какой нам, к черту, ксанакс. мы и без ксанакса тормозим как стадо ленивцев в сиесту.
получаем месяц назад письмо из местного центробанка. типа приходите уважаемый товарищ к нам на селекторную конференцию, может че-нить напишете. мы отвечаем, что придем, и ведь действительно: приходим. но перед этим пробегаем письмо глазками, чтобы хоть тему узнать и число, когда приходить-то. цепляемся все теми же глазками за число 10 и полагаем изучение письма законченным.
в 9.45 мы приходим в центробанк. предстаем перед охраной и говорим охране хамоватым голоском (мы всегда говорим с охраной хамоватым голоском): у нас тут типа конференция селекторная. с москвой. давайте-ка, в сторонку. охрана на нас смотрит в точности как на какого-нибудь таракана - равнодушно-непонимающе - и говорит: че? какая конференция? мы ваще не по курсу мужик.
мы вынимаем письмо и хамоватым же жестом пришлепываем его к стеклу. охрана смотрит уже скорее непонимающе. чем равнодушно, потом зовет другую охрану. мужского пола. та охрана выходит к нам уже живьем, берет письмо и уходит. мы стоим и куксимся. в смысле, морду кривим. а морду мы кривить, надо сказать, умеем. потом охрана мужского пола возвращается, неуверенно произносит: это вроде бы в пять должна конференция быть, и уже более уверенно: вы это, позвоните по телефону такому-то. все с той же кривой мордой мы подходим к телефону и набираем номер. да, - говорит тетенька на том конце провода. - да вы что, поохуевали там все, - чуть не говорю я, но не говорю, а говорю что-то более вежливое. хотя тоже не сильно-то и вежливое. - да, да, - рассеянно говорит тетенька, - конференция. да, как же. ну вот другая тетенька, которая ею занимается, по другому телефону разговаривает, но как я помню, она в 10 по МОСКОВСКОМУ времени должна начаться и не здесь, а в телецентре на ленинградской. там вроде в письме написано. мы скашиваем глаза в письмо. и надо ли говорить, что наши глазки мгновенно выцепляют из общей мешанины букв и цифр слова ПО МОСКОВСКОМУ и ТЕЛЕЦЕНТР НА ЛЕНИНГРАДСКОЙ. опустим, как говорил марк твен, занавес и над этой жалкой сценой.