то в локалке нашла странный недописанный рассказ. Чей-то. Мне кажется, этот кто-то (или эта?) очень талантлив(а). Поэтому вешаю сюда. Интересно, согласитесь ли вы со мной?

Глава 1.

Наташу разбудил телефонный звонок матери в семь часов утра, интересующейся, а не проспит ли её девочка свой последний экзамен, так что Наташа встала на час раньше положенного времени и, страдая от жары, которая не прошла даже с ночью, стала медленно собираться. Мысли её были от этого экзамена очень далеко.
«И почему я не отключила телефон? – зевая, задавалась вопросом она. – Нет, Господи, ну почему я его не отключила, а? Вот она, несправедливость жизни – даже поспать не дадут».
Наташа жила отдельно от родителей в небольшой однокомнатной квартирке на последнем этаже кирпичной девятиэтажки, какие ещё попадаются в старых районах города Москвы. Буквально пару месяцев назад, перед поступлением в институт Наташа всеми правдами и неправдами вырвалась из-под чрезмерной родительской опёки, уговорив бабушку, которой собственно эта квартира и принадлежала, поменяться с ней местами хотя бы на время. Чего ей это стоило, даже вспоминать страшно.
Бабушка уговорилась неожиданно легко, а вот мама... Мама согласилась на это только в тот вечер, когда отчаявшаяся Наташа решила при ней сварить приворотное зелье. После шести часов проветривания, продолжительных воплей и последовавшим за этим пакованием её чемоданов, Наташа решила, что в магической книге кто-то перепутал приставки, и зелью больше бы подошло название отворотное. Поворот от ворот собственной квартиры оно, во всяком случае, гарантировало стопроцентно. А может, просто не стоило заменять корень мандрагоры банальным сельдереем?..
Следует отдельно сказать, что Наташа была ведьмой. Точнее, ведьмочкой. Дар у неё был, но она не лазила по ночам по кладбищам, ненавидела жертвоприношения и кровь, а так... немного приколдовывала. Правда, часто с непредсказуемыми для всех и самой себя последствиями. А всё потому, что слыла новатором и постоянно пыталась переделать нормальные старинные заклятия и зелья на современный лад.

* * *

В день сдачи последнего экзамена Ева безбожно проспала. Это было и не удивительно: родители её ещё вчера уехали в очередную археологическую экспедицию куда-то на дальний восток, а такую бесполезную в хозяйстве вещь, как будильник, Ева не слышала напрочь. И вот, совершенно случайно разбуженная сигнализацией машины под окном на 40 минут позже необходимого, Ева носилась по квартире со скоростью испуганного сайгака, материлась на всех известных ей языках и методично наводила в трёх ещё недавно идеально убранных комнатах своего жилища полнейший хаос. Одевшись, наконец, Ева побежала умываться, но пока она чистила зубы, подгорела яичница. Услышав шипение и почувствовав запах гари, Ева с пеной у рта понеслась на кухню, по дороге нещадно отдавив босой пяткой хвост любимого кота. И ровно в одно и то же время с его оскорблённым «Мя-ау!», во всём доме отключили свет. Электрощипцы для завивки, естественно, нагреться даже не успели...
«Ну почему мне так не везёт, Господи? Почему всегда именно мне?» – задалась вопросом Ева, вылетая из дома полуголодной, взъерошенной и обозлённой на весь свет.
Ева действительно в этом отношении была редким человеком. Всё, что могло случиться непредвиденного и пакостного, именно с ней и случалось. Она влипала во все неприятности, которые можно было найти, и которые, казалось бы, найти не возможно. Однако при этом, Ева всегда умудрялась вылезти из передряг без особых последствий для себя. По-видимому, только для того, чтобы иметь возможность снова куда-нибудь вляпаться в самом ближайшем будущем.
…
Тут как мы у церкви, не видя друг друга, причитаем.
После экзамена настало самое ужасное для любого абитуриента время – ожидание результатов. Рядом с институтом как по заказу находилась небольшая церквушка, в которую кандидаты в студенты в это мгновение совершали настоящее паломничество.
Наташа стояла около этой самой церкви и тихонько причитала себе под нос:
– Господи, я, конечно, понимаю, что тебе всё равно и всё такое… ну услышь меня, я же справедливости прошу…
В церковь Наташа как и любая ведьма зайти не рвалась, но вот рядом, на святой земле постоять, да ещё какое-нибудь заклинание состряпать…

Ева стояла около церкви, и что-то бурчала себе под нос. В церковь она заходить не хотела, так как давно считала, что все эти батюшки к истинному Богу никакого отношения не имеют, но вот беседы с Господом можно было вести и на святой земле.

