Трек 56. «На грани разоблачения»
— Молодые люди? Ну что же вы замолчали? — раздаётся громкий голос профессора. Мы одновременно вздрагиваем и поднимаем на него глаза. — Что-то не так? Или это мой вопрос вызвал у вас такой ступор?
— Н-нет, — Дом пытается выдавить из себя улыбку, но она получается натянутой.
— Всё в порядке, мы просто... переволновались, — я чувствую, как начинает гореть моё лицо. — Ваш вопрос очень серьёзный, а мы не...
— ...совпадение частот. Или энергий, — Дом сильнее вжимается в диван. — Я... то есть мы... провели аналогию с акустическим резонансом. Хотя вопрос о приёмнике энергии на Земле всё равно остаётся открытым.
Он переводит дух, смотрит какое-то время на свои ноги, видимо, собираясь с мыслями, затем поднимает взгляд на учёного.
— И знаете, если внимательно посмотреть на графики вспышек... Думаю, аварийная работа энергосистемы города — это не самое страшное, что могло произойти, — его голос вдруг звучит совершенно буднично, как будто он рассказывает не о вероятном конце света, а о том, что ел сегодня на завтрак. — Если аномальная активность нейтронной звезды не прекратится, миру придётся столкнуться с куда более серьёзными... неприятностями.
Профессор открывает рот, будто хочет что-то сказать, но, бросив мимолетный взгляд на блокнот, лежащий на столе, просто молча кивает.
Я смотрю за окно, вслушиваясь в хаотичный треск незнакомого прибора, и пытаюсь прогнать прилипчивое чувство тревоги.
— В общем, я согласен рассмотреть вашу гипотезу, — голос астронома буквально выдёргивает меня из размышлений. — У меня остались кое-какие связи в научных кругах. И есть пара очень хороших знакомых среди тех, кто занимается изучением данной проблемы. Думаю, я смогу переговорить с ними в ближайшие дни. Вы же продолжайте вести аналитику.
Я слышу, как Дом рядом вздыхает с облегчением. Кажется, наш трудный разговор близится к логическому завершению. По крайней мере, на сегодня.
— Ну что ж, задержу вас ещё на пару минут, — с этими словами учёный делает несколько фото моей таблицы на смартфон. — Извините, единственный копировальный аппарат почил в бозе. Приходится осваивать современную технику.
Наконец он закрывает блокнот и отодвигает его на край стола. Я неуверенно встаю с места и, сделав несколько шагов, забираю его. Оборачиваюсь к Доминику и улавливаю его чуть заметный кивок: нам определённо пора делать ноги отсюда, пока не случилось ничего экстраординарного.
Собравшись, мы прощаемся с профессором, но когда мы выходим из кабинета, он вдруг окликает моего спутника.
— Молодой человек!
Я смотрю на Доминика и вижу, как на его лице отражается растерянность. Он медленно поворачивается к астроному, пряча руки в карманы джинсов.
— Д-да?
Зато на лице профессора сияет насмешливая улыбка:
— Так вы выяснили, может ли звезда взорваться от переизбытка чувств?
— Э-э-э... — Дом нерешительно смотрит на меня, затем его взгляд возвращается к собеседнику. — Нет, я в процессе. Работаю над этим.
Он опускает глаза и делает поспешный шаг за порог кабинета, на ходу прощаясь с учёным.
На улице я наконец перевожу дух. Под звонкую перепалку воробьёв и стрекотание кузнечиков напряжение постепенно спадает, и мы останавливаемся на нижней ступени крыльца.
— Ну-ка, покажи руки? — прошу я, дотрагиваясь до запястья Доминика.
Он медленно вынимает ладони из карманов и протягивает их ко мне. В теплых лучах вечернего солнца свечение его пальцев почти незаметно.
— Дом, ну мы же договаривались...
— А что я могу поделать? — Доминик трясёт руками возле моего носа. — Я это не контролирую. Оно само...
Он виновато замолкает, опустив глаза.
— Ладно, пойдём чуть посидим. Вон в той беседке, — я делаю взмах рукой себе за спину. Чуть поодаль, за высокими кустами боярышника, среди стройных сосен притаилась старая деревянная ротонда. — Кажется, нам нужно немного успокоиться и прийти в себя.
— Как думаешь, он что-нибудь заметил? — Дом устраивается на деревянной скамейке, прислонившись спиной с нагретой солнцем деревянной стенке беседки и вытянув ноги.
— Трудно сказать. Наш «звездочёт», похоже, тоже не промах. Догадливый и с хитрецой, — я облокачиваюсь спиной на плечо Доминика, забравшись на скамейку с ногами. — Но ты, конечно, тоже молодец... Так инициативу в свои руки взял. С этими теориями, червоточинами...
— Я подготовился, — деловито отвечает Дом и тут же хмыкает, стараясь не рассмеяться.
— Ну так и что мы имеем в результате?
Я чувствую спиной, как Дом пожимает плечами:
— Ну, кроме того, что он нам вроде бы поверил, больше ничего.
— Не густо.
— А ты думала, что он разом решит все наши проблемы?
— Хотелось бы. Если б он только мог... — я задумчиво кручу цепочку с подвеской-нотой на запястье. В парке терпко пахнет нагретой на солнце хвоей, и мне кажется, будто воздух насквозь пропитан сосновой смолой.
Некоторое время мы сидим молча. Внезапно Дом дёргает плечом и, посмеиваясь, спрашивает:
— Может, в кафе?
Я медленно опускаю ноги на пол.
— Туда? — тыкаю пальцем по направлению автобусной остановки. — Да там же опять... эта.
