Сказка фиолетового мира
дневник заведен 18-07-2004
постоянные читатели [59]
07, Abel Naitroad, Amaranth, Artemis, Black Heart, BlutS, Boorzik, Coooooper, daemon, Depeche Mode, DRey_A, Elfwine, Estee Lau, EXotiCA, felsi, iskatel, Jenna, JulianaZee, Liinka, Marjerri, Mcferri, Miss Nothing, Murk, neMertvaR, neus500, padre A, Predator, RedLine Graphics, Samum, Seele, Sentence, SJD, sky_unltd, Snake'a, Stefani, steklo, Suzy, Terminator, TimeLine Flash, Vampire_Daphna, Zaggat, Анфея, Арахна, Букля_, Духовные происки, Клуб КИНОпередвижка, Клуб Серфенгистов, Медведяко, Менада, ПАРАД УРОДОВ, Паранормальный клуб, ПЕПЯКАМОБИЛЕ, Политклуб, Пушистик, Санька Романова, Скромняга-2, ТамаРа, Шива-созидатель, Юджико
закладки:
цитатник:
дневник:
хочухи:
местожительство:
Москва, Россия
интересы [48]
искренность, психология, кино, аниме, фантастика, весна, звёзды, Depeche Mode, Ария, жизнь, любовь, Linkin Park, астрономия, красота, Era, Babylon 5, стихи, ночь, безумие, дождь, Фэнтэзи, закат, смерть, рассвет, эзотерика, Slipknot, Будущее, гармония, дружба, глупости, садизм, Star Trek, Evanescence, мазохизм, странность, S.P.O.C.K., Книги Лукьяненко, Книги Васильева, Книга Макса Фрая, Собственная писанина, неизученное, свои глюки, чужие глюки, Книги Дж. Р. Р. Толкиена, Религии и мифы, мужская логика, ловля моментов, грабли
антиресы [7]
ложь, грубость, предательство, разлука, родственники, игнорирование, собственное прошлое
[2] 23-09-2008 14:27
...

[Print]
Imperium Tenebrarum
22-01-2007 01:45 Продолжение.
Кстати, это была зарубежная литература.
Да и Клод Фролло также был влюблён в неё.
Завершая сравнительный анализ, необходимо ещё упомянуть о которой схожести. И Умберто Эко, и Виктор Гюго несли мораль в своих романах. Пытались отразить в своих исторических романах годы, в которых жили сами писатели.
Многие частные ситуации романа «Имя Розы» и его главный конфликт вполне «прочитываются» и как иносказательное отображение ситуации нынешнего, ХХ века. в романе Умберто Эко читатель постоянно сталкивается с обсуждением вопросов, которые задевают не только исторические, но и злободневные интересы читателей. Мы сразу обнаружим и проблему наркомании, и споры о гомосексуализме, и размышления над природой левого и правого экстремизма, и рассуждения о бессознательном партнерстве жертвы и палача, а также о психологии пытки - все это в равной мере принадлежит как
XIV, так и XX веку.
В романе настойчиво звучит сквозной мотив: утопия, реализуемая с помощью потоков крови (Дольчино), и служение истине с помощью лжи (инквизитор). Это мечта о справедливости, апостолы которой не щадят ни своей, ни чужой жизни. Сломленный пыткой Ремигий кричит своим преследователям: «Мы хотели лучшего мира, покоя и благости для всех. Мы хотели убить войну, ту войну, которую приносите в мир вы. Все войны из- за вашей скаредности! А вы теперь колете нам глаза тем, что ради справедливости и счастья мы пролили немного крови! В том и вся беда! В том, что мы слишком мало ее пролили! А надо было так, чтобы стала алой вся вода в Карнаско, вся вода в тот день в Ставелло».
Но опасна не только утопия, опасна всякая истина, исключающая сомнения. Так, даже ученик Вильгельма в какую-то минуту готов воскликнуть: «Хорошо хоть инквизиция вовремя подоспела», ибо им «овладела жажда Истины». Истина без сомнения рождает фанатизм. Истина вне сомнения, мир без смеха, вера без иронии - это не только идеал средневекового аскетизма, это и программа современного тоталитаризма. И когда в конце романа противники стоят лицом к лицу, перед нами образы не только XIV, но и XX столетия. «Ты дьявол»,- говорит Вильгельм Хорхе.
