Брат мой женился, когда мне было 10 лет, а ему самому было всего 17. Очень быстро родились дети - Полина и Вовка, мои племянники. Жили они от нас отдельно, в квартире жены. Не все было гладко, но ничего из ряда вон выходящего, как многие - поругались - помирились. Не более. С женой его я была в хороших, я бы даже сказала, дружеских отношениях, хоть она и была меня старше на 7 лет. Я знала, что она изменяет моему брату, однажды попала с ней в ситуацию, где сама чуть не вляпалась в их «развлечения», но относилась к этому спокойно, даже забавляло меня это, поскольку возраст такой, да и интересно мне это все было, как нечто новое.
Четыре года они прожили. И вот, в какой-то момент поселился у них дома некий Боря. Он был украинец, прописки, жилья и денег у него здесь не было. Но на правах друга семьи он остался жить у Лени (брата) и жены его. Естественно Люда была благополучно совращена (или он совращен Людой, это неважно) и в какой-то момент Ленька об этом узнал. Как и что он узнал - неизвестно, поскольку он очень был скрытный, тихий, молчун. Все в себе. Но все же приехал к маме нашей и просил совета. Мама была в шоке и в сердцах назвала Людку то ли шлюхой, то ли шалавой, на что он сказал: «Она не шлюха. Она моя жена». Любил. Плакал у мамы на кухне. Мама говорит, что если Леня плачет, то другой человек уже повесился бы. Он не проявлял эмоций почти никогда, с самого детства.
Поговорили, уехал домой. А через день приехала я из деревни. Домой зашла, а навстречу мама кидается с криком «Леня в морге». До меня не сразу дошло даже, что она говорит, настолько это абсурдно слышать, что мой брат в морге.
Оказалось, что кто-то позвонил нам домой, како-то мужчина, и сказал именно эту фразу. Мама от неожиданности бросила трубку. Поэтому кто звонил - неизвестно. Люда нам так и не позвонила. Я не согласна. Как бы ты ни чувствовала себя виноватой, стоило позвонить самой, и не на второй день после смерти мужа.
Они сидели втроем выясняли, что делать дальше, выпивали. Мама позвонила в этот момент, Ленька сказал, что, мол, разговариваем, все хорошо. И через час выпал из окна. Мы это узнали на следующий день.
Суд или что-то там постановил, что это было самоубийство. Мама не верила. Он кричал, когда падал. И не настолько был пьян, чтобы выпасть с застекленного балкона. Хотя кто знает, они же парни, он с друзьями часто подшучивали друг над другом, садясь на эти окна, болтая на улицу ногами. Седьмой этаж. Самоубийц не отпевают, но мама долго ходила по каким-то инстанциям и получила разрешение. Значит, поверили те, кто это решает, что это не самоубийство.
Люда с детьми уехала в деревню, куда к тому времени перебрались из города ее родители. Мама моя каким-то образом нашла телефон Бориной матери на Украине, звонила ей туда и кричала, что ее сын убийца и так далее, и смеялась в трубку ужасающим смехом. Она считала, что это было убийство, что или скинули, или просто подтолкнули в нужный момент, но Леня не сам вышел из окна. Она хотела приложить все усилия к тому, чтобы расстроить жизнь Люды с этим Борей. В принципе, у нее почти получилось. Про это после.
Людка так и не появилась на похоронах. Она позвонила спустя какое-то большое количество времени. Плакала в трубку и просила простить, не озвучивая, за что простить. Мама и не спрашивала. Люда сказала, что ходила в церковь, исповедовалась, но батюшка выгнал ее из церкви. Я уж не знаю, насколько в праве батюшка выгнать человека из церкви, но даже если и вправе, то что же надо было рассказать на исповеди, чтобы такое произошло.
С тех пор они не общаются. Через какое-то время наладили контакт с родителями Люды, чтобы общаться с детьми. И не более того.
Мама тогда начала пить. У нас дома были дикие пьянки вперемешку со столь же дикими рыданиями. Мне было 14 лет. Я все понимала, но у меня не получалось быть сильной. И я не знала, что я могу сделать, чем помочь. Помочь было нечем. Поэтому я тратила остаток сил на то, чтобы поставить стену, не спятить самой. Затыкала уши, чтобы не слышать пьяные обсуждения Люды, Лени и прочего, не слышать маминых ночных криков: это было чудовищно, она лежала и в голос рыдала и кричала «Леня, Леня!» Звала его. Ну чем я могла помочь? Ну чем?
Она тогда перестала работать учительницей, уже примерно год как не работала в школе, и пошла работать флористом - продавцоам на цветы (руки у нее на месте, она мастерица, да и голова светлая всегда была). Я каждый день после учебы к ней в гости приходила в павильон, еды приносила, прибрать помогала. В праздники, когда народ валит за цветами, торговала вместе с ней. Короче, в работу вникла. А пить она стала беспробудно, трезвой не была. Я приходила к ней на работу вечером, дорабатывала за нее, считала, сдавала смену, потому что она была невменяема. Сидела на стуле, у нее текли слюни на пол, и смотрела в одну точку. Не увольняли ее потому, что отношения там у всех дружеские были, ее «коллеги» и начальство пили вместе с ней частенько.
Пила таким образом она год примерно, или побольше. Все время плакала. Я тогда разучилась плакать при людях. И слово «плакать» не могла говорить. Это было то же самое, что очень приличной девочке сказать слово «срать» или «оргазм», короче очень неприличное. До сих пор несколько неловко это слово произносить.
Послепенно она пришла к выводу, что надо подшиваться. Тогда же она познакомилась с Толиком, моим отчимом, они поженились, когда мне было 15 лет. Он всячески ее вытаскивал из этого пьянства, потому что пить она начала с горя, а потом, как по замкнутому кругу, горе обострялось из-за выпитого.
Одним словом, она подшилась, но много раз срывалась, запивала, это было очень тяжело и для нее и для меня. Из роддома они с Толиком меня встречали оба пьяные. Короче, «радостей» подобного плана было множество. Поэтому я очень боюсь водки. Да и сама не раз ощущала, что если начинаю регулярно выпивать, то меня тянет все больше. Склонность к алкоголизму, что ли. Да и дед мой по отцу попивал, да и мамин отец пил внятно, но оба тихие были, когда пили. А мама моя была буйная. Очень агрессивная, скандальная. Она и так-то по жизни очень вспыльчива, эмоциональна была, не подарок. А пьяная - в пять раз тяжелее.
В какой-то момент, когда мама в очередной раз была в «подшивке», мы с какой-то радости поехали к детям Лени в деревню под Москвой. Ехали без предупреждения. Впервые. По адресу нашли дом. А там уже не двое детей, а трое, третьему год с копейкой, он ногами бегает, а лицо - Борино. Людки не было. Потом Боря отсидел в тюрьме, а мать Люды рассказала как-то, что он грозился ей, что в живых ее не будет, и говорила, что мама была права, причастен он к Лёниной смерти. После Боря исчез вовсе.
Сейчас мама не пьет. Ей просто не позволяет здоровье. Недавно попробовала развязать, но так же быстро и завязала, потому что, говорит, только хуже становится.