«Надо же, как усердно молятся! – восхитился Господи. – Даже я услышал!»

* * *

Ева проснулась со страшной головной болью – вчера бурно наотмечалась по поводу поступления в институт.
– Оум... м... – промычала она, пытаясь хоть немного приоткрыть глаза. – И хдей-то я? Господи, мне бы сейчас сигаретку...
«А я-то тут при чём?» – удивился в это же время Господи, озираясь по сторонам. Странный голос как раз оторвал его от первого из еженедельных отчётов архангелов.
Ева пошарила под ворохом одежды и, с закрытыми глазами нащупав пачку, в предвкушении её открыла и встряхнула.
Ничего.
Всё ещё, не открывая глаз, она по инерции потрясла пачку снова. И всё с тем же результатом.
– Не понял? – Ева кое-как продрала глаза и озадаченно вгляделась в пустую пачку. – Как так? Господи, где ж мои сигареты? Где ж они, Господи?
«Откуда же я знаю? Курить надо меньше», – посоветовал Господи назидательно, всё ещё удивляясь неизвестно откуда взявшемуся голосу.
Ева уже в панике стала перекапывать вещи, бумаги, рыться в косметичке и пепельницах, всё это время отчаянно причитая:
– Господи, мне б хоть бычок пару раз затянуться, ну, пожалуйста, Господи, пошли мне бычок, я ж умру, если его не найду…
«Ну, уж это вряд ли, – посомневался Господи, отыскав, наконец, обладательницу голоса – бойкого вида девушку лет восемнадцати с медными волосами и выразительными голубыми глазами. – Тебе до этого ещё далеко».
– …боже, обещаю, я курить брошу…
«Ага, и я тебе как будто верю».
– …только найди мне этот бычок!
«И где же я тебе его найду?» – Господи, не в силах больше выдерживать все эти стенания, тоже стал оглядывать комнату.
– Ох, сил моих больше нет, умираю! Господи, хочешь, я тебе свечку поставлю? Или даже две?..
«Да ты некрещёная! Вон, смотри, на окне валяется твой бычок, только отстань от меня».
– О, слава тебе, Господи! Я знала, ты есть, ты мне всегда поможешь...
«И не надейся, это не моё дело. И вообще, как я тебя слышу, если ты даже не крещёная?» – задался вопросом Господи, в то время как Ева, забыв про всё остальное, счастливо обнималась с окурком забытой когда-то на подоконнике сигареты.

* * *

Наталья шла по улице и страдала от нестерпимой жары. И пройти-то надо было совсем не далеко – до соседнего магазина, но даже этот поступок казался ей сейчас подвигом.
– Господи, – ныла она. – Ну, сколько ж можно, Господи?
«Так, а это ещё кто?» – только что отделавшийся от Евы Господи решил заняться насущными делами, но его оторвал новый голос.
– Ну за что мне эти муки? Всё бы отдала за дождь. Приду домой, точно наколдую. Ты слышишь меня, Господи?
«Да слышу, слышу, – Господи со скепсисом оглядывал свою новую собеседницу – примерно того же возраста девушку с зелёными ведьминскими глазами и длинными, тёмными, отливающими на солнце золотом волосами. – Тьфу ты, нечисть. Тебя не услышишь, как же, жди такого счастья».
– Так не доводи до греха, ведь, правда, начну колдовать, сил моих нет больше это терпеть, Господи…
«И я ещё и виноват??»
– …как же жарко!! Ну как так можно?
«Вот так и можно. Нечего было на целую неделю ливень наколдовывать. И вообще, отстань. У меня дел полно».
– Господи, неужели я многого прошу? Всего-то немного прохладной воды на свою голову...
«Это, пожалуйста. Без проблем».
Внезапно над головой Натальи открылось окно, и кто-то очень удачно выплеснул целый таз с ледяной водой, окатив девушку как из душа.
«Всё? Теперь отстанешь?»
– Нет! Это совершенно невозможно, Господи! – воскликнула мокрая Наташа.
«А теперь-то что не так?»
– Да за что ж мне такие муки? Да чего я тебе такого сделала?
«Сама просила воды на голову, – ехидно отозвался Господи. – У меня все ходы записаны».

