдоподобно не заменятеся ничем. Плантации сандаловых деревьев в Индии сильно прорежены и вырубка теперь жёстко контролируется, так что килограмм эфирного масла стоит 2400$. И, например, если у вас сандаловые духи, в которых 25% композиции натуральное эфирное масло, то вы сразу получаете ценник 600$+ за килограмм концентрата. У массовых марок концентрат обычно стоит гораздо дешевле, у Том Форд 80$ за килограм, у Amouage 120$. Из этого прямо следует, что у них будет в составе либо синтетика, либо недорогие натуральные ингредиенты типа эфирного масла апельсина, и пахнут они соотетственно "дёшево". Никаких настоящих жасмина, туберозы или сандала, вопреки заявлениям их маркетологов.
8. У духов с одним и тем же названием нет постоянного состава — ингредиенты меняются, подходы, публике нравится другое. Например, Chanel №5 серьёзно переформулировали не менее 7 раз за их историю. Они, кстати, придуманы были в России парфюмером француского происхождения Эрнестом Бо, незадолго до Революции. Потом он влился в армию интервентов, стал комендантом концлагеря для русских, замучал там больше ста человек, потом сумел бежать во Францию и там устроился работать к Коко Шанель. Все знаменитые духи Chanel, кроме №19, сделаны им. Но, конечно, про само его существование мало кто знал тогда вне индустрии — он не отсвечивал.
Переформулировки не всегда делались к худшему в прошлом, например, когда были сделаны ландышевые духи Diorissimo, ещё не было некоторых прекрасных веществ. Когда их изобрели, автор лично доделал формулу, добавив их, сделав запах лучше и утонченнее, нежели у оригинала.
Недавние ограничения IFRA затронули большинство ингредиентов классической парфюмерии, так что духи старых марок при переформулировках обычно безвозвратно тереют свой шарм и очарование. Поэтому любители духов часто недовольны переформулировками — современные переформулировки всегда к худшему.
9. Советскую парфюмерную промышленности прибил картель, реализовавший долгосрочную стратегию. Советская парфюмерная промышленность с 1940–х годов полагалась на собственные силы: строились заводы, производящие душистые вещества, создавались плантации всего, что росло в климате СССР, а экзотические натуральные ингредиенты закупались у дружественных стран. Места во всем этом для западных фирм почти не было, у них закупали лишь некоторые отдельные редкие вещества, в небольших количествах. Но всё завертелось из–за одного бракодела, которого вовремя не отправили на пенсию. Когда Российская Империя прекратила существование, в СССР осталось несколько французских парфюмеров, согласившихся продолжить работу за валюту. К 1930–м остался только один, Август Мишель. Было принято решение дать ему двух учеников, Погудкина и Иванова, которые были техническими работниками парфюмерных фабрик. Иванов тем самым приобрел особый статус и стал главным и бессменным парфюмером Новой Зари. Его не могли отправить на пенсию, а он с годами профессионально выгорел, и не хотел делать уже ничего интересного. И тут западая фирма предложила ему: а вот у нас есть очень хорошая композиция, уже готовая. Вы её разбавите слабо пахнущими вашими ингредиентами, для приличия, и всё это назовёте новыми духами. Попробовали — мгновенный успех, аромат совршенно не советский, необычный! И понеслось. Уже через 10 лет почти все советские духи содержали хотя бы 10% иностранной композиции, которую местная промышленность не могла заменить и состав которой был неизвестен. Дальше больше, и к концу 1980–х из своих формул остались только реликты типа Красной Москвы. А потом, в начале 1990–х, картель в одночасье перестал что либо поставлять в Россию. Хлоп — и нету парфюмерной промышленности! Фабрики они купили за бесценок, полностью уничтожили их архивы и переориентирвоали производства только для разбавления их концентратов.
показать
Спрашивайте, о чём вам интересно услышать — постараюсь рассказать.
https://leprosorium.ru/comments/2489869/
https://leprosorium.ru/comments/2489869/
15:10 13-07-2023
Отчитываюсь по мультискороварке
Куплена модель Redmond RMC-PM380
Цена - чёт около семи тыщ (на озоне, в днс десятку стоит)
Выглядит вот так:
Минусы:
1. Долбоёбское меню. Видите надписи под таймером - "старт", "пауза"? И я не вижу. А они там есть.