Эко не рядит современность в одежды средних веков и не заставляет
францисканца и бенедиктинца обсуждать проблемы всеобщего разоружения или прав человека. Он просто обнаружил, что и время Вильгельма Баскервильского, и время его автора - одна эпоха, что от средних веков до наших дней мы бьемся над одними и теми же вопросами и что, следовательно, можно, не нарушая исторического правдоподобия, создать злободневный роман из жизни XIV столетия.
Верность этой мысли подтверждается одним существенным соображением. Действие романа происходит в монастыре, библиотека которого хранит богатейшее собрание Апокалипсисов, некогда привезенное Хорхе из Испании. Хорхе полон эсхатологических ожиданий и заражает ими весь монастырь. Он проповедует мощь Антихриста, который уже подчинил себе весь мир, оплел его своим заговором, стал князем мира сего: «Напряжен он и в речах своих и в трудах, и в городах и в усадьбах, в спесивых своих университетах и в кафедральных соборах». Мощь Антихриста превосходит мощь Бога, сила Зла сильнее силы Добра. Проповедь эта сеет страх, но она и порождена страхом. В эпохи, когда почва у людей уходит из-под ног, прошедшее утрачивает доверие, а будущее рисуется в трагических тонах, людей охватывает эпидемия страха. Под властью страха люди превращаются в толпу, обуянную атавистическими мифами. Им рисуется ужасная картина победного шествия дьявола, мерещатся таинственные и могущественные заговоры его служителей, начинается охота на ведьм, поиски опасных, но невидимых врагов. Создается атмосфера массовой истерии, когда отменяются все юридические гарантии и все завоевания цивилизации. Достаточно сказать про человека «колдун», «ведьма», «враг народа», «масон», «интеллигент» или любое другое слово, которое в данной исторической ситуации является знаком обреченности, и судьба его решена: он автоматически перемещается на место виновника всех бед, участника невидимого заговора, любая защита которого равносильна признанию в собственной причастности к коварному сонму.
В романе Виктора Гюго тоже можно проследить события, происходящие при его жизни. В «Соборе Парижской богоматери”», сплошь построенном, на эффектных “антитезах”, отражающих конфликты переходной эпохи, главная антитеза—это мир добра и мир зла, мир угнетенных и мир угнетателей: с одной стороны, королевский замок Бастилия—пристанище кровавого и коварного тирана, дворянский дом Гонде-лорье—обиталище «изящных и бесчеловечных» дам и кавалеров, с другой—парижские площади и трущобы «Двора чудес»; где живут обездоленные. Драматический конфликт строится не на борьбе королевской власти и феодалов, а на отношениях между народными героями и их угнетателями.
Королевская власть и ее опора, католическая церковь, показаны в романе как враждебная народу сила. Этим определяется образ расчетливо-жестокого короля Людовика XI, очень близкого к галерее коронованных преступников из драм Гюго, и образ мрачного изувера архидьякона Клода Фролло, созданного вслед за образом кардинала-палача из “Марион Делорм”.
Внешне блестящее, а на самом деле пустое и бессердечное дворянское общество воплощено в образе капитана Феба де Шатопер, ничтожного фата и грубого солдафона, который только влюбленному взгляду Эсмеральды может казаться рыцарем и героем; как и архидьякон, Феб не способен на бескорыстное и самоотверженное чувство.
Душевное величие и высокая человечность присущи лишь отверженным людям из низов общества, именно они подлинные герои романа. Уличная плясунья Эсмеральда символизирует нравственную красоту народа, глухой и безобразный звонарь Квазимодо—уродливость социальной судьбы угнетенных. В образе Квазимодо наиболее ярко выразился художественный принцип гротеска: внешнее безобразие скрывает в нем душевную красоту; искривленный, горбатый и одноглазый—настоящее романтическое - чудовище—он кажется «ожившей химерой», люди ненавидят его за уродство, а он платит им озлоблением; и никому, даже Эсмеральде, не дано разгадать его прекрасную душу, недаром он горестно шепчет вслед счастливому сопернику: «Значит, вот каким надо быть! Красивым снаружи!»
Именно во время написания романа состоялась Великая Французская Революция. В результате героических боев парижского народа пала монархия Бурбонов; плодами народной победы воспользовалась финансовая буржуазия, навязавшая стране новую, буржуазную монархию Луи-Филиппа Орлеанского. Народные волнения не прекращались в течение всей осени и зимы.
Таким образом, мы успели заметить, что в основном «Имя Розы» отличается от «Собора Парижской богоматери» своей эмоциональной направленностью. И если роман Эко – это здоровый разум, то роман Гюго – не менее необходимые для литературы чувства.
Закрыть