* * *

– ...Что ж это творится, Господи? Что у нас за цены? Что с экономикой, а? Это же полный развал! – возмущалась Ева, покупая сигареты.
«Ага, – согласился Господи обречённо. – Ты бы на политику посмотрела... Не, не, не, – опомнился он, махая руками. – Только не...»
– А что с политикой творится! – с готовностью откликнулся голос.
«И кто ж меня за язык-то тянул?» – простонал Господи.
– Да, ты совершенно прав, Господи, нет у нас политики в стране. И политиков нет. Спасибо, что поддержал, а то я уж думала, ты говорить со мной не хочешь... Так вот, Господи, слушай мою концепцию по этому поводу...
– ...Ты это видишь, Господи? – возмущалась в это же время Наташа. – Ну чего же ты молчишь, а? Нет, ты мне ответь, где справедливость? Где смысл жизни? Я ведь умру от этой жары! Умру всем назло, а потом приду к тебе и...
– ...Пресвятые небеса, что это за рожа?..
– ...Нет, Господи, всё-таки нет справедливости на свете...
– ...Боже, Боже, ты только глянь на эту физию! И кто учил её так краситься?
– ...А может всё-таки где-нибудь есть? Тогда почему же, Господи, я не живу в справедливой стране?
...Дни шли за днями, а голоса, не смолкая, толкались в его голове, перебивая друг друга, сменяя друг друга и не давая ни минуты покоя. Господи окончательно забросил насущные дела, не в состоянии отвлечься от этих словесных баталий в собственной голове.

* * *

Афиноген чувствовал себя великомучеником. Ровно месяц прошёл с того момента, как Гена Зубан столкнулся с поэтом-старикашкой, и после этого жизнь ангела-хранителя из спецотдела по Особо Сложным Случаям превратилась если не в Ад, то в нечто, по смыслу ему близкое. А всё из-за чего? Из-за того, что его подопечный, этот, казалось бы, закоренелый уголовник, внезапно взял и... подался в монастырь! И не просто принял остриг, а ещё и развил бурную меценатскую деятельность в помощь инвалидам и престарелым. Совесть его, понимаешь ли, замучила!
Напрасно Афиноген пытался увещеваниями переубедить его всё бросить и снова вернуться к нормальной жизни, мол, ну его, этого старикашку, откопытился, так может у него судьба такая, всё было бесполезно. Отношения он уже практически никакого к Зубану не имел, так как этим делом занялись вышестоящие серафимы. Его похвалили, поздравили с успехом и заявили, что больше ему делать нечего. И вот, прослонявшись месяц по монастырю среди серафимов и монахов, Афиноген решил, что с него хватит.
Когда Афиноген появился перед престолом Создателя, Господи, подперев голову, с флегматичным видом сидел, глядел куда-то вдаль невидящим взором и задумчиво вырисовывал на своём любимом дубовом столе эпохи Цинь-Мянь высокохудожественные каракульки. Рядом со столом в две большие кучи были свалены пыльные папки с делами.
«А, буйный молодец из спецотдела по Особо Сложным Случаям? С чем пожаловал?» – равнодушно полюбопытствовал Господи и тяжело вздохнул.
«Прости, Господи, что побеспокоил...»
«Эх, – Господи уныло махнул рукой. – Поверь, Афиноген, ты ещё не знаешь, что такое по-настоящему беспокоить. – Господи снова вздохнул. – Ну, чего там у тебя?»
«Я насчёт своего подопечного, – неуверенно начал Афиноген. – Ну, авторитета Гены Зубана, который недавно в монастырь ушёл».
«Зубана? – немного оживился Господи. – Как же, припоминаю. Молодец, хвалю. Хорошо справился. Однако в чём дело?»
«Ему всего-то около сорока, здоров как бык. А в монастыре скука страшная, исправлять некого, серафимы кругом с монахами в обнимку псалмы распевают, – пожаловался Афиноген. – Я же совсем по другому профилю, я работать хочу, а меня – в монастырь. Меня! Где справедливость, Господи?!»
При этом вопросе Господи, как раз, слушавший очередные рассуждения Натальи, ощутимо вздрогнул и уставился на Афиногена.
«Чё, я чё-то не так сказал?» – забеспокоился тот.
«Справедливость, – как-то подозрительно усмехнулся Господи. – Дам я тебе работу. Как насчёт ведьмы?»
«О! – оживился Афиноген. – Пойдёт! Только… разве в наш век прогрессивного человечества ведьмы ещё остались?»
«Сам смотри», – Господи раздвинул облака.
На небольшом диванчике перед телевизором, поджав под себя ноги, сидела молодая стройная девушка в строгом классического покроя костюме, с тщательно уложенными в пучок золотисто-коричневыми волосами. Недовольно уставившись в экран зеленющими глазами, она почём зря чистила страну в целом и правительство в частности, иногда переключая своё внимание на рекламу и погоду.
«Вот, – изрёк Господь, – Это Наталья. Иди и исправляй. Ты же знаешь, ежели кто колдует, я этого не люблю».
«Ведьма? – Афиноген скептично прищурился. – Точно?»
«Типичная ведьма, – заубеждал Господь. – Некрещёная левша, всё как полагается».
«Не, ну это несерьёзно, – не поверил Афиноген. – Какая из неё ведьма, на фиг? У неё лицо невинного младенца! Подумаешь, левша, тоже мне, критерий для отбора. И вообще, она женщина! Я что...»
«Афиноген! – взвизгнул Господь – Не доводи до греха!.. А ну марш работать!»
Испуганный Афиноген исчез, и в это же мгновение в голове Господа стих один из голосов. И тут Господи понял, что его спасение близко, и для этого ему нужен ещё только один единственный ангел-хранитель. У Господа загорелись глаза.
«Найду. Хоть из-под земли достану... – Господь осёкся. – Нет, конечно, оттуда не достану, но вот откуда повыше... Есть кто у меня там, свободный?»