2. Положение запирающего клапана давления не контролируется датчиком. Забыл переключить - штош, не повезло.
3. Температуры не хватает для жарки: картофель плавал в масле минут двадцать без изменений в цвете. По крайней мере в дефолтном режиме "фритюр". Возможно, чот делал не так, но пока просто забью.
4. Наебалово с литражом чаши: четыре литра вместо заявленных шести.
5. Неотсоединяемый шнур.
6. Тонкая чаша (неиллюзорные шансы помять, уронив).
Плюсы:
1. Рис и прочие каши готовятся за 20 минут. Может и меньше (пишут, что 10 минут хватит), не проверял, но за 20 минут точно.
2. Куриные голени за те же 20 минут протушиваются до состояния, когда мясо само слезает с кости.
3. Свиная лопатка (специально кидал кусман мяса, не нарезая) - как можно уже догадаться - полностью пропекается за 20 минут.
Мастершефы, сувиды, отложенный запуск - не проверял.
Результатом доволен.
Цена - чёт около семи тыщ (на озоне, в днс десятку стоит)
Выглядит вот так:
показать
Минусы:
1. Долбоёбское меню. Видите надписи под таймером - "старт", "пауза"? И я не вижу. А они там есть.
2. Положение запирающего клапана давления не контролируется датчиком. Забыл переключить - штош, не повезло.
3. Температуры не хватает для жарки: картофель плавал в масле минут двадцать без изменений в цвете. По крайней мере в дефолтном режиме "фритюр". Возможно, чот делал не так, но пока просто забью.
4. Наебалово с литражом чаши: четыре литра вместо заявленных шести.
5. Неотсоединяемый шнур.
6. Тонкая чаша (неиллюзорные шансы помять, уронив).
Плюсы:
1. Рис и прочие каши готовятся за 20 минут. Может и меньше (пишут, что 10 минут хватит), не проверял, но за 20 минут точно.
2. Куриные голени за те же 20 минут протушиваются до состояния, когда мясо само слезает с кости.
3. Свиная лопатка (специально кидал кусман мяса, не нарезая) - как можно уже догадаться - полностью пропекается за 20 минут.
Мастершефы, сувиды, отложенный запуск - не проверял.
Результатом доволен.
14:22 09-07-2023
Линия защитников абортов сводится к трем линиям аргументации, человеческих эмбрионов убивать можно, потому что они а) неполноценны (неразвиты), б) не имеют субъектности, в) это законно. Разумеется, каждый из этих аргументов давным-давно обсосан и обоссан опровергнут. Ну, это всё давно общеизвестно, это просто сетап.
Так вот, один из самых изощренно-тупых и любимых мною доводов звучит так: гусеница - не то же самое, что бабочка, гусеница - это другой организм. Значит, убийство гусеницы не является убийством бабочки. Вот точно так же и убийство эмбриона не является убийством человека.
Разумеется, это снова апелляция к неразвитости (гусеница настолько не развита как бабочка, что является другим организмом - что, применительно к человеку, просто не работает). Я бы это рассуждение поставил на второе место после знаменитого тезиса мсье де рудуа о том, что в ссср тридцатых годов не было геноцида, потому что определение геноцида появилось на нюрнбергском процессе в сорок шестом году, а применять задним числом определения к историческим событиям означает нарушать принцип историзма.
Так вот, один из самых изощренно-тупых и любимых мною доводов звучит так: гусеница - не то же самое, что бабочка, гусеница - это другой организм. Значит, убийство гусеницы не является убийством бабочки. Вот точно так же и убийство эмбриона не является убийством человека.
Разумеется, это снова апелляция к неразвитости (гусеница настолько не развита как бабочка, что является другим организмом - что, применительно к человеку, просто не работает). Я бы это рассуждение поставил на второе место после знаменитого тезиса мсье де рудуа о том, что в ссср тридцатых годов не было геноцида, потому что определение геноцида появилось на нюрнбергском процессе в сорок шестом году, а применять задним числом определения к историческим событиям означает нарушать принцип историзма.