Мои губы сами собой поджимаются и вытягиваются в тонкую линию, а брови хмурятся. Встав со скамейки, я машу рукой, изображая, как наша официантка оттирала кофейное пятно с белого накрахмаленного передника. Дом заливается смехом, тянется и закидывает руки за голову.
— Когда ехали сюда, я видела, что на соседней остановке продают варёную кукурузу. Пошли лучше туда.
— О, такое я ещё не ел!
— А ты ещё светишься?
Дом вытягивает руки над головой и, прищурившись, внимательно на них смотрит.
— Не-а.
— Ну-ка, повернись, — я кручу пальцем в воздухе, и Дом понимает меня с полуслова: поворачивается ко мне спиной и расстегивает пару пуговиц на рубашке. Я заглядываю за воротник: татуировка-созвездие на лопатке чуть заметно пульсирует лиловым светом.
— И что там? — он тоже пытается заглянуть себе через плечо.
— Мама на связи, — хмыкаю я.
— Ясно, она нас подслушивает, — Дом поправляет воротник, застегивает пуговицы и вдруг встаёт со скамейки, прикладывая ладони рупором ко рту. Я с недоумением смотрю на него, а он, вскинув голову, кричит в деревянную крышу беседки:
— Мама, успокойся — у меня всё хорошо! И нет, это не то, о чём ты подумала!
После секундной тишины мы покатываемся со смеху и остатки волнения последних дней тают сами собой.
Дом с улыбкой хватает меня за локоть и тянет к выходу из беседки.
На соседней остановке возле фонтана действительно стоит палатка торговца кукурузой. Завидев нас, направляющихся к палатке, загорелый седой продавец широко улыбается и приветственно машет рукой. Я покупаю нам с Домиником по початку ароматной дымящейся кукурузы. Продавец ловко накалывает их на большую двузубую вилку, посыпает солью, заворачивает в салфетки и укладывает на бумажные тарелки.
— Может, что-то ещё? — он протягивает нам тарелки и снова радушно улыбается.
— Лимонад! — Дом тычет пальцем в жестяные банки в холодильнике, и я соглашаюсь.
Мы садимся на каменный парапет фонтана, Дом вытягивает ноги и блаженно вздыхает:
— Ну что, отметим сегодняшний день? Мы его всё-таки пережили.
С этими словами он вгрызается в горячий ароматный початок.
— М-м-м, — мычит он с набитым ртом. — Мне определённо нравится быть человеком.
— А мне нет, — я с лёгкой улыбкой смотрю на него, отряхивающего с колен осыпающуюся с кукурузы соль. — Давай махнёмся? Ты останешься здесь вместо меня, а я отправлюсь туда, к твоей маме.
Я поднимаю глаза к небу. Дом замирает на мгновение, потом громко фыркает, отчего зёрна кукурузы разлетаются вокруг.
— Не пущу, — бормочет он, даже не смотря на меня. А я просто молчу в ответ, потому что бывают такие моменты, когда слова кажутся лишними. Выковыриваю из початка золотистые зернышки и закрываю глаза, чувствуя, как на шею и волосы оседает мелкая прохладная водяная пыль от фонтана. Словно тысячи крошечных звёзд, вмиг тающих на коже.
— Знаешь, наверное, это самое необыкновенное лето в моей жизни.
Дом в этот момент воюет с ключом на банке лимонада. После моих слов он приподнимает одну бровь и хитро смотрит на меня.
— Это ещё почему? — он сильнее дёргает рукой, и банка наконец поддаётся с громким щелчком и шипением.
— Потому что раньше у меня не было светящегося кота, — смеюсь я.
— А ещё ты никогда не парила в невесомости и не лазала по заброшкам?
— А вот и не угадал... Лазала. В далёком детстве. Но тогда это было не так эпично, как в прошлый раз... с тобой, — я вспоминаю, с каким жутким грохотом от музыки Доминика в заброшенном цехе рухнула балка, и невольно поёживаюсь.
Дом смотрит на меня и вдруг толкает плечом — аккуратно, как будто без слов говорит «сейчас я здесь с тобой, и у нас всё хорошо». Мы сидим в тишине, слушая, как шумит вода в фонтане и кричат дети на площадке неподалёку. Время словно замедляется. В воздухе висит запах пыли, мокрого камня и чуть уловимый аромат кофе из летнего кафе поодаль — совершенно обычный и ничем не примечательный вечер в маленьком городе. Вот только этот город даже не подозревает, что два его жителя совсем недавно почти полностью парализовали его жизнь. А сегодня обсуждали с учёным теорию червоточин и квантовую запутанность, пытаясь разобраться в самих себе.
— Вот и это однажды станет воспоминанием, — наконец произносит Дом. Его голос, спокойный и вкрадчивый, смешивается с шумом воды в фонтане. — Как мы сидим тут. С этой кукурузой и лимонадом... И когда-нибудь, может, через год или пять, или десять ты обязательно вспомнишь этот вечер. Даже если...
Он вдруг замолкает, но я и так понимаю, что он хотел сказать.
— А я, наверное, никогда не перестану удивляться этому вашему... — Дом крутит полупустую банку с лимонадом в руках, подбирая подходящее слово. — Человеческому умению делать такие моменты. Просто сидеть, есть эту кукурузу и разговаривать ни о чём и обо всём сразу. В космосе такого нет.
Он немного хрипло смеётся, а я молча упираюсь плечом в его плечо в ответ. Дом прав: такие моменты гораздо важнее всей нашей космической мистерии и даже — как бы цинично это ни звучало — важнее вероятного конца света. И в этой тишине, под безразличный шёпот города, мне на мгновение кажется, что мы можем обмануть даже саму вселенскую бесконечность — просто оставаясь здесь, на краю каменного парапета у монотонно журчащего фонтана.