* * *

Ангел-хранитель из Творческого отдела Аполлонарий занимался самой неблагодарной работой – бумажной, и тихо, но в самых поэтических выражениях проклинал тот день, когда его подопечный, незабвенный Аполлон Митрофанович, окончательно тронулся умом на почве стресса, полученного при столкновении с Геной Зубаном. Поскольку ангелы-хранители сумасшедшим не полагаются, оставшийся без работы Аполлонарий робко полюбопытствовал у начальства, чем бы ему ещё заняться.
«Творческий отдел? Вакансий нет. В канцелярию», – коротко распорядилось это самое начальство, и вот уже месяц всеми забытый Аполлонарий корпел над разного рода бумажками.
Внезапно возникшая из ниоткуда длань хватанула Аполлонария за шкирку и потащила к себе. Живописно разлетелись во все стороны бумаги, а недоумённый Аполлонарий уже стоял перед Господом.
«Кажется, у тебя работы нет?» – сладким голосом полюбопытствовал Господь.
«Н-нет, – Аполлонарий захлопал густыми ресницами. – Сейчас так мало творческих людей…»
«А не хотел бы ты поработать с одной начинающей поэтессой? – предложил добрый Господь. – Она, конечно, уже не ребёнок, а молодая девушка…»
«Девушка? – Аполлонарий с сомнением посмотрел на Господа. – Но ведь я не…»
«Понимаю, понимаю, – перебил Господи. – Но ведь поэтической душе, так жаждущей вдохновения, нужна муза, и, ради исключения, не важно какого пола. Хотя, конечно, если ты предпочитаешь и дальше разбирать бумажки…»
«Нет, нет, – быстро замотал головой Аполлонарий. – Помочь натуре творческой и хрупкой мой долг святой, как истинного музы».
«Вот и славно, – обрадовался Господь и раздвинул облака, представляя ангелу-хранителю новую подопечную. – Знакомься, это Ева».
За столом в небольшой комнате удобно расположилась невысокого роста рыжая девчонка в потёртых, с множеством заклёпок джинсах и рэперском балахоне, почему-то изображающем группу «Металлика». В каждом ухе не меньше трёх серёжек. На руках – куча колец и браслетов, в пальцах – дымящаяся сигарета. Ева была задумчива, похоже, как раз решила что-нибудь сочинить. Открыв специально выделенную для этой цели тетрадку, она взяла в левую руку карандаш и задумалась.
«И это она та самая тонкая творческая натура?» – недоверчиво переспросил Аполлонарий.
«Редкого таланта девушка, – кивнул Господь. – Правда, некрещёная, но это ничего…»
«Некрещёная?!? Да и левша к тому же?? – испуганно выдохнул Аполлонарий. – Не... С такой бандиткой я работать не желаю…»
Он смолк, так как Ева начала писать, что-то бурча себе под нос. Господь и Аполлонарий с надеждой прислушались.
– Не получается мой стих,
Порыв утих.
«Вот видишь, ничего у неё без тебя не получается, – вставил Господь. – Страдает девочка без вдохновения».
«Ну…»
– И за окном – пустая ночь.
