В прочем, юношу совершенно не смущало такое уединение. Отложив ненадолго осмотр неба, он встал со скамьи и направился к центру площади, туда где возвышался памятник одному из культов человечества. Величественная фигура на трёхметровом постаменте уверительно показывала правой рукой «дорогу к светлому будущему», а левой как будто додавливала где-то за пазухой следы кровавого террора из прошлого этой страны. По крайней мере, так подумал демиург, безразлично усмехнувшись лицом, но оживившись печальными глазами.
Его губы слегка дрогнули, и в тот же миг по замершей площади разнёсся неспешный и хрипловатый голос демиурга: «И всё-таки по-своему чудовищны эти нормы советских скульпторов. Монументальность и иконоподобность с жёстким подчинением идеологии и обожествлением очередного лидера... И сколько людей.. самых разных людей так было запечатлено? Но индивидуальность каждого из них затёрта гранитом и стальными каркасами: все они на одно лицо.. уверенное, властное и мертвенное в своей показной «высшей и недоступной мудрости» лицо. Скажи мне, разве подобное «творчество» не порочит самой сути искусства?»
Едва слова юноши покинули холодный воздух площади, за спиной раздался голос, знакомый ему будто вечность. Голос одновременно был по-детски наивен и радостен, по-девичьи нежен и вольнолюбив, по-женски заботлив и спокоен, пронизан старушечьей мудростью и светлой грустью. Теми же оттенками красок жизни можно описать и сущность его владелицы. Однако сейчас в звуках речи ярче всего угадывались добродушная насмешливость и особая ласковость, которая возникает при встрече старых друзей: «А почему ты решил, что одно из проявлений может «опорочить» всё дело, Барном? Ведь искусство – вовсе не единый организм, подчинённый центральному разуму.. Оно включает огромное количество направлений, развивающихся по собственным законам и динамике. А у зарождения и становления каждого из этих направлений есть свои причины. Скажи мне, в чём принципиальная разница между Шекспиром - вечно-влюблённым поэтом чувства и красоты и каким-нибудь просоветским поэтом? Первый восхищался, стремился понять и донести до других суть любви, а другой точно так же пропускал через свои разум и сердце идеи всеобщего равенства, не желая видеть ужас прошлого и неопределённость настоящего при воплощении этих идей (но ведь и влюблённые в человека под час делают всё, чтобы не разочароваться в нём). Как можно сравнивать или осуждать влюблённых людей? Даже если один влюблён в человека, а другой в идею?»
Демиург, до этого момента неотрывно всматривающийся в лицо статуи, обернулся вальяжно, но легко. Редкая для него широкая и радостная улыбка, возникла на посветлевшем лице. Чистый и тёплый взгляд привычно проскользнул по телу девушки и остановился на её глазах, цвет которых непрестанно менялся от тёмно-карего до светло-голубого, от золотисто-жёлтого до изумрудно-зелёного... Казалось, цвета сменялись, с лёгкостью поддаваясь даже самым незаметным потокам дыхания жизни в этом высоком и в то же время по-особенному хрупком создании. Промолчав с минуту, он ответил.
-Да, пожалуй ты права. Сейчас я втиснул своё отрицательное и бескомпромиссное отношение к осуществлению идеи «Союз Социалистических Республик» в рамки спора о созданной в нём культуре. А рассматривать и обсуждать нужно шире.
-«Мысль высказанная есть ложь» - ответила с хитро-беспечной улыбкой девушка. – Тогда зачем обсуждать что-либо или даже просто формулировать?
-Нет. Эта мысль просто становится относительной истиной. То есть обретает границы, в которых знания остаются истинными. Но вовсе не обязательно, что до перевода мысли в слова… эта самая мысль была абсолютной, и подобных границ не существовало, – демиург метнул пальцами тлеющий окурок к мраморному постаменту и продолжил. – Вечно ты зачем-то пытаешься сбить ровный путь мысли… Зачем?
-Раз ты сбиваешься, то тема не имеет для тебя принципиального значения и равна новому предмету спора. А если ты не выделяешь главного или считаешь таковым всё, то действительно важное исчезает, – немного склонив голову вперёд, девушка оправила тёмно-русые волосы, - Но видимо этот пласт истории важен для тебя… И потому продолжай.
