Кофе

21-07-2017 21:36 28-31 марта 1917

28 марта

Большевики обращаются к немецким рабочим с приглашением свергать кайзера.
Это при том, что сами большевики никого не свергали, по большему счёту.
На что они вообще надеялись?

Ленин очень хорошо понимает, что если при переправке в Россию ему будет помогать Германия - это сразу же будет использовано против него по приезду. Впрочем, слухи по поводу того. что он дескать немецкий шпион - всё равно будут подняты:
"Берлинское разрешение для меня неприемлемо. Или швейцарское правительство получит вагон до Копенгагена или русское договорится об обмене всех эмигрантов на интернированных немцев."

Шляпников
"Каменев, Сталин и Муранов решили овладеть «Правдой» и повести ее на «свой» лад. Тов. Сталин действовал на правах члена ЦК; т. Каменев в качестве «члена Центрального органа» совместно с депутатом Гос. Думы т. Мурановым произвели редакционный переворот в «Правде», войдя в состав редакции, назначенный Бюро ЦК по соглашению с Петерб. Комитетом. Этот «редакционный переворот» имел под собой глубокие принципиальные расхождения.
Заседание Бюро ЦК совместно с представителями Пет. Комитета и прибывшими товарищами состоялось после обеда. Собирались в помещении редакции «Правды», на Мойке, 32. Заседания были весьма бурные. Приехавшие не могли защитить ни своего поведения по отношению к организации, ни — еще менее — своей позиции. В процессе обсуждения тт. Сталин и Муранов отказались от позиции, занятой т. Каменевым. После длительных и горячих прений была принята резолюция, осуждавшая политическую позицию приехавших товарищей, а также их поведение по отношению к нашей газете «Правда». Тов. Каменев, подчинившись общему решению, занял в организации «умеренную позицию». Прежняя редакция была восстановлена при участии прибывших товарищей, и умеренное крыло помещало в ней свои статьи, иногда расходившиеся с общей линией Бюро ЦК. Но, несмотря на эти отступления, в общем «Правда» опять заняла почти прежнее направление, вызвав еще большую, чем ранее, травлю со стороны буржуазной и социал-шовинистической прессы."

Новое время
"По предложению министра народного просвещения Временное правительство принципиально признало возможным допустить в учебных заведениях Киевского учебного округа преподавание на украинском языке, при условии принятия мер к обозначению меньшинства учащихся. Таким образом, если в каком-либо учебном заведении Киевского учебного округа меньшинство учащихся окажется великороссами, то для них должно быть введено преподавание на русском языке; если же меньшинством где-либо окажутся украинцы, то для них должно быть введено отдельное преподавание на украинском языке."

Ленин
"Прошу сообщить мне по возможности подробно, во-1-х, согласно ли английское правительство пропустить в Россию меня и ряд членов нашей партии, РСДРП (Центральный Комитет), на следующих условиях:
(а) швейцарский социалист Фриц Платтен получает от английского правительства право провезти через Англию любое число лиц, независимо от их политического направления и от их взглядов на войну и мир; (б) Платтен один отвечает как за состав провозимых групп, так и за порядок, получая запираемый им, Platten'oм, вагон для проезда по Англии. В этот вагон никто не может входить без согласия Платтена. Вагон этот пользуется правом экстерриториальности; (в) из гавани в Англии Платтен везет группу пароходом любой нейтральной страны, получая право известить все страны о времени отхода этого специального парохода; (г) за проезд по железной дороге Платтен платит по тарифу, по числу занятых мест; (д) английское правительство обязуется не препятствовать нанятию и отплытию специального парохода русских политических эмигрантов и не задерживать парохода в Англии, давая возможность проехать быстрейшим путем.
Во-2-х, в случае согласия, какие гарантии исполнения этих условий даст Англия и не возражает ли она против опубликования этих условий. В случае телеграфного запроса в Лондон мы берем на себя расходы на телеграмму с оплаченным ответом."