Все мысли прочь.
«И рифмой владеет», – отметил Господь.
«Да, конечно, но…»
– Тупая боль, один вопрос:
Кто был Христос?
«Вопросы христианские её беспокоят!» – с гордостью заключил Господь.
«А почему тогда не крестилась?» – парировал Аполлонарий.
– Вот брошен взгляд на светлый лик –
Прозренья миг.
«Мария-Магдалина не иначе», – сделал вывод довольный Господь.
«Внешне как-то не похожа», – не согласился Аполлонарий.
– Он, как и я, однажды вдруг
Не поднял рук.
«В смысле?» – нахмурился Господь.
Аполлонарий благоразумно промолчал.
– Он так устал и понял он,
Что обречён.
«Ну уж это брехня!» – возмутился Господь.
– Он проиграл финальный бой.
С самим собой.
«Хулиганка! – оскорбился Господь. – Кто так стихи пишет???»
«И вы хотите, чтоб я с ней работал???» – схватился за голову Аполлонарий.
«А кто???»
«Сие писанье – не талант!» – категорично заявил Аполлонарий.
Господь оказался перед мучительным выбором: либо признать, что вся эта чушь действительно имела место, либо на неопределённое время остаться один на один с голосом.
– …Не я, не вы – пусть судит Бог,
Что не сберёг.
Произнёс в это время голос.
«Марш», – внезапно осипшим голосом пискнул Господь, указывая на выход трясущейся рукой.
«А...»
«И этот перечит! – Господь окончательно разозлился. – Аполлонарий, ты что, желаешь лет триста разбирать бумажки?? Щас я это обеспечу!»
«Уже бегу», – перепуганный Аполлонарий исчез.
Через мгновение из головы Господа исчез и этот голос. Не веря своему счастью, Господь облегчённо вздохнул.


Глава 2.

Наташа приехала за полчаса до начала лекции и оказалась одной из первых, кто зашёл в аудиторию. Не мудрствуя лукаво, она заняла первую парту.
Ева опоздала. Причём, несмотря на все усилия Аполлонария, опоздала так, что когда она, запыхавшаяся, влетела в аудиторию, осталось свободным одно единственное место на первой парте около Наташи. Куда Ева без раздумья и плюхнулась, бросив косой взгляд на свою соседку. «Высокомерная гордячка и аристократка», – решила она.
Наташа в это же время косо глянула на нежданную студентку. «Опоздала, да ещё так нагло себя ведёт. А одежда...»
Их взгляды встретились, и лица обеих перекосили оскаленные гримасы а-ля «самая дружелюбная улыбка на планете».
– Можно? – запоздало полюбопытствовала Ева, почти не разжимая растянутых губ.
– Всегда пожалуйста, – процедила Наташа, по-прежнему змеино улыбаясь.
Лектор продолжил, и девушки потянулись за ручками.
«Тоже левша?» – удивилась Наташа, поглядывая на Еву.
«И эта туда же?» – изумилась Ева, косясь на Наташу.
«И как она затесалась в наши ряды? Да, правду говорят, в семье не без урода», – подумали обе.
Наташа гордо склонила голову и стала писать лекцию.
Ева независимо открыла тетрадь и стала строчить стихи.

