Тряпичной куклой кидают его на асфальт рядом с подъездом. Бьют по рукам, по щекам. Слезы, слезы текут по морде. Раскатывает кровавые сопли, спотыкается. Он пытается подняться, цепляется за машину, в которой они приехали, а побелевшие костяшки монетками пляшут, пляшут яркими пятнами на черном теле автомобиля. Он воет, вгрызается в асфальт, щедро сорит зубами. Только яркие красные буквы на фасаде молчащего здания рядом:

Р Б М С М Л К
Ы А Я О О О О

Подмигивают ему. Тянутся витрины, вываливаются из общего ряда. Смотрят: что там? Что там?

РЫБА

Немые телевизоры рыбьими глазами пялятся из аквариума. Что там? Что там? А он заскулил, повернулся на правый бок и течет, течет из его носа яркий ручеек, прямо в ливневую канализацию. Плывут мимо спички, вихляют щуплыми задами в мутном водовороте. И розовый цвет тянется ниточкой, просачивается между ржавых решеток. А он уже воет, стонет, хрипит пузырями из своего бездонного рта. А те уж устали бить. Да, устали. Сидят рядом с ним на нелепом и грязном бордюре, курят. В полголоса советуются.

Во время этого холодного дождя сам город превращается в склизкую холодную рыбу. Плавниками машет, бурчит и бьется об стеклянную сплошную стену воды. Разбивает голову-памятник и тонет в грязи.

МЯСО

Докурили и бьют. Поддевают подбородок носком свирепого сапога и он видит небо. А еще... а... красные буквы на фасаде. Они расплываются пятном. Раскаленные легкие глотают, вдыхают пятна. Красное въелось в кожу, впиталось навсегда в мозоли. Куском мяса лежит он в луже своей расплавленной рвоты. Переворачивается с бока на бок. Тает от жара собственного тела. Проглатывает осколки воздуха, царапает, он... царапает. Порция ударов, таких смешных, легких... Да, да... У мяса глухой звук. Р.Б.М.С.М.Л.К. Тупые концы. Он уже смеется, шамкает деснами и не может понять, что происходит вокруг. Как он не похож сейчас на себя... И видит свое отражение в глазах людей. Жмутся к стенам и мурлычут про себя, довольные коты:

-- не для нас... не... для... нас...

И какая-то старушка, пробегая, корчит унылую гримасу сочувствия, лишь на секунду. И он лишь на секунду понимает... Он все понимает. Мясо, я мясо в тонких струях дождя.

МОЛОКО

Выбили глаз и тот покатился на край света. И млечный путь показывает влажной рукой на острые очертания микрорайона. Туда и дорога. Ползет, ползет. Пробивает себе путь через соленые слезы. Кровь застывает, кровь уже не кровь. И мать снова кормит его грудью, вспыхивает вкусная память. И тепло. Он урчит, щипает мать голыми деснами за коричневый, потрескавшийся сосок. Та вздрагивает, но молчит. А он жадно хватается маленькими ручонками за ее грудь и заходится криком:

-- ы... а... я... о... о-о-о...

-- Ну, ну, ну... Тш-ш-ш-ш... маленький, маленький... Что ты, что...

Качают его огромные руки, он улыбается устало и немного нервно. Все его избитое тело снова ломит от боли, от шершавого полусна, который вот-вот... вот... Он кривит свой маленький рот и тихо шепчет:

-- ы... а... я... о... о... о... о...

На него ямами глазниц смотрит гладкий желтоватый череп, щелкает нижней, до неприличия голой, челюстью:

-- Ну, ну... маленький...

Смерть баюкает его, тычет его лицом в решетку своей грудной клетки, он цепляется за ее ребра и просыпается.

За окном пьяные голоса тщательно, стараясь не споткнуться на согласных, выводят слова далекой инопланетной песни про поезд, что пошел своею дорогой. Часы переминаются с ноги на ноги, тикают, да такают. Четыре, нет... нет... пятнадцать минут пятого.

-- па-ад Таганрогом... сре-еди...

Он встает, оттряхивается ото сна, отдергивает занавеску и всхлипывает.

-- а-а поезд па-ашел сва-аей...

Напротив мигают красные буквы, освещают дорогу, потную от дождя:

Р Б М С М Л К
Ы А Я О О О О

Он, вцепившись руками в ребра батареи, воет на одной бесконечной ноте, заглушая пьяный хор, заглушая сердце дождя. Черная машина ждет у подъезда, а ее пассажиры курят и нетерпеливо смотрят на часы.

Current music: Hole - Use Once & Destroy
Состояние: ага...