Волшебность «Розового свина» находится на той грани с неволшебностью, от которой становится не по себе в тех редких историях, где такое случается.

«Лишние» детали, которые, как будто, «только мешают и легко вырезаются из сюжета» (как ненужная, вроде бы, мистика в первой части «Сердец в Атлантиде» Кинга, «Низкие люди в жёлтых плащах»). Неоконченные Грамотно оборванные сюжетные линии. Занимательная непростота отношений.

Однако главным для меня в «Свине» стала идея мира, обладающего той тонкой степенью ирреальности, что напомнила мне континуум Гернсбека (кто не читал этот рассказ Гибсона — немедленно и обязательно). (Я не был силён в истории в школе/университете. Впрочем, это всё равно была не такая история, которая, надеюсь увлечёт меня тогда, когда я созрею для неё — не точной, но точечной. Когда мне будет интересно изучение и сбор информации о конкретных событиях/мирах/личностях. Это я к чему — если бы я больше знал о Европе тридцатых годов, смотреть было бы ещё интересней.) Хаяо Миядзаки удалось создать мир — мир пиратов и героев на гидросамолётах, положенный в тридцатые годы XX века, — этот «континуум Порко Россо» — который ещё ближе к реальности (при этом нерушимо стоя на грани между), чем его гернсбековский собрат.

А казалось бы, тоньше и прозрачней эта грань быть не может.