18:25 07-07-2023
13:58 07-07-2023
На четвертый день Джо заметил, что стены нет
Настолько засычевался, что только на шестой день отсутствия жены (она в отпуске, уехала к родителям) подумал о том, что мог бы пригласить гостей. Вот натурально, даже мысли такой не возникало.
19:38 06-07-2023
хорошая статья про наркономику
https://knife.media/narconomics/
почему выгоден гуманизм заместительная терапия выгодней нарковойны
https://knife.media/maintenance-treatment-benefits/
https://knife.media/narconomics/
почему выгоден гуманизм заместительная терапия выгодней нарковойны
https://knife.media/maintenance-treatment-benefits/
00:11 01-07-2023
Российская власть была одной из самых авторитарных в Европе, тем не менее, вопреки распространенным представлениям, служилый слой дореволюционной России был сравнительно немногочисленным. Хотя в России значительная часть преподавателей, врачей, инженеров и других представителей массовых профессиональных групп интеллектуального слоя находилась на государственной службе и входила, таким образом, в состав чиновничества, общее число российских чиновников всегда было довольно невелико, особенно при сопоставлении с другими странами.
Всех «приказных людей» в середине XVII века насчитывалось 1,6 тыс., в конце этого столетия — около 4,7 тыс. чел., тогда как в Англии в начале XVIII века при вчетверо меньшем населении — 10 тысяч. В середине XVIII в. в России всех ранговых гражданских чиновников было всего 2051 (с канцеляристами 5379), в 1796 г. — 15,5 тыс. (с канцеляристами — 21,3 тыс.), в 1804 г. — 13,2 тыс., в 1847 г. — 61 548 чел., в 1857 г. — 86 066 (плюс 32 073 канцеляриста), в 1880 г. — вместе с канцеляристами 129 тыс., в 1897 г. — 101 513 (с канцеляристами — 144,5), в 1913 г. — вместе с канцеляристами 252,9 тыс. Таким образом, эта группа составляла лишь доли процента в населении страны. На 1 000 чел. населения в конце XVII в. приходилось 0,4 чиновника, в XVIII в. — 0,6, в 1857 г. — 2,0, в 1880 г. — 1,4, в 1897 г. — 1,2 и в 1913 г. — 1,6.
Между тем во Франции уже в середине XIX в. чиновников было 0,5 млн., в Англии к 1914 г. (при втрое-вчетверо меньшем населении) — 779 тыс., в США в 1900 г. (при в 1,5 раза меньшем населении) — 1275 тыс., наконец, в Германии в 1918 г. (при в 2,5 раза меньшем населении) — 1,5 млн. С учетом численности населения в России на душу населения приходилось в несколько раз меньше чиновников, чем в любой европейской стране.
Численность офицеров была ещё меньшей: в начале XVIII в. она составляла чуть более 2 тыс., в середине XVIII в. — около 9 тыс., в начале XIX в. 12–15 тыс., во второй четверти XIX в. — 24–30, затем — 30–40 тыс., в начале XX — 40–50 тыс. Военных и морских чиновников в XVIII–XIX насчитывалось 1,5–2 тыс., к 1825 г. — 5–6, в середине XIX в. — 8–9, во второй половине века — свыше 10, в начале XX в. — 12–13 тыс.
В этом случае, как и в других, хорошо знакомые реалии советского режима переносятся в прошлое, создавая впечатление «преемственности традиций» абсолютно разных по своей природе государственных организмов. Вот после 1917 г. установление тотального контроля социалистического государства над всеми сферами жизни мгновенно привело к невиданному разрастанию административно-управленческого слоя. В конце 1919 г., несмотря на отпадение огромных территорий с многомиллионным населением — только в 33 губерниях европейской России насчитывалось 2360 тыс. средних и высших госслужащих (т.е. без курьеров, швейцаров и т.д.).