* * *

«Не-е... Не может быть, – Афиноген даже глаза протёр, увидев давнего недруга. – Ты!!»
«Ты мне не вы... Вы мне не ты... Опять! За что мне этот ирод, Боже!» – взвизгнул Аполлонарий.
«Ша, аспид! Я тя щас за ирода...»
«Изыди!»
«Сам вали с дороги!» – разозлённый Афиноген набычился и замахнулся.
«Не могу я, это... Я того... Вы это, тихо, тихо, тихо... Вон там это... Я не могу далеко...»
«Да всё ты можешь, трепыхалка! Где твой хозяин?» – всё ещё грозно спросил Афиноген.
«В-вон», – пискнул Аполлонарий испуганно, показывая пальцем на Еву.
«Чё?? – Афиноген открыл рот. – Не втирай мне очки! С каких это пор…» – Афиноген осёкся, посмотрел на Наташу и задумался.
Короче, вокруг них ангелы-хранительницы – матроны, которые вяжут носки и внимают преподу. Они шикают на этих двоих и укоризненно на них взирают. Так что Гена с Полей затихают, но стараются порхать подальше друг от друга с самым независимым видом.

* * *

В понедельник и Ева, и Наташа ехали в институт с каким-то напряжённым ожиданием. Увидев друг друга в одной группе, они даже не очень удивились. Когда начался тренинг, они выбрали место друг против друга, и весь день внимательно друг за другом наблюдали. На первом творческом задании Наташа проявила свой командный характер, на что незамедлительно отреагировала ехидная Ева со своей ядовитой критикой. В результате чего группа задания так и не выполнила, к тому же расстались все с испорченным настроением и больными головами.
Хмурая Ева приехала домой. На глаза ей попалась статейка с незатейливым названием: «присниться милому во сне».
– Он будет повторять ваше имя помимо своего желания, – прочитала Ева. – Стопроцентная гарантия… о! – возликовала она. – Щас я тебе приснюсь! Так, что бы выбрать…
Сон Наташи: Вокруг неё, по-мультяшному невероятно, скакал то ли клоун, то ли скоморох, в нелепой яркой одежде с колокольчиками и громким, хорошо поставленным голосом шоумена восклицал:
– Баклажаны! Красные баклажаны!
У скомороха почему-то было Евино лицо.
– Смотрите, сколько тут красных баклажанов! Спешите видеть! – скоморох с лицом Евы театрально встряхнул зазвеневшей шляпой. Из той посыпался дождь конфетти, которые в полёте превращались в красные баклажаны.
– Красные баклажаны! Красные баклажаны! – радостно взвыла Ева и запрыгала вокруг Наташи ещё более активно.
– Чушь какая, – буркнула Наташа, растерянно рассматривая парящие вокруг неё красные баклажаны. – Что это за ерунда?
– Это – красные баклажаны! – тотчас сообщила Ева-скоморох. – Ну же, повторяй за мной, красные баклажаны! Ну? Красные баклажаны! Ба-аклажа-аны кра-асные! – пропела она, звеня колокольчиками.
– Да при чём тут красные баклажаны?! – воскликнула Наташа и… проснулась.