Эренбург
"Конечно, ужасна исступленная толпа, которая громит город и убивает людей. Ужасен человек, от ненависти ослепший, способный уничтожить все. Ужасны гнев, злоба, безумие. Но в сто крат ужаснее жестокость холодного, трезвого ума, приказ за №, смертный приговор целой стране, вынесенный по соображениям стратегическим или дипломатическим. Я видел, что сделали немцы с Суасонэ и Пикардией перед тем, как очистить их. Это не разгул пьяной солдатчины, это не военная необходимость, это даже не варварство полководца. Это расчетливая работа конкурента. Когда-то воевали профессионалы, и целью войны было разбить армию противника. Теперь друг на друга пошли народы, надо уничтожить весь народ, опустошить его земли, разрушить его труды.
В течение двух лет германцы изводили население. Одних угнали на работы, других посадили в тюрьмы, третьих расстреляли. За что наказывали? Да вот, жители должны были извещать о каждом снесенном курицей яйце. Старая Луиза утаила яйцо — в комендатуру. Новые названия улиц — Поль забыл, сказал не «Гинденбургштрассе», а по-старому, «Рю де Леглиз», — в комендатуру. Ребята в школе запели «Марсельезу» — в комендатуру. Немцы ушли, но дети путали французский язык с немецким, взрослые кланялись в пояс, и все с мистическим трепетом повторяли: «комендатура», «комендатура».
Перед уходом немцы приказали жителям деревень переехать в города, а в городах собирали всех на окраинах. Специальные команды «поджигателей» на велосипедах ездили но стране, сжигая все по пути,— фабрики, поместья, фермы, дома. Целые города — Бапом, Шони, Нелль, Ам — и сотни деревень сожжены дотла. Взорван прекрасный замок Куси, лучшее наследие феодального периода. Сожжены церкви Бапома и Трасси, древние башни Ама. Кругом пустыня на пятьдесят верст в глубину.
За это отступление Гинденбург получил высочайшую благодарность. Вероятно, и поджигателям раздали кресты «за усердие». Проект умерщвления страны был хорошо разработан и тщательно приведен в исполнение.
В апрельское утро в Шольне глядел я на плодовый сад. Меня поразили нетронутые цветущие деревья; немцы знают, что эта провинция славится грушами и сливами; уходя, они не оставили ни одного плодового дерева — все срубили. А вот в Шольне у этих стен стояли рассаженные шпалерами нежные розовеющие груши. Я подошел ближе к стенам и увидел, что все деревья — более двухсот — подпилены в корню. Рядом со мною стояли солдаты из крестьян.
Один из них сказал:
— Сволочи! Зачем? Ведь сколько трудиться надо, чтоб это вырастить.
В его глазах были слезы не то обиды, не то злобы. Он никак не мог понять, что можно в одну минуту уничтожить труды долгих лет. Может быть, и тот, кто, исполняя приказ, уничтожал этот сад, был тоже крестьянин, и у него где-нибудь в Баварии цветут теперь такие же груши.
Гнев не знает границ, и если этот француз попадет когда-нибудь в его сад, он также будет рубить розовые хрупкие деревья."

29 марта

Известная балерина Кшесинская (к ней сватался весь двор):
"Немного опомнившись, я стала думать, к кому мне обратиться, чтобы искать защиты. Я решила напомнить о себе и, в первую очередь, обратиться к Карабчевскому. Как очень известный адвокат, он имел большие возможности, а кроме того, как мне говорили, он был в хороших отношениях с Керенским. Я вспомнила спектакль у него в доме и как он сказал мне: «Убейте кого-нибудь, я буду вас защищать, и вас оправдают». Я позвонила Карабчевскому по телефону в полной уверенности, что он мне поможет. Но результат получился совершенно неожиданный. Николай Платонович ответил мне, что я Кшесинская и что за Кшесинскую в такое время хлопотать неудобно, и потом продолжал в том же духе. Я не стала дальше его слушать, резко повесила трубку и подумала, что пословица верно говорит, что друзья познаются в беде."

Деникин
"Прислали наконец текст присяги «на верность службы Российскому государству». Идея верховной власти была выражена словами: «...Обязуюсь повиноваться Временному правительству, ныне возглавляющему российское государство, впредь до установления воли народа при посредстве Учредительного собрания».
Приведение войск к присяге повсюду прошло спокойно, но идиллических ожиданий начальников не оправдало: ни подъема, ни успокоения в смятенные умы не внесло. Могу отметить лишь два характерных эпизода. Командир одного из корпусов на Румынском фронте во время церемонии присяги умер от разрыва сердца. Граф Келлер заявил, что приводить к присяге свой корпус не станет, так как не понимает существа и юридического обоснования верховной власти Временного правительства; не понимает, как можно присягать повиноваться Львову, Керенскому и прочим определенным лицам, которые могут ведь быть удалены или оставить свои посты... Князь Репнин 20 века после судебной волокиты ушел на покой, и до самой смерти своей не одел машкеры..."