Даже при НЭПе перепись 1923 г. зафиксировала только в городах, без сельской местности, 1836 тыс. служащих. С 1925 по 1928 г. их число увеличилось с 1854,6 до 2230,2 тыс. чел. Если до 1917 г. в России на 167 млн. населения приходилось менее 0,6 млн. госслужащих, а в Германии на 67,8 млн. населения — 1,5 млн., то уже через 10 лет Германия осталась далеко позади: к этому времени там в управлении было занято 20 чел. на 1000 населения, а в СССР — 33.
Если Российская империя занимала по этому показателю последнее место среди европейских стран, то СССР уверенно вышел на первое. Причем если в России с середины XIX до начала XX в. число чиновников на 1000 чел. населения оставалось примерно одинаковым (за вторую половину XIX в. даже снизившись), то в советские годы оно постоянно возрастало (составляя в 1928 г. — 6,9, в 1940 — 9,5, в 1950 — 10,2, и только в «перестройку» в 1987 г. снизилось до 8,7), превышая по этому показателю Российскую империю в 8–10 раз.
В России монархическая власть в силу территориальных и исторических особенностей носила в целом более авторитарный характер, но не выходила за рамки традиционного европейского абсолютизма. Роль государства была вполне сопоставима с большинством европейских стран. Рассуждения о её в России уникальной всеохватности порождены элементарным незнанием реалий. Тем более не претендовало российское государство на ведущую роль в экономике, государственный сектор здесь был меньшим, чем в любой современной западной стране, так что говорить о каком-то «огосударствлении производительных сил страны» (чем грешили в 80–90-е годы некоторые властители дум, договариваясь до того, что в России чуть ли не было частной собственности на землю) вовсе неуместно.
....
Существует, кстати, распространенное заблуждение будто офицерский корпус после 1917 г. «разделился» и половина перешла на сторону большевиков, вплоть до того, что у красных их было чуть ли не больше, чем у белых (причем не только в национал-большевистской публицистике, где фантастика подобного рода является краеугольным камнем самого учения, но и у лиц, большевикам не сочувствующих, и в школьных учебниках).
...Так что на самом деле большевикам досталось менее 20% всего офицерства. Причем в это число входят и все сбежавшие при первой возможности к белым, и расстрелянные самими большевиками за реальные и мнимые заговоры. Что же касается кадрового офицерского состава, то из такового ещё меньше (что-то около 10%). Цифра в несколько сот бывших у красных генералов и более тысячи полковников и подполковников (опять же включая всех бежавших и расстрелянных) может впечатлять только тех, кто не представляет, что генералов к концу 1917 г. насчитывалось не менее 3,5 тыс., а штаб-офицеров (полковников и подполковников) — более 15 тыс. (только на белом Юге служило 75% всех старших офицеров).
Волков Сергей, Почему РФ не Россия.
Всех «приказных людей» в середине XVII века насчитывалось 1,6 тыс., в конце этого столетия — около 4,7 тыс. чел., тогда как в Англии в начале XVIII века при вчетверо меньшем населении — 10 тысяч. В середине XVIII в. в России всех ранговых гражданских чиновников было всего 2051 (с канцеляристами 5379), в 1796 г. — 15,5 тыс. (с канцеляристами — 21,3 тыс.), в 1804 г. — 13,2 тыс., в 1847 г. — 61 548 чел., в 1857 г. — 86 066 (плюс 32 073 канцеляриста), в 1880 г. — вместе с канцеляристами 129 тыс., в 1897 г. — 101 513 (с канцеляристами — 144,5), в 1913 г. — вместе с канцеляристами 252,9 тыс. Таким образом, эта группа составляла лишь доли процента в населении страны. На 1 000 чел. населения в конце XVII в. приходилось 0,4 чиновника, в XVIII в. — 0,6, в 1857 г. — 2,0, в 1880 г. — 1,4, в 1897 г. — 1,2 и в 1913 г. — 1,6.
Между тем во Франции уже в середине XIX в. чиновников было 0,5 млн., в Англии к 1914 г. (при втрое-вчетверо меньшем населении) — 779 тыс., в США в 1900 г. (при в 1,5 раза меньшем населении) — 1275 тыс., наконец, в Германии в 1918 г. (при в 2,5 раза меньшем населении) — 1,5 млн. С учетом численности населения в России на душу населения приходилось в несколько раз меньше чиновников, чем в любой европейской стране.
