Проблеск. Звон...

Темно в комнате. Ночь на дворе или вечер не понять, темнеет зимой рано. Светят в окно фонари, тихо посапывает человек на кровати. А снится ему...

... давно уже Ежи Палечек почитал себя несчастным человеком. Во-первых, он был вором. А во-вторых - вором неудачливым. Вот и сейчас, находясь в доме зацного пана Каховского, он лихорадочно соображал, что взять. "И угораздило же меня влезть в эту залу!" – мрачно думал Ежи. И действительно, в самой зале не было практически ничего, что можно было бы пронести по улице незаметно, стены были увешаны гобеленами, и кроме них здесь находился только небольшой столик, укрытый парчой. На столике, под стеклом, лежала золотая безделушка с рубином. Двери, ведущие из зала, были заперты.
"Ну, не пустым же уходить..." – растерянно протянул Ежи, захватил безделушку и вылез в окно.
Много позже, выйдя за пределы Плоцка, небольшого городка, который он собирался покинуть, вор сел перекусить на небольшой полянке. А заодно оценить свою добычу. Безделушка при ближайшем рассмотрении оказалась золотым амулетом. Грязноватым и старым, ну, да и такой сойдет, злотых за двадцать загнать можно... По краю амулета шла какая-то непонятная надпись на латыни. Но самым странным оказался камень. Рубин был не чистым, а дымчатым, и, по всей видимости, порченным, а то и вовсе поддельным. Разочаровавшись в камне, Ежи попытался выковырять его ножом.
- Не стоит этого делать, пан Палечек! – раздался голос сзади.
- А, кто здесь? – подскочил испуганно Ежи.
За ним стоял пан в расшитом серебряной канителью, иссиня-черном камзоле. Увидев страх на лице Ежи, пан улыбнулся.
- Пан Палечек, не стоит меня бояться, я всего лишь... скажем, человек интересу*. Я, видите ли, раб этого амулета. Вацлав, если вам приятнее звать меня по имени. Триста лет назад я был заточен в этом амулете одним из здешних чародеев, по ошибке принявшего меня за демона искушения. Но это не самая интересная история, поверьте мне. Главное в другом – я могу исполнить одно ваше желание, если вы меня освободите. Любое, пан Палечек! Все, что вы захотите – силу, власть, деньги, любовь...
- Только что-то одно? – недоверчиво спросил Ежи. – А почему не три?
- Ну мы же не в сказке! – грустно засмеялся Вацлав. – Только одно, зато – точно.
- Я... Я должен подумать. – Ежи уже смотрел на демона как хозяин положения, – Да, я подумаю, а ты не мешай.
- Думайте, пан Палечек, но не ошибитесь в своем выборе... а когда надумаете, просто постучите по рубину, и я появлюсь снова... – Вацлав улыбнулся тонкими губами и исчез.
Ежи думал. Ох, и многое же ему думалось! Желания обуревали, текли широкой рекой, хотелось многого. Это и смущало, ведь стоило пожелать денег, тогда не факт, что удалось бы жениться на Марьяне – панночке из славного городка Грифице, откуда был родом и сам Ежи. Выбери он любовь – тогда откуда возьмутся деньги? Или, может власть? Но зачем она нужна вообще? И вот он нашел, как показалось, лучшее решение – попробовать добиться чего-нибудь самому, а что не получится, затребовать у Вацлава. Уж если он ждал триста лет, то что с него станет подождать еще годик?
С этой мыслью Ежи отправился в Грифице. Там нашлись старые друзья, которые дали взаймы денег, и Ежи открыл ювелирную лавку, благо в украшениях он разбирался, да и руки, как оказалось, росли откуда надо, и дело потихоньку пошло. Бывали, конечно, моменты, когда хотелось бросить все, ударить по рубину, и сказать всего несколько слов... но Ежи только шипел себе "не сейчас, я должен справиться, а Вацлав поможет в действительно трудном случае", и понемногу все проходило. За несколько лет Ежи стал уважаемым паном в городе. И к нему обращались не "Ежи", как раньше, а исключительно "пан Палечек", а то и "зацный пан". Марьяна с радостью согласилась выйти за него, как оказалось, она ждала его те несколько лет, что он провел вором. Еще через четыре года Ежи, как уважаемого человека, выбрали в городской совет, хотя он не особенно к этому и стремился. У него уже был крупный дом, в котором он распорядился устроить залу, завешанную гобеленами и с одним единственным столом, покрытым парчой, на котором лежал амулет, прикрытый стеклом. Говаривали, что пан Палечек часто приходил в залу и смотрел на этот амулет, шепча "не сейчас", но на все вопросы при этом отвечал, смеясь: "Это мое искушение".
А однажды окно в залу открылось, и тут...

... и тут прозвенел будильник. Шут проснулся и потянулся в кровати. Зевнул. И посмотрел на стол, на котором лежал золотистый амулет, с красным камнем посередине. А потом пошел чистить зубы...



---------------------------
Человек интересу* (польск. człowiek interesu) – делец.

Как вы говорите, Киля? "Насиб"?



Притчеобразное.

За амбаром, в маленькой норке, жила мышь. Тихо себе жила, никого не трогала, а то, что зерно таскает - так это ерунда. Ан всем жить-то хочется. Мышь жила одна, уж больно храброй была - остальные боялись. Потому как амбар должна была охранять кошка. И охраняла.
Кошка знала, где и как живет мышь. Поймать мышь ей не удавалось. Зато они часто разговаривали: кошка сидела перед норкой и задавала разные вопросы, а мышь изнутри отвечала.
В один день мышь пожаловалась кошке на то, что она одинока.
- Как же так, почему я одна? Ведь я - стайный зверек... Я так одинока!
- Мьрха! - усмехнулась кошка. - Ты не можешь знать, что такое одиночество. Истинные знатоки и ценители одинокой жизни - мы, кошки. Мы гуляем сами по себе. Вы, неудачники, говорите, что у кошек черно-белое зрение. Это так. Зато мы различаем множество других оттенков. Мы знаем, что одиночество может быть очень разным. Мы смакуем каждую его секунду, кажд...
- И какое же оно бывает? - перебила любопытная мышь.
- Разным. - сверкнула недовольно глазом кошка. - Есть много разных вкусов одиночества. Мое любимое - Одиночество размышления. Миг, когда ты остаешься наедине с собой, гуляя по ночи, лунная дорожка стелется тебе под подушечки лап, ты едина с миром и весь мир - в тебе, в этот миг понимаешь многие истины, банальные ли, вычурные ли, но - истины. Вы, мыши, никогда не почувствуете это. Есть Одиночество толпы. Миг отчуждения, когда ты находишься среди своих сородичей, но понимаешь, что ты - изгой, не принятый в семью, ты - не такой как все, остальные - плоские, твердые, неживые...
- О, я знаю это чувство, со мной было пару раз! - похвасталась мышь.
- Ты будешь слушать, или нет? - зашипела кошка. - Да, такое одиночество вы, мыши можете почувствовать. Иногда... Но есть и другое - Одиночество разлуки. Вечность, когда ты вдали от любимых, от тех, с кем страстно желаешь быть, бездна жалости к себе затопляет тебя, хочется выть, рвать все в клочья или свернуться комочком...
Мышь выглянула из норки, она хотела посмотреть на кошку в этот миг, забыв о привычной осторожности.
- Ты понимаешь меньа-а!.. - успела только пискнуть мышь, повиснув в когтях кошки.
-Мням... - улыбнулась кошка. - Конечно, понимаю... Вы, мыши, так любите это одиночество, так страдаете... Я избавлю тебя от этого...
Позже, лежа на нагретом солнышком дворе, кошка играла с хвостом мышки, и разговаривала сама с собой...
- А есть и просто Одиночество кошки. Самодостаточность, возведенная в абсолют. Редкие встречи с подобными себе, общение с мышками, и - невозможность быть зависимым от другого. Кошки гуляют сами по себе. Кошки горды и независимы. И из всех вкусов мы предпочитаем терпкий букет одиночества. Вот такие мы, кошки!..
Кошка была довольна и счастлива. Кошка играла в пыли у амбара. Она совсем забыла, что амбар теперь пуст, в нем не живет теперь мышь. А значит, поговорить теперь будет не с кем...