Протопопов
"После 12 ч. просил отворить форточку; дух грустный, хотя спал часа 4-5. Вещи, привезенные Ольгою, мне не отдали еще. Просил зайти доктора. До сего времени, 4-й день, не получаю supposit, butur, cacao. У меня сделался herpes. Лечу его чаем. Был доктор — обещал лекарство от herpes’а. Вечером принесли вещи, что Ольга принесла. Чай, сахар, булки суш ., масло и сыр. Расположение духа покойнее. В чем мой грех: против закона не грешен, а против всей своей жизни грешен, ибо сам не понял и меня не поняли. Я виноват, что ушел от Думы, а она виновата: без справедливости и жестко оттолкнула меня, когда я с открытой душою шел к ней; а в ней было мое спасение; был бы сохранен работник родине и счастливый человек."

Маннергейм прибывает на румынский фронт.

30 марта

Юсупов
"Меня освободили из ссылки, и мы возвращаемся в Петербург. Накануне отъезда отслужили в Ракитном молебен. В церковь стеклись крестьяне. Все плакали. «Как жить теперь будем? — твердили они. — Отняли у нас царя-батюшку!»
В Харькове мы сошли с поезда подкрепиться в привокзальном буфете. С трудом пробирались в сутолоке. Люди говорили друг другу «товарищ». Кто-то узнал меня, окликнул по имени. В толпе сделалось волненье. Нас окружили. Народ напирал со всех сторон, стало нечем дышать. Нас приветствовали. Военные вызволили нас и довели до буфета. Толпа за нами. Пришлось закрыть двери столовой. От меня требовали речей. Я отказался, сказав, что не умею говорить на публике."

Бунин
"Я приехал в Петербург, вышел из вагона, пошел по вокзалу: здесь, в Петербурге, как будто еще страшнее, чем в Москве, как будто еще больше народа, совершенно не знающего, что ему делать, и совершенно бессмысленно шатавшегося по всем вокзальным помещениям. Я вышел на крыльцо, чтобы взять извозчика: извозчик тоже не знал, что ему делать, — везти или не везти — и не знал, какую назначить цену.
— В «Европейскую», — сказал я.
Он подумал и ответил наугад:
— Двадцать целковых.
Цена была по тем временам еще совершенно нелепая. Но я согласился, сел и поехал — и не узнал Петербурга. В Москве жизни уже не было, хотя и шла со стороны новых властителей сумасшедшая по своей бестолковости и горячке имитация какого-то будто бы нового строя, нового чина и даже парада жизни. То же, но еще в превосходной степени, было и в Петербурге. Непрерывно шли совещания, заседания, митинги, один за другим издавались воззвания, декреты. Невский был затоплен серой толпой, солдатней в шинелях внакидку, неработающими рабочими, гулящей прислугой и всякими ярыгами, торговавшими с лотков и папиросами, и красными бантами, и похабными карточками, и сластями, и всем, чего просишь. А на тротуарах был сор, шелуха подсолнухов, а на мостовой лежал навозный лед, были горбы и ухабы. И на полпути извозчик неожиданно сказал мне то, что тогда говорили уже многие мужики с бородами:
— Теперь народ, как скотина без пастуха, все перегадит и самого себя погубит.
Я спросил:
— Так что же делать?
— Делать? — сказал он. — Делать теперь нечего. Теперь шабаш. Теперь правительства нету."

Карл Радек
"Как удивлен был германский посол, когда ему прочитали наши условия проезда через Германию. «Извините, — сказал германский посол, — кажется, не я прошу разрешения проезда через Россию, а господин Ульянов и другие просят у меня разрешения проехать через Германию. Это мы имеем право ставить условия». Но он тем не менее передал наши требования в Берлин."

Ленин
"Условия в Питере архитрудные. Патриоты-республиканцы напрягают все усилия. Нашу партию хотят залить помоями и грязью («дело» Черномазова — посылаю о нем документы) и т. д. и т. д. Доверять ни Чхеидзе и Ко, ни Суханову и пр. нельзя. Никакого сближения с другими партиями, ни с кем. Ни тени доверия и поддержки правительству Гучкова-Мил. и Ко. Непримиримая пропаганда интернационализма и борьба с республиканским шовинизмом всюду: и в прессе, и внутри Сов. Раб. Депутатов; организация нашей партии — в этом суть. Каменев должен понять, что на него ложится всемирно-историческая ответственность.
На сношение Питера с Стокгольмом не жалейте денег. Очень прошу, дор. тов., телеграфировать мне во всех отношениях. Надеюсь, помогут в этом и шведские друзья. Крепко жму руку."