Численность офицеров была ещё меньшей: в начале XVIII в. она составляла чуть более 2 тыс., в середине XVIII в. — около 9 тыс., в начале XIX в. 12–15 тыс., во второй четверти XIX в. — 24–30, затем — 30–40 тыс., в начале XX — 40–50 тыс. Военных и морских чиновников в XVIII–XIX насчитывалось 1,5–2 тыс., к 1825 г. — 5–6, в середине XIX в. — 8–9, во второй половине века — свыше 10, в начале XX в. — 12–13 тыс.
В этом случае, как и в других, хорошо знакомые реалии советского режима переносятся в прошлое, создавая впечатление «преемственности традиций» абсолютно разных по своей природе государственных организмов. Вот после 1917 г. установление тотального контроля социалистического государства над всеми сферами жизни мгновенно привело к невиданному разрастанию административно-управленческого слоя. В конце 1919 г., несмотря на отпадение огромных территорий с многомиллионным населением — только в 33 губерниях европейской России насчитывалось 2360 тыс. средних и высших госслужащих (т.е. без курьеров, швейцаров и т.д.).
Даже при НЭПе перепись 1923 г. зафиксировала только в городах, без сельской местности, 1836 тыс. служащих. С 1925 по 1928 г. их число увеличилось с 1854,6 до 2230,2 тыс. чел. Если до 1917 г. в России на 167 млн. населения приходилось менее 0,6 млн. госслужащих, а в Германии на 67,8 млн. населения — 1,5 млн., то уже через 10 лет Германия осталась далеко позади: к этому времени там в управлении было занято 20 чел. на 1000 населения, а в СССР — 33.
Если Российская империя занимала по этому показателю последнее место среди европейских стран, то СССР уверенно вышел на первое. Причем если в России с середины XIX до начала XX в. число чиновников на 1000 чел. населения оставалось примерно одинаковым (за вторую половину XIX в. даже снизившись), то в советские годы оно постоянно возрастало (составляя в 1928 г. — 6,9, в 1940 — 9,5, в 1950 — 10,2, и только в «перестройку» в 1987 г. снизилось до 8,7), превышая по этому показателю Российскую империю в 8–10 раз.
В России монархическая власть в силу территориальных и исторических особенностей носила в целом более авторитарный характер, но не выходила за рамки традиционного европейского абсолютизма. Роль государства была вполне сопоставима с большинством европейских стран. Рассуждения о её в России уникальной всеохватности порождены элементарным незнанием реалий. Тем более не претендовало российское государство на ведущую роль в экономике, государственный сектор здесь был меньшим, чем в любой современной западной стране, так что говорить о каком-то «огосударствлении производительных сил страны» (чем грешили в 80–90-е годы некоторые властители дум, договариваясь до того, что в России чуть ли не было частной собственности на землю) вовсе неуместно.
....
Существует, кстати, распространенное заблуждение будто офицерский корпус после 1917 г. «разделился» и половина перешла на сторону большевиков, вплоть до того, что у красных их было чуть ли не больше, чем у белых (причем не только в национал-большевистской публицистике, где фантастика подобного рода является краеугольным камнем самого учения, но и у лиц, большевикам не сочувствующих, и в школьных учебниках).
...Так что на самом деле большевикам досталось менее 20% всего офицерства. Причем в это число входят и все сбежавшие при первой возможности к белым, и расстрелянные самими большевиками за реальные и мнимые заговоры. Что же касается кадрового офицерского состава, то из такового ещё меньше (что-то около 10%). Цифра в несколько сот бывших у красных генералов и более тысячи полковников и подполковников (опять же включая всех бежавших и расстрелянных) может впечатлять только тех, кто не представляет, что генералов к концу 1917 г. насчитывалось не менее 3,5 тыс., а штаб-офицеров (полковников и подполковников) — более 15 тыс. (только на белом Юге служило 75% всех старших офицеров).
Волков Сергей, Почему РФ не Россия.