-Начало двадцатого века в России было страшным временем. Униженный и озлобленный двухсотлетним гнётом народ задыхался в беспросветной нищете. Он чувствовал себя обманутым царями, которые будто бы даровали ему свободу в 1861 году. Но что это была за свобода? Государство лишь дало людям денег в долг на 50 лет для выкупа у помещиков. А за счёт процентов взыскало с них сумму в 4 раза больше, чем был размер ссуды. Но землю, землю оно им так и не предоставило! Помещики всё так же классическими барщиной да оброком эксплуатировали крестьян. Да, в 1910 году государство испугалось назревающих волнений и решило разрядить обстановку – оно «простило» крестьянам остатки долга. Но русский мужик хоть и редко умел сберечь деньги… однако исправно и точно считал, на сколько его обманули, – переведя дух демиург продолжил. – А две войны? Сколько стоили Русско-Японская и Первая Мировая войны жителям Российской Империи? И ведь первую в 1904 году Россия развязала сама. Бездарная «политическая элита» у престола надоумила слабого и фанатично-преданного идее сохранения абсолютизма Царя начать «маленькую победоносную войну с Японией». И это при технически-отсталом вооружении и бездарных военноначальниках! А результат? Безоговорочное поражение России, национальный позор. И сколько ещё было подобных промахов у власти?
Девушка слушала, повернув голову в сторону и наблюдая за листом, который вбивали в бордюр потоки мутной воды. Резко посмотрев на демиурга она ответила подрагивающим от раздражения голоса:
-Ты говоришь так, как будто этот народ – невинный и неразумный ребёнок, за которым нужен постоянный уход, потому что сам он недееспособен.
-Нет, это не так. Но русский народ, как и любой другой, инертен и терпелив. Однако крайне опрометчиво испытывать на прочность его милость – он взрывается. Взрывается не общей своей массой, а лишь экстремистскими прослойками: любые идеи и действия, отвергающие осточертевшие порядки становятся допустимыми. С молчаливого согласия народа прошли 2 и 3 русские революции. Люди просто хотели другой жизни. И вина царя в том, что он не попытался хотя бы приблизить её, а допустил разгул терроризма и антимонархических движений. А потом… потом советская власть совершала десятки тысяч преступлений против своего народа. Это только в первые послереволюционные годы. Оно дало крестьянам иллюзию справедливости, расправляясь с предметами зависти простого мужика – «кулаками». Оно с фанатичным упорством поддерживало гражданскую войну во время которой чуть ли не каждая держава мира произвела военную экспансию приграничных районов России. А в последующие годы? В России правители редко считались с жизнями простых людей. Но так как в 20-40-ые года ещё ни разу не распоясывались. Просто тогда, в 1917 году был нарушен естественный ход истории – Россия встала на экспериментальные рельсы марксистского коммунизма, подточенные и сбитые всей предыдущей историей страны. – Барном откашлялся и под задумчивым взглядом старой знакомой вернулся на скамейку.
- Так ли уж случайно произошёл этот переход к коммунизму? Да и сколько раз в истории случались подобные сбои? Почему тебя взволновал именно этот… случай?
- Потому что вопреки нашим правилам этот я пытался предотвратить. Тише, не разъяряйся раньше времени. Я не использовал сил кроме разговоров, чтобы как-то повернуть историю в другое русло… Я проводил много времени с каждым, кто во главе революционных движений мог повлиять на историю России: лидеры всех ячеек СРов, большевиков и других организаций… До каждого я пытался донести идеи эволюционного развития цивилизаций, реформаторства и инноваций в сферах общественной жизни. Каждого я пытался убедить в разрушительности перелома. Но эти люди слепо верили в свои идеи. Они были лишь детьми времени – любое событие, любое знание они трактовали в пользу своих идей. Даже знания о нас… они привели как подтверждение первенства материальной составляющей в жизни. В прочем… «Для однажды голодавшего главнейшим в жизни всегда будет кусок хлеба».. Так или иначе это показало, что доводы разума не всегда пробиваются даже к самым думающим людям – слишком сильны бывают их убеждения и желания, порождаемые этими убеждениями… - демиург снова закурил.
Девушка села рядом с ним и приобняв за шею кротко шепнула: «Люди должны жить собственными путями. Мы только не должны допустить исчезновения всего человечества – не более. А остальное даже нам, наверное, и неподвластно» Устало кивнув, демиург посмотрел в глаза спутницы, которые замерли и горели теперь тусклым серым цветом. Через несколько минут он ответил: «Откуда ты знаешь это имя.. Барном» Усмехнувшись девушка передала демиургу потрёпанный свиток, испещренный иероглифами: «Ты всегда любил поговорить с людьми. А ещё рассказать о себе и мире. И некоторые из этих людей даже верили тебе. Ну или записывали твои слова… Так, кажется с профилактическим восстановлением баланса природы закончили. Побудем так ещё немного и вернём людей обратно. А ты почитай, почитай.. что пишут о нас, демиургах, люди».