Вторник. С утра Наташа встала с тяжёлой головой. Когда на тренинге их попросили назвать одно слово по выбору, она неожиданно ляпнула:
– Красный баклажан.
– Одно слово, – напомнила ведущая.
– Красный баклажан, – уже нахмурившись, всё же произнесла Наташа.
– Одно!
– Ба-аклажан. Красный, – неуверенно протянула Наташа.
Ведущая схватилась за голову, а с противоположной стороны послышалось гаденькое хихиканье. Сумрачный взгляд Наташи упал на потирающую ручки и совершенно счастливую Еву. Мгновенно осознав, кто является источником её мучений, Наташа сощурилась от злости, пообещав себе непременно отомстить за содеянное.
В течение дня её разговоры ещё не раз сбивались на красные баклажаны, а посему эта решимость ещё больше усилилась. Домой Наташа приехала обуреваемая жаждой мести и желанием крушить и рушить всё подряд. Схватив магическую книжку, она стала искать способы защиты. Нашла только один совет – чтобы не наслали наваждения, лучше не спать.
– Не спать. Хорошо! Отлично! Я всё равно спать не собиралась! – мстительно выдохнула Наташа. – На меня заклинания насылать! Это ж надо! Тоже мне, колдунья нашлась! И как у неё только получилось-то?.. Ну ладно, щас я на тебя такую порчу наведу…
Полночи Наташа бубнила какие-то заклинания.
Сон Евы: Внезапно раздался противный скрип, и Ева увидела, как из угла комнаты вышла… Наташа! Наташа была в странной остроконечной шляпе с широкими полями и какой-то нелепой, размеров на пять больше, чем она, фиолетовой накидке. Лицо у Наташи было хмурое, за собой Наташа тащила метлу и огромный чугунный котёл, в котором что-то булькало. Ева раскрыла рот. Наташа же хозяйски огляделась, поставила котёл прямо по центру комнаты, встала напротив Евы и, размешивая его содержимое метлой, стала бурчать что-то себе под нос.
– Эй! – осторожно позвала Ева.
Ноль внимания.
– Эй! Ты чего тут делаешь? – спросила Ева погромче.
– А? – на мгновение оторвалась от котла Наташа и укоризненно посмотрела на неё. – Не мешай мне наводить на тебя порчу, – потребовала она и продолжила своё бурчание.
– Ни фига себе… – выдохнула Ева и решительно вышла из комнаты.
Почти тотчас же раздался знакомый скрип. Ева обернулась и увидела, что всё такая же хмурая Наташа следует за ней, волоча за собой котёл и метлу. Пока Ева хлопала глазами, Наташа поправила шляпу, огляделась, водрузила котёл почти ей на ногу и снова продолжила бурчать.
Мрачная Наташа с котлом и метёлкой преследовала Еву весь сон, так что проснулась Ева рано и почти с удовольствием.

Среда. Под утро не выспавшаяся Ева выползла на кухню, довольно проглотила кусок бутерброда и сделала самую первую, самую приятную затяжку…
– И-ик!
В общем, икота доставала Еву всё утро, а приехав в институт и только взглянув на торжествующую Наташину рожу, Ева…
Весь день группа развлекалась тем, что слушала, до какой степени можно отточить силу своего остроумия и ехидства. К концу дня всем стало ясно, что это два самых непримиримых врага на очень долгое время.
Эту ночь не спали обе. Наташа, почти с головой зарывшись в магическую книжку, бубнила какие-то заклятья. Ева, соответственно, тоже. Правда, магической книжки у Евы не было, зато по дороге домой она приобрела довольно приличную стопку всяких журналов и газету «Тайная власть», где можно было найти довольно большое количество всяких заговоров на вполне доступном для понимания языке.

Четверг. Полусонные и злые, обе в мыслях постоянно срываясь на красные баклажаны, они приехали в институт. Ведущая застала парочку в пустой аудитории, ходящих по кругу и шипящих друг на друга. Чтобы провести нормально хоть один день, ведущая поставила Наташу и Еву на одно совместное задание. Все прекрасно понимали, что они его не выполнят, так хоть просто бы от них избавиться. Однако честолюбие взяло верх. Обе мнили себя великими творческими личностями с нестандартным мышлением. И, решив на время повременить с обоюдной неприязнью, всё выполнили на ура.
Они хмуро сидели в пустой аудитории и вяло огрызались. Потом стихли.
– Слушай, – наконец произнесла Наташа. – А почему именно красные баклажаны?
Они посмотрели друг на друга, а потом неожиданно расхохотались.
– Слушай, я, конечно, не настаиваю, но, по-моему, эти ребята всерьёз надеются, что мы завалим это задание…
…
В это время ангелы:
Отвлекшийся Поля внезапно услышал щемяще жалобное треньканье. Обернувшись, он узрел Гену, с выражением самой серьёзной сосредоточенности на лице, выводящего на его, Полиной, лире «мурку»!
«Р-раз пошли на дело-о, я и Р-рабинови-ич!..» – вдохновлено затянул Гена хриплым басом, ввергнув Аполлонария в крайнюю степень ужаса.
«Ты… ты… – задыхаясь, забормотал Поля. – Так вот тебе!..»
Внезапно хрупкая лира в руках Афиногена вздрогнула и превратилась в увесистую семипедальную арфу, мгновенно потяжелев и отдавив ему ногу…

Внутри... никакое