Струве
"Резкость и жестокость Ленина психологически неразрывно связаны, и инстинктивно, и сознательно, с его неукротимым властолюбием. В таких случаях обыкновенно бывает трудно определить, что служит чему, властолюбие ли служит объективной цели или высшему идеалу, который человек ставит перед собой, или, наоборот, эта задача или этот идеал являются лишь средствами утоления ненасытной жажды власти.
Я только что охарактеризовал самую разительную черту в Ленине, открывшуюся мне с первой же нашей встречи. Это была жестокость в том самом общем философском смысле, в котором она может быть противопоставлена мягкости и терпимости к людям и ко всему человеческому, даже когда это неудобно или неприятно или даже отвратительно для нас лично. Ленин был абсолютно лишен всякого духа компромисса в том англо-саксонском моральном или социальном смысле, столь яркое выражение которого можно найти в знаменитом трактате Джона Морлей Оn Соmpromise.
В соответствии с преобладающей чертой в характере Ленина я сейчас же заметил, что его главной установкой — употребляя популярный ныне немецкий психологический термин (Einstellung) — была ненависть. Ленин увлекся учением Маркса прежде всего потому, что нашел в нем отклик на эту основную установку своего ума. Учение о классовой борьбе, беспощадной и радикальной, стремящейся к конечному уничтожению и истреблению врага, оказалось конгениально его эмоциональному отношению к окружающей действительности. Он ненавидел не только существующее самодержавие (царя) и бюрократию, не только беззаконие и произвол полиции, но и их антиподов — «либералов» и «буржуазию». В этой ненависти было что-то отталкивающее и страшное, ибо, коренясь в конкретных, я бы сказал даже животных эмоциях и отталкиваниях, она была в то же время отвлеченной и холодной, как самое существо Ленина."

Палеолог
"Самый опасный зародыш, заключающийся в Революции, развивается вот уже несколько дней с ужасающей быстротой. Финляндия, Лифляндия, Эстляндия, Польша, Литва, Украина, Грузия, Сибирь требуют для себя независимости или, по крайней мере, полной автономии. Что Россия обречена на федерализм, это вероятно. Она предназначена к этому беспредельностью своей территории, разнообразием населяющих ее рас, возрастающей сложностью ее интересов.
Но нынешнее движение гораздо более сепаратистское, чем областное, скорее сецесионистское, чем федералистское; оно стремится, ни больше ни меньше, как к национальному распаду. Да и Совет всеми силами способствует этому. Как не соблазниться неистовым и глупцам из Таврического дворца разрушить в несколько недель то, что исторически создано в течение десяти веков.
Французская Революция начала с объявления Республики единой неделимой. Этому принципу принесены были в жертву тысячи голов, и французское единство было спасено. Русская Революция берет лозунгом: Россия разъединенная и раздробленная..."

Кшесинская
"На мое счастье, ко мне заехал Владимир Пименович Крымов, издатель и редактор известного журнала «Столица и усадьба», мой старый друг, умный и талантливый писатель и журналист, искренний человек с определенными и непоколебимыми воззрениями. Узнав от меня, в каком я положении, он, ни минуты не колеблясь, продиктовал мне письмо на имя Керенского, и сейчас же вместе с ним мы поехали в Министерство юстиции отвезти письмо, указав мой точный адрес и номер телефона. Едва я успела вернуться домой, как Керенский позвонил ко мне по телефону.
Он был крайне любезен, обещал оградить меня от всяких неприятностей и дал мне номер своего личного телефона, с тем чтобы я немедленно звонила ему в какое угодно время дня и ночи, ежели его помощь была бы мне нужна. Я должна сознаться, что такое отношение Керенского ко мне меня глубоко тронуло: я его совершенно не знала и в глаза не видала, а он меня и подавно, и встретить такой любезный ответ, особенно после разговора с Карабчевским, не только меня тронуло, но и обрадовало, так как я почувствовала наконец почву под ногами."

31 марта

Урусов
"Речь германского канцлера, в которой он говорит, что теперь ничто не мешает договориться с русским народом, который хочет, подобно Германии, мира и справедливости. По этому поводу много разговоров — если вспыхнет в Германии революция, то, конечно, ничто не удержит Россию от заключения мира преждевременного по отношению к достижению своих национальных и экономических задач, о которых распоряжающийся теперь народ понятия не имеет и иметь не желает.
Завтра открывается американский конгресс — в сущности, Америка считает себя в войне с Германией, но объявить об этом может не президент, а только конгресс."

Сталин
"Можно опасаться, что Временное правительство, запуганное размахом революции и проникнутое империалистическими тенденциями, может послужить при известной политической конъюнктуре «законным» щитом и прикрытием организующейся контрреволюции. Поэтому ни в коем случае не следует оттягивать созыв Учредительного собрания. Ввиду этого необходим возможно скорый созыв Учредительного собрания, единственно авторитетного для всех слоев общества учреждения, могущего увенчать дело революции и тем обрезать крылья подымающейся контрреволюции."

[ -100 ]

•

закладки:

цитатник:

дневник:

местожительство: