- Меня зондировали.
- И успешно?
- Бестактный вопрос! (с)

В прошлый вторник у меня случился апПендиЦит. Архиважные дела помогали мне его игнорировать до позднего вечера - пока я не вернулся домой и не изобразил на диване хореографическую композицию "Умирающий лебедь". Жена, никогда прежде меня в этой роли не наблюдавшая, заподозрила неладное и после длительных препирательств со мной вызвала-таки скорую. Скорая, в свою очередь, долго подозревала меня в симулянтстве и других смертных грехах, продавила мне весь живот до позвоночника, ничего похожего на аппендицит не обнаружила, но все-таки транспортировала в больницу. Там мне сразу сказали: срочно на операцию. И вот тут-то все и началось.

Сначала мне предложили сдать ценные вещи - под опись. Смешливые женщины тщательно, как в замедленном кино, пересчитывали количество моих банковских карт и наличных. Потом они обнаружили в бумажнике карман, полный мелочи, и я решил, что это конец - в операционной меня не дождутся. Погасят свет и разойдутся по домам. Я пообещал дамам подарить всю эту мелочь, если они не станут ее пересчитывать и вносить в опись. Тем и спасся. Как мне казалось.

Потом меня привезли на операцию, но выяснилось, что там очередь: оба стола заняты, работа кипит, топоры скальпели так и мелькают. Операции закончились одновременно, и я услышал, как будят парнишку: "Иванов! Эй, Иванов!" - и как гражданина пенсионного возраста: "Александр Иванович! Голубчик! Просыпайтесь!". Я подумал, что надо будет обязательно запомнить, как будили меня. Но не запомнил.

Следующее, что я увидел - это палата на три койки, женский берет на столе и рука в женском кружевном манжете на кровати напротив. Я с ужасом подумал, что или медсестры ошиблись палатой, или врачи - операцией, и провалился в сон. Проверить ни то ни другое у меня не было сил. Правда, сон был недолгим. Вскоре выяснилось, что берет и рука в манжете принадлежат жене прооперированного деда. Оба они были глухи и потому громко кричали друг другу. Но все равно не слышали - в отличие от меня. С 5 до 9 утра одна тема сменяла другую, потому что каждому слышалось что-то свое, сокровенное, и к завтраку я был на грани сумасшествия.

Завтрака, конечно, мне не полагалось. Одежды, как вскоре выяснилось, тоже. К обеду пришло известие, что палаты переформировывают, и мы должны отправляться в шестиместную. А я все еще щеголял в модной простыне, в которой меня везли на операцию. Не посмотрев, что я только что из-под наркоза и мне положено лежать и умирать, устроил скандал. Одежду мне сразу принесли - причем всю, включая куртку и казаки. Отказываться не стал, попрятал в тумбочку на случай побега.

Дальше неинтересно. В течение нескольких дней таскался по коридорам, согнувшись буквой зю, все участливо спрашивали, ножевое у меня или огнестрел. Говорить правду было неловко, по большей части я смущенно молчал, и все решили, что и то и другое плюс еще пытки огнем.

А потом поступила многочисленная группа с реальным огнестрелом и ножевыми, и всю нашу палату срочно выписали.