Есть, говорят, на свете Счастье. А какое оно - никому то не ведомо. Каждый его по-своему представляет. Кто-то за птицу держит, цветов красочных, кто-то его в золоте видит, да во благах разных, а кто-то и вовсе считает понятием абстрактным, анализу не поддающимся.
Ну да мы не о том Счастье, а о другом совсем.


Давным-давно жил на свете маг. И было это так давно, что никто уже и не помнит не только, как его звали, но и даже был ли он добрый маг, или злой.
Много заклятий он придумал, еще больше прочел, а уж эликсиров сотворил, так и вовсе не сосчитать. И решил как-то он сделать главное заклятие своей жизни. А именно - счастье сотворить. Не день думал, и не два, и решил, что сделать счастье большим, таким, чтоб всем хватило сразу - не получится. А потому делать его надо маленьким, да шустрым, чтоб везде поспевало. И сделал. Получился у него небольшой такой клабушик. Забавный, лопоухий. А еще он умел становиться невидимкой. То ли задумано так было, то ли само получилось, сейчас и не понять, а спросить уже не у кого... Назвал же маг того клабушика Глюком. Может, он немцем был*. А может, свое что-то задумывал...
Ну да клабуш-то не шило, в карман не положишь, да в мешке не утаишь. И поползли по свету слухи, что, мол, такой-то маг счастье наколдовал. И мало его, счастья этого. На всех, мол, и не хватит.
И начали люди за счастьем охотиться, Глюка ловить, значит. Год ловили, два... А там и пару столетий набежало. Подустали люди, за неведомым гоняться-то. А еще больше Глюк устал - кому же понравится, когда за ним охотятся? Начал он людей бояться, по щелям разным прятаться, да по лесам бегать. Одичал почти что...
А большинство людей решило, что раз счастье не поймать, надо на него силки ставить. И самим ждать, пока оно придет. И ждать стали. Так еще лет пятьсот пролетело, ждать-то - не ловить, тут терпение нужно. Клабуш наш уже и бояться почти перестал. А все равно к людям с недоверием относился, да в силки к ним не спешил.
Тут-то и людям ждать надоело, и начали они жить, как жили, а все не совсем так - иногда, по привычке, за счастьем гонялись, да ждать его пробовали.
А Глюк скучать начал. Попробуйте-ка пять сотен лет в лесу прожить, да по щелям попрятаться, сразу узнаете, что такое одиночество. А так как изначально Глюк был клабушем домашним, в тепле нуждающимся, то и начал потихоньку к людям подтягиваться. Да только не к тем, что о нем мечтали, и желали страстно, а к другим, что жили себе спокойно, дома строили, детей заводили, да любили друг друга, и никакого Глюка им было не надо, у самих все было. К ним-то Глюк и тянулся. За печкой посидит, бывало, посмотрит на всех, как живут дружно, теплом покормится, да и дальше пойдет, здесь-то он и не нужен совсем, и без чужого Счастья здесь хорошо, свое есть...

С тех-то пор и делятся люди на тех, кто Счастье ловит, на тех, кто Счастье сидит да ждет, тоскуя, и на тех, кому оно и не надо вовсе - друг друга любят, да живут дружно, а счастье - оно к ним само тянется.




Может, он немцем был* - подразумевается Das Gluck (э.. там у-умлаут должно быть, но при попытке запостить все падает, и кодировки жюткие становятся. Совсем...) (нем.) - счастье.